К счастью, градус атмосферы приема, оказанного нам местными властями, неизмеримо выше минусовой температуры воздуха, из-за которой мы все время притопываем на снегу, пытаясь согреться. А после приветственной речи от городского совета выясняется, что командир воинской части полковник Шумов определил нас на особое положение. Пилотов «Нормандии» размещают в одном из офицерских домов – здесь комнаты с тремя-четырьмя кроватями и есть отопление. Конечно, столбик термометра не поднимается выше отметок 8–9 °C, но когда за окном все минус 20 °C, это роскошь.
Впрочем, первый же обед в столовой напоминает нам о том, что дни светских раутов в Тегеране канули в прошлое. Икра, шампанское и птифуры остались в прежней жизни. После борща нам предстоит знакомство с еще одним незаменимым блюдом из рациона советских бойцов – кашей.
– Смахивает на суп из птичьего корма, – с отвращением комментирует кто-то из наших.
На следующий день при виде официанток, несущих нам эту бурду из обваренного кипятком проса, мы дружно изображаем птичек: хлопаем крылышками и кричим «ко-ко-ко!».
– Французы, французы… – качают головой женщины, но не могут сдержать улыбку.
Еще нам приходится привыкать к черному хлебу, кислому на вкус и такому липкому, что после обеда мы поджариваем его на листе железа над огнем. А что уж говорить о чае — то есть скорее о воде, едва подкрашенной коричневым, к которой полагается всего один кусочек сахара? Или о компоте – его и компотом-то не назовешь, потому что он представляет собой подслащенную воду с плавающей в ней парочкой ягод…
Тем не менее долго жаловаться на скудный рацион мы себе не позволяем. Достаточно сравнить его с тем, что достается нашим механикам и остальному техническому персоналу авиабазы, чтобы понять: мы в этой стране, где всего не хватает, на привилегированном положении. В военное время в СССР по-разному относятся к фронтовикам и к тем, кто не принимает участия в боевых действиях: первым полагается двойной рацион (а по нормальным меркам его можно назвать тройным), вторым – минимальный. Эта разница еще больше увеличивается от того, что всех нас, французских пилотов, произвели в офицеры в соответствии с правилами, действующими в советских ВВС, тогда как наши механики – унтер-офицерский состав – остались при своих прежних званиях.
В расположении учебно-боевой воинской части пилоты «Нормандии» выделяются не только грубоватыми шуточками и мятежным духом. Наша «гибридная» униформа с первых дней привлекает любопытные взгляды. Летные куртки у нас французские, темно-синие, зато галифе, кирзовые сапоги с войлочными стельками и меховые шапки с «ушами» – типично русские. На серых шапках красуются кокарды с триколором, лотарингским крестом, звездой и золочеными «крыльями» – эмблема ВВС «Свободной Франции».
Кроме того, каждому летчику выданы кожаный планшет и советская офицерская сумка с карандашами, бритвой, компасом и сигнальным свистком. К этому добавлен уставной пистолет ТТ калибра 7,65 мм.
В обмундирование также входит специальный комплект утепленной зимней одежды с учетом суровости климата и летных требований: толстая кожаная куртка, капот (который мы немедленно переименовываем в «парик») – это меховая накидка на голову, прикрывающая затылок и плечи; еще в комплекте есть меховые перчатки, мольтоновые подштанники, шерстяной подшлемник с шелковой подкладкой, зимний шлемофон… И конечно, внушительные сапоги из собачьих шкур с длинной шерстью – унты на толстой войлочной подошве и с ремешками-застежками, снабженными медными пряжками.
Впервые выйдя на улицу в таком громоздком наряде, мы сразу начинаем хохотать друг над другом. Со стороны укутанные с ног до головы летчики-истребители, наверное, похожи на семейство полярных медведей, разгуливающее по льдинам. Выглядим мы и правда не слишком элегантно, зато вскоре нам представляется возможность удостовериться, что эта одежда чертовски эффективна в борьбе с минусовыми температурами долгой русской зимы.
С самого начала летной подготовки майор Тюлан требует присутствия на аэродроме всего личного состава во время тренировочных полетов. В ожидании своей очереди сесть в кабину мы согреваемся как можем на огромном летном поле, продуваемом ветрами вдоль и поперек. Сражения в снежки и турниры по борьбе без правил шумно комментируются всеми участниками, и эта бодрая атмосфера напоминает о переменках в наших летных школах.
Программа переподготовки была разработана французским командованием в сотрудничестве с капитаном Павлом Друзенковым – этому инструктору поручено обеспечить боеготовность нашей группы. С самого начала между нами и Друзенковым, человеком молодым и приятным в общении, к тому же отлично знающим французский, сложились дружеские отношения.
Мы учимся прилежно, с самоотдачей, но обстановка непринужденная. После ознакомительных полетов на бипланах УТ-2 пересаживаемся в кабины Як-7УТИ (двухместных учебно-тренировочных истребителей). Первый же одиночный полет заставляет меня осознать еще одну вещь: мы попали в совершенно новый и незнакомый мир. Внизу не видно ни шоссе, ни деревни, ни железной дороги – ничего, что могло бы послужить ориентиром. Повсюду, насколько хватает глаз, лежат снега, надежно скрывшие любые метки на земли, необходимые для воздушной навигации.
По счастью, наметанный глаз летчика-истребителя постепенно привыкает к океану белизны. Совладав с паникой, я в конце концов различаю под собой березовую рощицу, несколько избушек, электрический столб, намек на дорогу, укатанную грузовиками. Все это я уже видел и запомнил во время полетов с инструктором, сидевшим позади, и теперь могу найти обратный путь на авиабазу.
Всего через несколько минут я уже с облегчением смотрю на мрачные трехэтажные здания, окружившие летное поле. Теперь главная задача – хорошенько разглядеть указатели, потому что здесь утрамбована только взлетно-посадочная полоса. Если приземлиться слишком рано или слишком поздно, можно перевернуться в рыхлом снегу. Во Франции и в Великобритании с этим было проще. А тут, помимо прочего, еще и достаются в награду насмешки от приятелей и выговоры от Тюлана с Литольфом – они куда менее снисходительны, чем капитан Друзенков, по отношению к олухам, которые то и дело сносят деревья или вспахивают винтом обледеневшую почву.
Советский инструктор оказался хорошим педагогом и даже нашел замену отсутствующей в некоторых секторах радиосвязи для общения во время парных полетов. Поскольку мы не говорим по-русски, Друзенков разработал сигнальный код для учеников: к примеру, если инструктор хотел передать им управление самолетом, он двигал рукоятку слева направо, а если хотел вернуть – сверху вниз. Просто, но эффективно. За два месяца тренировочных полетов у нас не случилось ни одной серьезной аварии.
Переподготовка французских механиков была не такой опасной, зато куда тяжелее. Их набрали в основном из авиаподразделений, базировавшихся на Ближнем Востоке, и, прибыв сюда под командованием инженер-лейтенанта Алекса Мишеля, они оказались в условиях, которые и вообразить себе раньше не могли. Каждый день, с 7.20 до 16.00 механики работают с самолетами на морозе, под открытым небом. Толстые перчатки затрудняют движения, но если их снять, пальцы мгновенно примерзают к ледяному металлу.
