По сигнальному выстрелу эскадрилья, оглушительно взревев моторами, идет на взлет. Мы начинаем шоу с классического пролета звеньями, затем приступаем к демонстрации наступательных и защитных маневров и красиво заканчиваем крутыми виражами с разворотом на 360° – это одна из главных фигур пилотажа в условиях воздушного боя, и все мы выполняем ее быстрее, чем советские курсанты.
Впечатленные нашим выступлением, советские офицеры объявили «Нормандию» «годной к отправке на фронт».
Когда мы покидали кабины самолетов в конце посадочной полосы, в небо вдруг взмыл одинокий «як», подняв за собой снежный вихрь.
Тюлан, наш ас, который покинул вишистскую армию, симулировав аварию, решил под конец смотра порадовать наших гостей аэробатикой, какой они еще никогда не видели.
После серии фигур высшего пилотажа на низкой высоте его Як-1 сделал круг над зрителями и внезапно свечой взмыл в небо, как реактивный снаряд. У меня заломило шею, когда я провожал взглядом неуклонно поднимавшийся навстречу солнцу самолет. На высоте 3000 метров «як» клюнул носом и вошел в отвесное пике – снова взревев мотором, почти по прямой понесся к заснеженной земле. Все взгляды скрестились на маленьком белом самолете, падающем с головокружительной скоростью, и каждый из нас ждал, когда же он наконец выйдет из пике.
Но «як» продолжал стремительное падение, еще быстрее, еще безрассудней. В глазах официальных гостей мелькнул страх. Даже нас, прекрасно знавших о том, что наш командир – летчик-ас, бросило в жар на лютом морозе.
Внезапно, на расстоянии меньше тысячи метров от земли, «як» легко качнул носом, перевернулся «на спину» и, задрав винт к небу, начал подниматься, набирая скорость. Подъем закончился выходом в горизонтальный полет – Тюлан завершил обратную петлю, и зрители разразились аплодисментами. Советские офицеры были в восторге – они впервые увидели эту фигуру высшего пилотажа.
Командующий ВВС Московского военного округа, устроивший нам смотр, до сих пор сохранял невозмутимость, но тут уж и он не сдержался – громко выразил свое восхищение отвагой и мастерством французского летчика.
– Что это было? – спросил он.
– Обратный переворот Иммельмана. Фигура рискованная и требующая большой осторожности, поскольку в процессе ее исполнения вся кровь приливает к голове пилота, – объяснили ему.
В тот же вечер на авиабазе состоялся грандиозный советско-французский банкет. Водка текла рекой, а после патриотических речей и тостов за дружбу между двумя народами официантки сняли передники и запели тягучие русские романсы под аккомпанемент оркестра, расположившегося в глубине зала.
У нас у всех осталось одинаковое впечатление о том вечере: к радости и гордости от того, что мы сдали последний «экзамен», примешивалась легкая тревога, вызванная осознанием, что теперь нам предстоит отправиться на фронт.
Нас всего четырнадцать – капля в океане. Четырнадцать французских летчиков-истребителей вступят в схватку, в которой уже участвуют миллионы людей. Такова «Нормандия» сейчас, в начале 1943 года, – скорее символ, чем эффективное боевое подразделение. Но я – ее часть, и ни секунды не жалею об этом. Потому что за время скитаний и курсов подготовки мы стали настоящими товарищами, крепкой командой, сплоченной одними идеалами и одним желанием победить немцев, чтобы как можно скорее вернуться на родину.
20
Великий день настал
Двадцать второго марта 1943 года у нас масштабная передислокация на авиабазу у поселка под названием Полотняный Завод – он находится в двухстах километрах к юго-западу от Москвы и менее чем в сотне километров от линии фронта. Это первый для нас сектор боевых действий. Летят все, кроме меня. Мой самолет в ремонте, и я остаюсь в Иванове вместе с Жаном де Панжем, нашим пилотом-связным.
Через три дня наступает и мой черед – я наконец могу подняться в воздух и следую за легким бомбардировщиком Пе-2, который будет служить мне проводником в долгом полете почти на пятьсот километров без радиосвязи над бескрайней заснеженной русской равниной.
Мы делаем промежуточную посадку на крупной авиабазе советских ВВС под Москвой, где находятся сотни летчиков. Моя полуфранцузская-полусоветская униформа производит здесь сенсацию: ловлю на себе оторопелые взгляды коллег из Красной Армии и думаю, что на меня смотрят так, будто я прилетел с другой планеты. Наверное, явление Гагарина марсианам произвело бы не меньший фурор…
Я с радостью встречаю Жана де Панжа и Михаила Шика, догнавших меня на «кукурузнике» – маленьком биплане У-2, оснащенном звездообразным двигателем и лыжами вместо шасси. За три часа полета в открытой кабине при температуре воздуха минус 10 °C мои товарищи совсем окоченели, едва шевелят руками-ногами. Мы все вместе с удовольствием пьем обжигающий чай в столовой, а русские летчики тем временем бомбардируют нашего переводчика вопросами о чудных французах, решивших сражаться бок о бок с ними.
На следующий день я наконец совершаю посадку у Полотняного Завода. Три недели назад немцы, отступая, сожгли этот поселок – выгорела половина домов, и почти все жители его покинули.
Нам отвели несколько уцелевших изб, и, оглядевшись на новом месте, мы понимаем, что на этот раз война уже не просто рядом, она здесь. Забросив вещмешок на кровать, я думаю об огромном расстоянии, отделяющем меня от Англии, и о том, что, по сравнению с нынешними условиями жизни, та война была светской прогулкой, «войной в кружевах».
Аэродром в двух километрах от поселка представляет собой занесенную снегом полосу на опушке березовой рощи; капониры для самолетов сооружены из бревен и веток. Неподалеку деревянная мельница, удивительным образом оставшаяся целой и невредимой, машет крыльями небу – символ мира на русской земле, опустошенной вражеской армией.
Не успел У-2 приземлиться в сугробах, а Жану де Панжу уже снова пора в полет – у него первое задание. Майор Тюлан отправляет его на поиски моего друга Марселя Альбера – тот совершил вынужденную посадку в поле к юго-западу от Калуги из-за поломки мотора.
Через час полета де Панж заметил Як-1, уткнувшийся носом в землю посреди лощины. Но пилота поблизости не наблюдалось. Сев на поле, маленький биплан де Панжа по самую ось увяз в грязи, и Жану пришлось брести, согнувшись в три погибели и руками вытягивая каждую ногу из раскисшей весенней почвы. Приметив вдалеке избы у подножия холма и добравшись до колхоза, стоящего на отшибе, он, к своему удивлению, обнаружил там в окружении женщин, стариков и детишек Марселя Альбера с улыбкой от уха до уха.
А наш Бебер, увидев, кто пожаловал, чуть было не набросился на пилота-связного «Нормандии» с кулаками за то, что тот слишком быстро его нашел. На этом неприятности бедняги де Панжа не закончились. Когда У-2 с помощью трактора вызволили из грязи, в которой он увяз, и наши пилоты пустились в обратный путь, Жан на высоте пятидесяти метров над землей вдруг с ужасом услышал, как мотор резко заглох. Он уже приготовился совершить аварийную посадку в еловом лесу, но тут у него за спиной, с заднего сиденья, раздался хохот, и тотчас мотор заработал снова, как ни в чем не бывало.
