Австро-немецкая, солнечная сторона Шумавских гор намного круче теневой чешской. По этому хребту пролегает главный европейский водораздел, то есть одни ручьи и речки текут с шумавских склонов прямиком к Северному морю, а другие, наоборот, струятся к Черному. Эта неровная линия (в речной гидрологии ее еще называют Эльбско-Дунайской) тянется на север, к границе Чехии и Моравии, чтобы в одной точке оказаться прямо-таки зримой: утверждают, что с кровли храма Рождества Богородицы в Марианске-Горе дождевая вода стекает в разные моря. Ну а в Шумаве соединяются Тепла-Влтава и Студена-Влтава, превращаясь просто во Влтаву, первую мифологическую реку чешской истории. Шумава, продолжают географы, — одно из самых старых нагорий Европы, палеозойского периода, то есть этим горам не меньше 250 миллионов лет. Впрочем, сколько именно им лет, не имеет значения, таких чисел все равно не осмыслить. Эта местность, соответствуя древнему названию, почти сплошь, на 80 процентов, покрыта лесами, в основном хвойными, елово-буковыми и елово-пихтовыми. Остальные 20 процентов заняты болотами и лугами, которые некогда тоже были лесами, только их постепенно вырубили.
Человек разумный осваивал эти глухие места словно бы неохотно, население чешской стороны Шумавы, прилегающей к границам с Австрией и Германией, и сейчас немногочисленно, всего-то пара-тройка тысяч жителей. В одном вполне неприступном скально-лесном местечке археологи давно уже обнаружили кельтское, нужно полагать, городище, известное как Обржи-Град (Гигантский замок), но до сих пор не могут толком определить, для каких именно целей эти навалы камней были в диком крае приспособлены — то ли под капище, то ли под схрон ценностей. В средние века через Шумаву проходил один из «золотых путей», возили этой международной торговой тропой не золото, а соль, из дунайских перевалочных пунктов Регенсбург и Пассау в северные палестины. Золото, впрочем, в Шумаве тоже добывали, император и король Карл IV распорядился построить для охраны рудников на одном из перевалов крепость-замок Кашперк, сейчас полузаброшенную.
В XVII–XVIII веках в здешних деревушках стал постепенно развиваться стеклодувный промысел, требовавший дровяного изобилия. Основой экономики Бёмервальда в ту пору считались рубка и вывоз леса, для чего прямо через горы и холмы прокопали два сплавных канала. Один из них, 44-километровая трасса глубиной в сажень и шириной в две, невероятным образом, благодаря умениям лесного инженера Йозефа Розенауэра, как раз и нарушил континентальный природный баланс, поскольку отвел воды бассейна Северного моря (из речки Студена-Влтава) в бассейн моря Черного, через дунайский приток Гроссе-Мюль. Канал давно утратил хозяйственное значение и служит теперь памятником давней предприимчивой эпохи: 10-километровый участок восстановлен для показательного праздничного лесосплава. Я описывал это мероприятие в книге про историю Дуная: работяги в синих шляпах, просторных жилетах и надежных деревянных чеботах, как некогда их прапрадеды, — но теперь не хлеба насущного ради, а на потеху туристам, — благословляют короткие бревна в путь. Но лесопильное дело и сейчас делается весьма активно: вдоль автотрасс и пешеходных троп сохнут поленницы, дожидаются грузовиков на вывоз.
Быт суровых сплавщиков, железных дровосеков и широкогрудых стеклодувов занимательно описывал на рубеже позапрошлого и прошлого веков писатель-деревенщик Карел Клостерман, в реалистических романах и рассказах с немудреными названиями вроде «В раю шумавском», «Из мира лесного уединения», «В сердце шумавских чащоб». Немец Клостерман выбрал себе в основном чешскую и чешскоязычную литературную судьбу, выступал за межнациональное согласие и нажил немало врагов, поскольку считал правильным поддерживать «малый народ» в его соперничестве и сосуществовании с «народом большим». Такие взгляды в чешско-немецком пограничье никогда не пользовались популярностью. Клостерман, может, и не был перворазрядным литературным мастером, зато оставил по себе в Чешской Республике добрую память. Мне доводилось даже дегустировать полутемное пиво Klostermann производства Страконицкого завода.
Главным «поэтом Богемского леса» считается не Клостерман, а его старший коллега Адальберт Штифтер, работавший в стиле бидермайер классик австрийской литературы и живописи. Чехи тоже причисляют его к классикам, но просто немецкоязычной литературы, о государственной принадлежности умалчивают. Штифтер родился в местечке Оберплан (теперь Горни-Плана), провел детство среди гор и долин, а потом навсегда переместился в Верхнюю и Нижнюю Австрию, в Вену и Линц, где возглавлял землячество выходцев из Шумавы. Он широко известен как литературный философ. В своих произведениях, отчасти краеведческих, Штифтер любил формулировать различные нравственные законы, главный смысл которых сводился к настоятельным требованиям всеобщих справедливости и любви. Возразить против таких призывов совершенно нечего.
Проза Адальберта Штифтера по меркам сегодняшнего дня скучновата и назидательна, он не случайно всю жизнь был педагогом, зарабатывал на хлеб на ниве просвещения. В личной жизни, изобиловавшей драмами, писатель не дождался ни справедливости, ни особой любви, но страстные гуманистические проповеди сделали его человеком на все времена. Не случайно именем Штифтера, продвигавшего в том числе и чешско-немецкое сотрудничество, названа мюнхенская общественная организация, развивающая культурные и иные связи между тремя нынешними шумавскими народами. На склоне горы Плехи в 1877 году местные каменотесы по инициативе поклонников писателя-мыслителя поставили гранитную «пирамиду Штифтера». К этому памятнику ведет туристическая тропа с романтическим названием «Дух заповедного леса». От подножия обелиска открывается духоподъемная панорама горного озера, но вообще 15-метровая пирамида из обработанных вручную камней, стоящая в окружении других, природных, валунов и вековых елей, выглядит здесь чужеватой.
Писатели Клостерман и Штифтер скончались, не увидев крушения своей мечты о межнациональном согласии в Шумаве. Всех тех, кто предпочитал немецкое название Böhmerwald чешскому Šumava, во второй половине 1940-х годов принудительно отселили, их деревни взорвали и сровняли с землей, в том числе и поэтому здесь до сих пор малолюдно. После начала холодной войны и в елово-буковых, и в елово-пихтовых лесах воцарился самый что ни на есть строгий режим, только не заповедный, а пограничный. Местные жители утверждают, что кое-где в лесах Шумавы еще сохранились фрагменты минно-заградительных рубежей, но не буду утверждать этого со всей определенностью. Нет худа без некоторого добра: отсутствие даже робкой экономики способствовало лучшему обновлению природных ресурсов. Шумава получила статус национального парка, самого обширного в Чехии, и экологи теперь стерегут леса и горы не менее бдительно, чем пограничники некогда охраняли социалистическое содружество от зловредных посягательств НАТО.
Национальный парк Шумава площадью почти 700 квадратных километров — крупнейший в Чешской Республике
