Во всех крупных чешских городах, конечно, и теперь есть фирменные магазины Bat’a (в Праге так прямо на Вацлавской площади), но на своей исторической родине Bata Shoe Organization, управляемая теперь из Монреаля, Сингапура и Лозанны, почти ничего не шьет. Полагаю, основные производства передвинули куда-то в Бангладеш и Латинскую Америку, где рабочая сила подешевле, а контролирующие органы посговорчивее. В Чехии есть только одна фабричка, на 300 тысяч пар в год, в Долни-Немчи у словацкой границы. Там выпускают в основном мужскую обувь для свободного времени марки Weinbrenner. Но это неважно: во всей Чехии, уверен, нет такой квартиры, где в платяных шкафах и обувных ящиках не стояла хотя бы одна пара ботинок или туфель, купленных в магазине Bat’a. Поделимся своим опытом: такая обувь, что мужская, что женская, практична и удобна, она, как говорится, на любую ногу, недорога (хотя часто и недешева), и, в общем, товарная линейка позволяет быстро решить проблему, особенно если ты не расположен бесконечно скитаться по торговым центрам. Расчет на массового покупателя, каких большинство.
Центральную площадь корпоративного города-фабрики предприниматель-новатор в свое время назвал площадью Труда, и здесь не обнаружишь старый-престарый собор или ратушу с золотым петушком на флюгере и курантами на башне. Нет никакого чумного столба и никакого святого Флориана, на постаменте красуется мускулистый дубильщик с устремленным в светлое завтра волевым взглядом. Вот оно, божество эпохи промышленного развития! На площади Труда стоит модернистский Большой кинотеатр, Velké kino, с залом аж на 2500 зрителей, наскоро выстроенный в 1930-е для развлечения рабочих семей, и дубильщицких, и красильщицких. Этим архитектурным чудом в Злине гордились чрезвычайно, уже «после Бати» в течение полувека здесь устраивали кинофестивали для детей, юношества и молодежи. В прямом эфире можно было послушать и посмотреть представления Metropolitan Opera. Потом вдруг выяснилось, что кинокомплекс находится в аварийном состоянии, его крыша вот-вот обвалится. Большой кинотеатр закрыли на большую реконструкцию, она затянется на несколько лет. В середине 2020-го, когда мы исследовали Злин, огромный плакат на фасаде здания многообещал скорое возвращение фестиваля к его участникам и зрителям.
Интеллектуальный, нервный и бухгалтерский центр злинского обувного производства размещался наискосок от площади Труда, в 17-этажном небоскребе, известном в городе под номерным названием «21». Именно сюда каждый день к девяти часам утра спешили на работу 3500 управляющих, конторщиков и конторщиц, здесь обитал злинский офисный планктон. Архитектор Владимир Карфик сложил 77-метровое, невероятно высоченное для межвоенной Европы здание все из тех же «Батиных модулей». Он следовал заокеанским законам деловой моды, которая тогда еще не была универсальной: каждый этаж представлял собой открытое пространство для 200 работников. Карфик по не вполне понятным для непосвященных причинам устроил кабинет главного руководителя компании в просторном тихоходном лифте, причем, как подчеркнут теперь со значением и экскурсовод, и путеводитель, это помещение снабжено даже умывальником с проточной водой. Вопреки ожиданиям туристов ни Томаш, ни Ян Антонин Батя в лифте не умывались: здание ввели в эксплуатацию в 1939 или 1940 году, когда старший из двух обувных королей уже лежал в могиле, а младший уже отправился в эмиграцию. Судя по всему, лифт-кабинет вообще не использовался по назначению, по крайней мере, подтверждений такого его использования мы не нашли. Другой характерной особенностью «21» (или, шире, трудовых соотношений межвоенной эпохи) было то обстоятельство, что женские туалеты оборудовали лишь на третьем и десятом этажах здания, зато мужские устроили на каждом. Со временем — теперь в знаменитой высотке сидят руководители Злинского края — этот гендерный дисбаланс устранили.
Исторически красивым бывший главный город чехословацких обувщиков ни в коем случае не назовешь, особенно на фоне Праги, Чески-Крумлова, Оломоуца или Микулова. Немногие здания или объекты старше 100 лет выглядят здесь неуместными, центрально-административная площадь Мира не величава и не уютна, храм Святых Филиппа и Якуба его патроны наверняка захотели бы передвинуть куда-нибудь в другое место. Достоинства Злина в другом: этот город удобен для организации эффективного конвейерного труда после ночного отдыха, он срублен без излишеств, рационально (вот как небоскреб «21») спланирован, устремлен в производственное, а теперь еще и какое-то компьютерно-дигитальное завтра. Реальный социализм, печать которого стереть с лица земли нелегко, как следует добавил этой эстетике рабочих просторов и рабочего характера, но в последние десятилетия отцы Злина поступают совершенно правильно: университетские и вообще образовательные объекты размещают прямо в центре, в Батиных зданиях или рядом с Батиными, но в похожих на них зданиях. Прямо на глазах жителей и гостей города его настоящее превращается в будущее, и кажется, что никакого прошлого у Злина не было вовсе. Штука тут вот в чем: прекрасный новый мир, кто бы его ни создавал, все равно приходится мастерить из старых материалов, даже если используешь универсальные кубы-модули 6,15×6,15×6,15.
В 1937 году, когда у площади Труда поднимался железобетонный скелет заводоуправления-небоскреба, в интеллигентной еврейской семье Штраусслер в домике на три или четыре кубика родился мальчик с популярным тогда в Злине именем Томаш. Его отец работал врачом в больнице при обувной фабрике, где еще злинскому врачу было работать? Сразу после оккупации Моравии нацистами Штраусслеры с двумя малыми детьми перебрались в Сингапур, где у фирмы Bat’a тоже было налажено производство. Все их оставшиеся в Чехословакии родственники потом погибли. Эвжен Штраусслер отправил жену с мальчишками в Индию, а его самого интернировали японцы. Доктор сгинул в море то ли на полпути к Австралии, где он намеревался записаться добровольцем в армию Соединенного королевства, то ли при бомбардировке японского судна авиацией союзников. А вдова Штраусслера Марта в 1946 году вышла замуж за майора британской колониальной армии.
Так Томаш Штраусслер превратился в Томаса Стоппарда. Он вырос, увлекся театром и стал всемирно известным драматургом, автором модных вещичек вроде абсурдистской пьесы «Розенкранц и Гильденстерн мертвы», драматической трилогии «Берег утопии» из истории русской общественной мысли или постановки «Рок-н-ролл», сценической импровизации на темы судебного процесса над андеграунд-музыкантами The Plastic People of the Universe, учиненного чехословацкими коммунистами в 1976 году. В ЧССР Стоппард, живо интересующийся политикой убежденный антикоммунист, впервые приехал как раз в то свинцовое время с правозащитной миссией в компании представителей Amnesty International. В Праге британский драматург интеллектуально подружился с опальным коллегой Вацлавом Гавелом, которому посвятил пьесу «Профессиональный трюк». Потом Стоппард учредил премию своего имени для неподцензурных чехословацких авторов, а когда цензура закончилась, снова посетил родной Злин, город, который по понятным причинам никак не мог помнить. В местном драмтеатре, ясное дело, со значением играют теперь сценическую версию «Влюбленного Шекспира», потому что именно Стоппард был соавтором сценария этой получившей семь премий «Оскар» исторической трагикомедии.
