Еще у нас есть Эйхенбаум – Бум-Бум; Жюль Жуар – Жулик; Ив Фору – Аплодисмент; Роже Дени – Политех; Казанёв – Заваруха; Гастон – Чемодан; Мартело – Полмили; Ирибарн – Гриборн; Бурдьё – Челюсти; Ктоффо – Ктоф; Амарже – Надин; Бертран – Заначка; Сэн-Фаль – Фаллос; де Сен – Секвана
[50]; Дельфино – Финошар; Дуар – Жирдяй; Мерцизен – Фитюлька; Мансо – Джиджи; Эмоне – Джонни; Константина Фельдзера мы зовем на русский манер Костя, и так далее.
Некоторые даже удостаиваются целого списка прозвищ. Я, к примеру, то Поип, то Плутон, то Маркиз, то Виконт, а порой становлюсь де ла Растяпом, если Марселю Альберу угодно высмеять мою пресловутую рассеянность и неуклюжесть. Жозеф Риссо тоже балованный: помимо клички Кадолив (по названию его родной деревни), за подвиги в амурных делах он удостоился деликатного прозвища Сцепная Тяга.
С авиавокзала под Тулой мы регулярно выбираемся в город. После долгих и по большей части монотонных дней в расположении полка, возможность развеяться по вечерам приходится очень кстати. В городе мы узнаём, что, наряду с цирком, есть еще одно заведение, совершенно необходимое советским фронтовикам: Дом Красной Армии. Там можно выпить пива, посмотреть театральные спектакли и концерты, послушать хор Красной Армии и, что для нас самое главное, – познакомиться с девушками. Девушки в этом большом здании, расположенном рядом с собором, – дорогие гостьи. А мы, благодаря необычной военной форме и энергии двадцатилетних, пользуемся у них успехом. Танцуем под звуки скрипок, балалаек и аккордеонов, флиртуем напропалую и порой кому-нибудь из нас удается провести вечер в доме избранницы – ее мама, польщенная визитом французского летчика, принимает его как короля.
Затемно возвращаясь на базу, важно не опоздать на последний автобус, иначе придется два часа топать на морозе по нескончаемому бульвару, который пересекает город с севера на юг. Окна здесь по ночам освещены только у огромного оружейного завода, работающего сутками напролет, чтобы обеспечить растущие нужды советских войск.
С наступлением весны летная подготовка становится интенсивнее. Мы рады снова начавшимся вылетам, но наш энтузиазм охлажден трагическим происшествием.
Поздним утром 18 марта погода стояла пасмурная, в небе громоздились внушительные тучи. Несмотря на это Бурдьё и Жуар совершали тренировочный полет в паре. Жуар был в прекрасном настроении – тем утром он узнал, что ему присвоено звание младшего лейтенанта.
Долго радоваться повышению, к сожалению, не пришлось. Вскоре после взлета, в пятидесяти километрах к северу от базы, два Як-9 столкнулись при выходе из облаков. Самолет Бурдьё камнем спикировал в землю и взорвался. Жуар успел выбраться из кокпита и прыгнуть с парашютом. Он думал, что все обошлось, но в тот самый момент, когда спасительная земля уже была совсем близко, его нагнал потерявший управление Як-9 и крылом сорвал парашют.
Русские пехотинцы нашли тело Жуара среди обломков его самолета. Мы похоронили обоих товарищей в березовой роще. Была метель. Мы с трудом сдерживали слезы, глядя, как в обледеневшую землю опускаются простые гробы, сколоченные из светлых досок.
Морис Бурдьё из февральского пополнения погиб всего через месяц после приезда в расположение «Нормандии». Смерть Жюля Жуара, нашего Жулика, парня из Рубе, стала для меня особенно тяжелой утратой. Он был пламенным патриотом, из породы Марселя Лефевра и моего друга Шарля Энгольда, погибшего в Англии. Свою смелость и преданность Франции Жюль Жуар доказал в Дакаре, приземлившись на «Кодрон-Люсиоле» в самой гуще вишистских войск, чтобы призвать их присоединиться к «свободным французам». Его отец, уже потерявший одного сына на войне, умрет от горя через несколько месяцев после возвращения «Нормандии» на родину.
