Представительный фасад этого важного административного комплекса украшен пилястрами с фигурами-аллегориями: компанию Угледобыче и Металлургии составили Наука и Торговля. Над каменными символами Остравы возвышается самая высокая в стране ратушная башня, на 73 метра, с самыми главными в городе часами. Если подняться еще выше часов, на поднебесную смотровую площадку, можно полюбоваться на телосложение города, на его крыши и трубы к северу и югу, на его многоэтажки и храмы к западу и востоку, на стадион и парк по-над речкой, даже на Лысую гору (на силезском диалекте — Гигулу), самую высокую в Моравско-Силезских Бескидах, можно полюбоваться — ее только слегка застилает сизоватая дымка над корпусами металлургического комбината. Лысая гора известна суровым климатом, именно там (правда, давным-давно) зарегистрирован предел чешской снежной глубины, 491 сантиметр.
Каменных шахтеров и сталеваров на фронтонах зданий в Остраве побольше, чем воинов, ученых и новаторов. Они, очевидно, должны сообщать живым жителям энергию развития и созидания, но на самом-то деле чаще становятся немыми свидетелями промышленных подъемов и экономических кризисов. В таком городе не может быть конного монумента монарху и полководцу, что и подтверждается практикой: есть советский танк на гранитной подставке, есть красноармеец в обнимку с рабочим, есть чумной столб и святой Флориан, но не более. Здесь даже развлекательный центр назван профессионально, «Горняк».
Во взаимодействии и противодействии символов читается содержание главной мировоззренческой дискуссии, которую уже не первое десятилетие ведут местные интеллектуалы, — это дискуссия о преодолении остравского комплекса периферийности. В исторической стране трудно быть очень большой новостройкой, вечным номером три без особых шансов стать вторым, да и в спину никто не дышит. Столица Чехии, как и почти любая столица, ни в одном другом городе не нуждается и оттого слегка заносчива, Брно естественным образом тяготеет к Вене, а из Остравы легко добраться… ну вот до большого, но тоже провинциального и тоже промышленного польского города Катовице, там, как говорят, удобный аэропорт. В Остраве, да, имеется богатый угленосный слой, но относительно тонкий культурный, отсюда, думаю, и исходят оправдательные интонации в просветительских текстах о наступающем или даже уже наступившем расцвете искусств, о высоком качестве местных театральных трупп (что, кстати, правда). Хронология списка местных знаменитостей уходит корнями не глубже начала XX века, главная архитектура здесь, конечно, индустриальная. Самый большой в Остраве собор Божественного Спасителя (1882–1886) не просто похож на небесный корабль, он и есть настоящий корабль, какой-то причудой Господа выброшенный на угольно-стальной берег. Кружевная Прага, пряничный Чески-Крумлов, пышные Карловы Вары принадлежат совсем другой Чехии.
Транспортная развязка в силезской Остраве
Пролетарская Острава выковывает для родины привыкших к преодолениям людей твердого характера — политиков и спортсменов, генералов полиции, горных инженеров — и по большому счету только еще приступает к конвейерному производству художников тонкого нрава и поэтов с особой организацией нервной системы. Огроменная темно-синяя стрела, заключенная в окружность, эмблема сталелитейного концерна, свойственнее этому городу, чем мурал с портретом поп-дивы Мередит Брукс (не сильно-то оригинально прозванной сетевыми остряками остравской Мадонной), даже если он пульверизатора международного мастера стрит-арта Нильса Вестергарда. Или вот скульптура «Любовники» в Гусовом саду, работа Мариуса Котрбы: остроумно придуманное, очень эротичное сплетение толстых колец и труб в откровенном акте плотской любви. Промышленной любви.
Черное остравское время, как принято считать, остановили в 1990-е, чтобы оно очистилось и побелело. Посткоммунистические правительства перестали дотировать убыточную угольную отрасль, реструктуризовали металлургию — из-за экономической нецелесообразности и угрозы для человека и природы. Уменьшилось и число предприятий химпрома. Закрыли, например, завод минеральных масел Ostramo, его цеха пришли в запустение, а вот накопители токсичных отходов так и не удалось до сих пор вычистить. Отвратительные масляные озера получили романтическое название «лагуны Ostramo», но я никому не пожелаю в них купаться.
Собственно в городе уголь не добывают и нефтяные продукты не очищают уже четверть века, а вот сталь все еще, представьте себе, выплавляют. Превратился в музей один из самых известных здешних промышленных объектов, шахта Anselm. С середины XIX века она принадлежала семье Ротшильдов. Основатель австрийской ветви знаменитой финансовой династии Соломон Майер, пожалованный баронским титулом и званием почетного гражданина Вены, вложил в развитие тяжелой промышленности Моравии и Силезии значительные капиталы — и не прогадал. Ротшильд поименовал шахту по своему, уже взрослому к той поре сыну. Другой рудник Ротшильд-старший назвал именем супруги Каролины, третьему дал собственное имя. С течением времени все эти шахты попали внутрь растущей Остравы, оттого городское подземелье пронизано штольнями, штреками, шурфами и квершлагами, в которые и просела по пояс древняя крепость. Законсервированы, но все еще напоминают о себе человеческими именами и Antonin, и Jindřich, и Michal. Теперь это аттракционы для туристов: ротозеи спускаются в преисподнюю, чтобы, цокая языками, поглазеть на допотопное оборудование моравско-силезских дьяволов-рудокопов. Да, тяжек был их труд. В шахте имени Петра Безруча, например, до последних лет ее функционирования работали на глубине 1350 метров при температуре свыше 40 градусов и при почти стопроцентной влажности. Владимир Высоцкий, выходит, пел и о чешских шахтерах: «Из преисподней наверх уголь мечем…»
Еврейский капитал, как и в других странах, в Австро-Венгрии решительным образом способствовал техническому переоснащению и общему развитию. Ансельм Ротшильд творчески переосмыслил дело своего отца: в 1873 году он на паях с братьями Гутманн учредил Witkowitzer Bergbau— und Hüttengewerkschaft, угледобывающую и сталеплавильную компанию, доменные печи которой расположились в приостравском местечке Витковице. Там и вырос крупнейший в габсбургской империи, а потом в Чехословакии металлургический гигант. В 1939 году нацисты отжали высокоприбыльный и стратегически важный промысел у сына Ансельма, Альберта Соломона, вынудив его задешево продать предприятие. Но производство-то непрестанно расширялось, цеха и трубы поднимались к югу от города, у деревушек Кунчице, Кунчички и Бартовице. Остраву постепенно взяли в плотное дымовое полукольцо.
О, это был сложный и уникальный промышленный объект, на территориях которого функционировали и угольная шахта с говорящим названием Hlubina, и коксогазовый завод, и сталелитейный комплекс! Историки посчитали, что за полтора столетия непрерывного производства в Витковице выплавили 90 миллионов тонн чугуна. Несметное количество рельсов, труб и снарядов, артиллерийских орудий и мостовых пролетов, самолетов и вагонов, танков и боевых кораблей, бесшовных котлов и различных металлоконструкций состояло из витковицкого тяжелого металла!
