Благодаря вмешательству госпожи Катру, супруги французского посла, спустя несколько месяцев Рита получила разрешение уехать к мужу во Францию.
36
Финал и апофеоз
Эльбинг
[58], 15 июня 1945 года.
На этот раз мы точно летим: скоро посадка, пора прощаться с братьями по оружию. Русские нас обнимают, вручают подарки. Я, как и другие пилоты, получаю крепкие дружеские объятия и уменьшенную модель «яка» в красивой деревянной шкатулке. Простой и трогательный сувенир – на память о двух долгих годах, когда плечом к плечу с этими людьми мы почти каждый день бросали вызов смерти.
После прощания мы садимся в кабины самолетов – настоящих, не игрушечных. С перехваченным горлом благодарим в последний раз наших механиков, тех, что остаются. Мой верный Капралов летит во Францию, к нашей общей с ним безграничной радости.
Уже 13.00. Бледный как смерть генерал Захаров в парадной униформе опускает с серьезным и торжественным видом красный флажок. Идет на взлет 1-я эскадрилья, ведомая Марселем Альбером, асом «Нормандии – Неман»; на борту его «яка» двадцать три белых креста. Затем настает черед 2-й эскадрильи под командованием Риссо. Я возглавляю 3-ю. Троим ветеранам «Нормандии» оказана эта честь. После нас отрываются от земли две «Дакоты» с сопровождающим «яки» советским техническим персоналом.
Спустя несколько минут, взволнованно попрощавшись, Захаров отпускает самолет Дельфино, а когда в небо взмывает последний «як», уносящий его старого друга Пуйада, командир 303-й авиационной дивизии уже с трудом сдерживает слезы.
Все четырнадцать Як-3 уже исчезли в небе, но старший радист Луничкин еще продолжает какое-то время получать «До свидания, товарищи!» с разных передатчиков. Это последние слова на частоте «Райак», принадлежавшей французам из «Нормандии – Неман».
Через 45 минут полета мы приземляемся в Познани, на территории Польши, успеваем там пообедать и снова отправляемся в путь. Еще час спустя совершаем посадку в Праге – и на душе становится тепло, когда мы видим два развевающихся на летном поле флага: советский и французский. Там же, в аэропорту Рузине, я впервые увидел реактивный самолет «Мессершмитт-262» среди множества других аппаратов, брошенных немцами. Перед вылетом из Праги очередной сюрприз: в аэропорт явился советский офицер и вручил каждому из нас по 500 долларов от своего правительства за верную и преданную службу.
В Штутгарте нам устраивают грандиозный прием. Блистательный генерал де Латтр де Тассиньи со всем своим марокканским табором при полном параде встречает нас как глав государств, не меньше. В рядах офицеров из окружения главнокомандующего 1-й французской армией я вдруг замечаю знакомое лицо. Это же наш приятель Кюффо, для своих Кюф, оставшийся на службе в министерстве авиации, когда мы все вернулись в СССР!
– Организация церемонии встречи в Ле-Бурже поручена мне, – с гордостью сообщает он нам, сияя от счастья при виде старых товарищей.
Помимо солдат де Латтра, на этой базе, расположенной километрах в пятнадцати от Штутгарта, находится 1-я истребительная авиационная бригада. Мы уже целую вечность не видели других французских летчиков, кроме своих соратников из «Нормандии», и они тоже разглядывают нас во все глаза с огромным любопытством, заинтригованные иностранными орденами и еще больше – нашими Як-3, которые, должно быть, кажутся им маленькими и топорными по сравнению с их собственными британскими аппаратами из металла.
– Не спешите нос воротить, парни, – говорю я. – Сначала посмотрите, что у них под фюзеляжем.
И Марши, лучший акробат полка, взлетает, чтобы продемонстрировать чудеса высшего пилотажа коллегам, привыкшим к «спитфайрам». Они еще долго будут вспоминать это зрелище.
B 10 часов 20 июня, после трех дней празднований и немалого количества распитых бутылок, мы снова поднимаемся в воздух; наша одиссея подходит к завершению.
Предпоследнюю посадку мы совершаем в Сен-Дизье, где нас встречают очень важные персоны. Генерал Буска, командующий французскими ВВС, специально приехал поприветствовать «доблестных летчиков Восточного фронта». Мы обедаем с ним, а к вечеру снова собираемся в путь, взволнованные оттого, что конечный пункт назначения уже совсем близко. В спешке два самолета сталкиваются на земле и остаются в Сен-Дизье. Третьему приходится вернуться на аэродром из-за технических проблем с двигателем. В итоге курс на Ле-Бурже берут только 37 пилотов. Время 17 часов 50 минут.
Мы пролетаем над Mo
[59]. Через несколько минут мое сердце сжимается – я вижу шпиль собора Нотр-Дам, Сену и, конечно, Эйфелеву башню. По радиосвязи слышу голос парижского уличного мальчишки, говорит мой приятель Альбер:
– Эй, парни! Как же здорово снова увидеть эту железяку!
Чертов Бебер! Все-таки у него талант находить точные формулировки – он, по обыкновению, лучше всех выразил то, что ветераны чувствуют в этот момент.
Крыло к крылу, словно спаянные, мы проходим над Елисейскими Полями парадным строем на малой высоте. Летим так низко, что из кокпитов видны машины на улицах и прохожие на тротуарах. В моих наушниках звучат радостные возгласы.
Над Триумфальной аркой три эскадрильи расходятся веером, затем перегруппировываются. Мы прибываем в Ле-Бурже. Снова парадным строем проходим над аэровокзалом, где черным-черно от собравшихся людей, и парами начинаем снижаться. Возглавить авиаполк на взлете было доверено ветеранам, честь вести его на посадку принадлежит командирам. Первым садится Дельфино на своем Як-3 с бортовым знаком «дубль зеро» – двумя соединенными нулями. За ним следуют Матра и Пуйад. Марши – ну кто же, как не он! – развлекает огромную толпу фигурами высшего пилотажа.
Ступив на землю, я шатаюсь как пьяный. В жизни не видел столько народа! Люди теснятся за ограждениями, машут нам с балконов аэровокзала. Передо мной плещется человеческое море, дышит, волнуется, ходит ходуном и радостно шумит. Взоры устремлены к небу – все восхищаются непревзойденным мастерством Марши.
Горечь и разочарование, испытанные нами здесь прошлой зимой, позабыты. Париж, тот самый Париж, который мы так любим и который воплощает в себе всю Францию, приготовил нам самую невероятную, фантастическую и горячую встречу. Мы и мечтать ни о чем подобном не могли! Сопровождающие нас советские механики ошеломлены и взволнованы еще больше. Они тоже не ожидали такого грандиозного приема.
Я еще плохо соображаю, что происходит, а весь авиаполк уже выстраивается на смотр перед полковником Суффле, представителем де Голля.
Публика требует продолжения шоу, и неутомимый Марши дает новый сеанс высшего пилотажа. Все задирают головы и, выкручивая шеи, пытаются уследить за ним в вечереющем и сказочно прекрасном июньском небе.
Сеанс окончен, начинаются торжественные речи. Шарль Тийон, министр авиации, и посол Богомолов воздают нам почести и единодушно прославляют франко-советскую дружбу.
