Перспектива снова оказаться среди боевых друзей всех вдохновила. Нам известно, что с 11 января, со дня начала третьей военной кампании авиаполка, ребятам приходится туго. Однако чудовищные метеорологические условия не помешали им открыть сезон в полную силу: двенадцать вражеских самолетов сбиты 16 января, шесть – 17-го, пять – 18-го и еще девять – 19-го. Но чем ближе волна советского наступления к Кенигсбергу, тем отчаяннее сражаются германские летчики. Командование люфтваффе, защищая эту священную для себя колыбель немецкого национализма, бросает в бой лучшие подразделения, в том числе знаменитую эскадрилью «Мёльдерс». Яростные баталии в небе, этот последний рывок дорого обходится «Нормандии». К длинному списку погибших добавляются новые имена: Пикено, Микель, Женэ, Меню, Панверн, Ирибарн… Глядя, как растет гекатомба, майор Дельфино, у которого осталось всего 24 пилота, уже собирался расформировать 1-ю эскадрилью – нашу эскадрилью, банду «гангстеров», – чтобы пополнить личный состав двух других. Но к счастью, стало прибывать подкрепление и для «Нормандии – Неман», и для второго истребительного авиаполка, которым грезил Сталин.
К концу марта воздушная активность в районе Кенигсберга нарастает. Такое ощущение, будто все, что осталось от люфтваффе, сосредоточено здесь, над городом тевтонских рыцарей, и все немецкие летчики готовы к финальной схватке. Мой приятель де Жоффр, по прозвищу Барон, долго еще будет об этом вспоминать. «Фокке-Вульф» сбил его в секторе Пиллау
[54], и он провел несколько часов в ледяной воде Балтийского моря под огнем обеих сторон – советской и немецкой. Вода была определенно лишней для Барона, предпочитающего при любых обстоятельствах виски и водку…
Прыгая с парашютом, он повредил ногу, но все же ему удалось соорудить подобие плота и добраться до берега, где его подобрали советские пехотинцы. Благодаря силе характера и невероятной физической выносливости де Жоффр всего через несколько дней вернулся в полк.
В общем, летчики «Нормандии» ничуть не изменились. И нам не терпится к ним присоединиться.
35
Роскошный прощальный подарок
В расположение авиаполка на аэродроме Бладиау
[55] мы прибыли 30 апреля. С собой привезли фуражку с пятью подполковничьими нашивками для майора Дельфино. А нас с Альбером произвели в капитаны еще во Франции.
«Как же вас тут не хватало, парни! При таком количестве бошей вы бы стали Героями по второму разу!» – встречают нас возгласами однополчане и тотчас принимаются забрасывать вопросами о жизни в Париже.
– Вы ничего не потеряли, – объясняет Марсель Альбер. – Не очень-то там весело. Горечь да ненависть, страна разобщена как никогда. Людей бросают в тюрьму и расстреливают за то, за что достаточно пинка под зад. Черный рынок разрастается… Обед в ресторане стоит две тысячи франков, а у рабочих зарплата три шестьсот. Ужас, одним словом…
Наши товарищи знают, что у Альбера есть склонность к преувеличениям, но всё же они слегка разочарованы. Каждый из них горит нетерпением вернуться во Францию, и каждый этого заслуживает. Со дня нашего отъезда они потрудились на славу: вместе с советскими войсками участвовали в штурме Кенигсберга, а затем брали цитадель Пиллау.
Жорж Анри 12 апреля подвел черту в перечне воздушных побед «Нормандии», вписав туда 273-й сбитый самолет противника. Увы, как следует порадоваться этой чести ему не довелось. Всего через несколько минут после триумфального возвращения на базу кандидат в офицеры Анри оказался в зоне немецкой бомбардировки. Крошечный осколок снаряда, ударивший ему в затылок, вызвал смертельное кровоизлияние в мозг. Ровно через два года, день вдень после смерти Бизьена, Познанского и Дервиля, Жорж Анри стал 42-м и последним погибшим летчиком «Нормандии».
Бои уже закончились, мы ждем официального объявления о прекращении военных действий и проводим время, собравшись вокруг радиоприемника – всем не терпится услышать хорошую новость. И она приходит несколько дней спустя, когда мы перебазировались на аэродром в Хайлигенбайле
[56].
В 16 часов 8 мая 1945 года мы бросаемся обниматься, поздравляем друг друга, кричим от радости еще громче, чем в день освобождения Парижа, делим на три десятка человек последнюю бутылку шампанского.
К нашему величайшему удивлению, советские механики не принимают участия в этом ликовании. Пока французские и британские радиостанции без умолку повторяют новость о победе в сопровождении Те Deum
[57] и государственных гимнов стран-победительниц, советское радио молчит, оно еще не объявило о безоговорочной капитуляции Германии, подписанной гроссадмиралом Дёницем. Мы слегка разочарованы, конечно, но этого мало, чтобы испортить нам радость. Праздник продолжится в следующие дни, и вот тогда уже русские друзья будут вместе с нами пить водку.
В начале июня мы отправляемся в Москву на «Дакоте», оставив наши «яки» и огорченных механиков. На Введенском кладбище возлагаем цветы на могилы соратников. Я думаю о Жуаре и Бурдьё, одновременно погибших под Тулой, и о Марселе Лефевре – нормандце, умершем в день высадки союзников на его родине.
Очередная торжественная церемония проходит в Доме Красной Армии – Жак Андре и Марсель Лефевр посмертно удостоены звания Героев Советского Союза. Как и в прошлом декабре, награды сыплются дождем: орден Александра Невского, орден Красного Знамени, орден Отечественной войны…
На банкете, последовавшем за церемонией награждения, де Жоффра подзывает к себе маршал Новиков:
– Это ведь вы тот летчик с Балтийского моря? Выпьем за героя Балтики!
И у Барона в руке оказывается не рюмка, а стакан с водкой, такой же огромный, как у тостующего.
– Залпом!
Де Жоффр повинуется – спорить с командующим советскими ВВС было бы неуместно. Но даже для натренированного Барона такое количество водки за столь малый промежуток времени – чересчур.
Пятого июня приходит еще одна невероятная новость: нас отпускают во Францию вместе с «яками». Сталин принял такое решение в благодарность за заслуги французов в боях на стороне СССР.
Альбер потрясен:
– Ну ничего себе! Да ведь эти аппараты стоят миллионы…
– «Такси» могут пригодиться, если однажды кому-нибудь придет в голову снять фильм о наших приключениях, – замечает Соваж.
Лорану сейчас не до того. С тех пор как снова встретился с девушкой Ритой, любовью всей своей жизни, он может думать только об одном: позволят ли ему жениться на ней перед возвращением во Францию.
В итоге все закончилось хорошо: бракосочетание состоялось утром в день нашего отлета из Москвы. Я преподнес Рите свадебные подарки – букет маргариток, которые нарвал на пустыре, и стаканчик ванильного мороженого, купленный у бродячей торговки, – со словами: «Прости, ничего лучшего не нашел…»