День 30 марта ознаменовался новым происшествием. Авиаполк собрался в полном составе, чтобы продемонстрировать чудеса высшего пилотажа важным гостям: к нам прибыли генерал Захаров, писатель Илья Эренбург и бывший министр воздухоплавания Пьер Ко.
Представление заканчивается, самолеты начинают заходить на посадку, как вдруг Монье сообщает по радио, что у него заглох мотор. Он отказывается прыгать с парашютом и собирается приземляться с остановившимся винтом.
Мы с ужасом наблюдаем, как, не долетев до посадочной полосы каких-то сто метров, его Як-9 врезается в деревья. Я зажмуриваюсь за секунду до того, как раздается страшный треск и грохот, от которого все вздрагивают, а когда открываю глаза, вижу валяющиеся на снегу обломки «яка». Как и все очевидцы этого события, я уже представляю себе разорванного в клочья беднягу Монье, чьи останки разбросаны вперемежку с покореженными деталями самолета в радиусе нескольких сотен метров.
Мы бежим к месту катастрофы и замираем как вкопанные при виде Монье, по прозвищу Обмани-смерть, который стоит посреди дымящихся обломков и даже делает пару шагов нам навстречу. Щека у него в крови, он хромает, но жив-живехонек.
– Не в этот раз, парни, – говорит нам, держась за поясницу, Монье с тенью улыбки на перекошенном лице.
Чертов Обмани-смерть в который раз оправдал свое прозвище! В 1941-м, на курсах переподготовки в Королевских ВВС, он врезался в дом на своем «Тайгер Мот» после того, как поднырнул под провода высоковольтной линии электропередач. На следующий год, тоже в Англии, потерял сознание в кабине «харрикейна» и очнулся всего в нескольких метрах от земли. В 1943 году, когда он служил на Ближнем Востоке, из-за поломки двигателя ему пришлось приводниться на Тивериадском озере – тогда снова произошло чудо… И Монье будет являть нам новые чудеса, пока война не закончится. К примеру, 30 июля 1944 года в районе города Алитуса его собьет «мессершмитт», и он проведет всю ночь на дереве.
Увы, в конце концов удача покинет и Обмани-смерть. Уже после войны, 3 марта 1953 года он, летчик-испытатель компании Марселя Дассо, разобьется за штурвалом «Мистэр II» (Mystère II). Это произойдет за несколько дней до того, как в аэропорту Ле-Бурже сядет самолет с останками погибших в СССР пилотов «Нормандии».
Мы теряем Фуко 21 апреля – он неудачно выполнил «бочку», возвращаясь из тренировочного полета. Хороним его в березовой роще рядом с Жуаром и Бурдьё.
Несмотря на потери, авиаполк продолжает расти и развиваться, а вокруг нас тем временем уже бушует безудержная русская весна. За считаные дни деревья одеваются новой листвой, земля – травой, а вдоль изгородей распускаются цветы.
Дни становятся длиннее, и всем уже не терпится снова ринуться в битву. Я тоже готов отправиться на передовую – мы с Жаном де Панжем, отличным товарищем в любых жизненных ситуациях, вместе провели долгий отпуск в Египте и великолепно отдохнули. Что может быть лучше для восстановления сил, чем целый месяц каникул, особенно если у тебя в карманах жалованье, накопившееся за полтора года! Разумеется, мы ни в чем себе не отказывали. В Каире и в Александрии жили в лучших отелях и ели в лучших ресторанах. Даже купили машину – здоровенный кабриолет «Хадсон», чтобы почувствовать себя настоящими туристами, и накатались вволю – нос по ветру, на носу солнечные очки, а в салоне кабриолета красивые девушки, подхваченные в каком-нибудь казино или на вечеринке.
