«Спитфайр», украшенный трилистником, отделяют от водной глади какие-то три-четыре метра, он уже не летит, а планирует на волны, и так продолжается несколько минут, которые кажутся нам бесконечными.
Внезапно «Роллс-Ройс Мерлин» окончательно замолкает. Лопасти винта останавливаются. Пару секунд самолет следует по той же траектории, а затем камнем пикирует в воду.
Последние слова Падди, произнесенные все тем же бодрым и добродушным тоном уже после того, как заглох мотор его «спитфайра», еще долго звучат в моих ушах:
– This is it, chaps…
[33]
Я отказываюсь в это верить. Только что, секунду назад, Падди был рядом, говорил со мной, как всегда на обратном пути к базе, и в его голосе была неподражаемая смесь уверенности и теплоты, заставляющая забывать об опасностях нашей профессии. А теперь подо мной колышутся волны в радужных пятнах горючего на том самом месте, где он исчез.
Со слезами на глазах, крепко вцепившись обеими руками в рычаг управления, я, словно автомат, возвращаюсь на базу, окруженный соратниками, которые, можно не сомневаться, ошеломлены не меньше.
Сегодня, в скорбный летний день 1942 года, я потерял одним махом командира, достойного восхищения, и брата по оружию, чья дружба делала для меня не таким горьким вкус изгнания.
И горечь пива становится еще ощутимее тем же вечером в нашей столовой, где не хватает запаха табака и громовых раскатов смеха Падди Финукейна. Ни у кого нет желания шутить, даже разговоры стихают, едва начавшись. Мне невольно вспоминаются шесть десятков миссий, выполненных под началом Падди. Вперемежку в памяти всплывают пулеметные обстрелы с воздуха военных поездов и грузовиков, shipping reco (поиск морских целей) на бреющем полете над водой от Амстердама до Гавра, головокружительные бои в небе Франции и Бельгии. И каждый раз нос моего «спитфайра» был на одной линии с хвостом самолета командира звена. «Следуем друг за другом во что бы то ни стало», – таков был приказ ирландского аса, отданный мне в первый же день.
Бывали и страшные моменты. Однажды я по-настоящему испугался во время атаки на минный тральщик, слишком быстро спикировав на цель – пришлось яростно сражаться с рычагом управления, чтобы спасти свой «спитфайр» от катастрофы. Я тогда пронесся всего в нескольких метрах над вражеским кораблем и видел, как на палубе суетятся матросы. В другой раз все истребители нашей эскадрильи вернулись в Редхилл, изрешеченные пулями зенитных пулеметов после налета на два немецких крейсера, пытавшихся прорвать блокаду Ла-Манша. А сколько потов с меня сошло, когда в кабине вместе со мной оказалась здоровенная муха…
Еще в этот траурный день я вспоминаю слова Падди о том, что он никогда не сдастся в плен. Наверное, именно поэтому он остался в кабине над морем. Над землей мог бы выпрыгнуть с парашютом. Возможно, он пытался каким-то чудом приводниться? Или же хотел любой ценой дотянуть до английского берега? Теперь уже никто не узнает. Непобедимый Падди унес этот секрет с собой на дно Ла-Манша.
Ни «спитфайр» с ирландским трилистником, ни тело пилота так и не нашли.
Мне давно уже не было так одиноко. Я почти злюсь на друга, ушедшего слишком рано из своего чисто ирландского упрямства.
В Великобритании гибель Падди Финукейна, «the RAF’s greatest асе fighter» («величайшего аса истребительной авиации Королевских ВВС»), – драма общенационального масштаба, ей посвящены первые полосы всех газет. «This is it, chaps» as plane hit sea: pal avenged him»
[34], – этот заголовок был в «Дейли миррор» рядом с фотографией улыбающегося аса, одержавшего тридцать две победы.
Таким я и хотел запомнить своего приятеля Падди – с сияющими глазами и неизменной улыбкой, которая могла кого угодно увести за собой на край света в погоне за немецкими самолетами.
Часть вторая
Авантюра «Нормандия – Неман»
14
Добровольцем на Восточный фронт
«Большое шоу» продолжается, но без былого энтузиазма. Со смертью своего харизматичного лидера 602-я эскадрилья осиротела. В наступившем августе 1942 года я узнаю, что «Городу Глазго» предстоит вернуться в Шотландию для восстановления сил после исключительно тяжелого года, проведенного в боях на юге Англии.
Перспектива перелета на север меня не вдохновляет. В памяти слишком свежа трагическая гибель Падди Финукейна. И разгром в Дьепе, случившийся всего через месяц после нее, не внушает оптимизма в плане дальнейшего хода войны. Попытка англо-канадской высадки в этом французском порту на берегу Ла-Манша продолжалась менее шести часов и закончилась потерей почти половины личного состава – около 3000 человек были убиты, ранены или взяты в плен. Кроме того, союзники бросили на красной от крови гальке побережья всю военную технику и вооружение, что дало Гитлеру повод с жестокой иронией заявить: «Впервые англичане были столь любезны, что даже переплыли море, чтобы подарить врагу полный набор образцов своего новейшего оружия».
Авиация тоже заплатила тяжелую дань: 95 английских самолетов сбиты, хотя противник потерял больше сотни. В той операции принимали участие и французы, среди них Мушотт, Лабушер и Фейоль; последний пропал без вести.
В общем, мне невесело, флаг боевого духа приспущен. И первая вынесенная в приказе 22 августа благодарность от авиационного командования за 60 боевых вылетов в составе 602-й эскадрильи не сильно меняет настроение к лучшему.
Поэтому я очень внимательно выслушал капитана 3-го ранга Жюблена, который получил приказ навестить всех «свободных французов», сражающихся в разных британских эскадрильях, и явился в Редхилл.
«Мы формируем эскадрилью из французских пилотов для отправки за рубеж. Не желаете присоединиться?» – спросил представитель генерала де Голля.
Поскольку у меня уже не осталось сил сопротивляться суровому шотландскому климату, я ответил, что о лучшем предложении и не мечтал.
В ту, первую, встречу Жюблен не упомянул о России – проект находился на стадии разработки и был окружен строжайшей секретностью. Но уже самой возможности присоединиться к французскому авиаподразделению оказалось достаточно, чтобы меня убедить. Конечно, мои соратники англичане, чехи, канадцы и австралийцы проявили себя отличными товарищами, но языковой барьер все же оставался помехой более существенной, чем можно было ожидать, и лишь усиливал чувство изоляции.
Эмиссар «Свободной Франции» уехал, оставив меня в одиночестве обдумывать предложение, которое не шло у меня из головы несколько недель и выглядело все более привлекательным. Потому что в Шотландии не только гораздо холоднее, чем на юге Англии, но и боевые задания здесь не такие захватывающие. Отчаянные sweeps и rhubarbs над оккупированной Францией отошли в прошлое, теперь мы, навьюченные babies (запасными топливными баками), сопровождаем пикирующие бомбардировщики или занимаемся разведкой морских целей у берегов Норвегии.
