Эрроу-парк под жарким июньским солнцем 1940-го являет собой разношерстное космополитичное сборище. Среди тысяч французов, эвакуированных из Дюнкерка или добравшихся сюда из других мест, попадаются солдаты самых разных национальностей. Англичане по мере сил пытаются сформировать из этого хаоса подкрепление для своих войск. Каждый день прибывают новые солдаты – поляки, бельгийцы, чехи и венгры. Из опасения пропустить на свою территорию пресловутую «пятую колонну», британские службы безопасности регистрируют и просеивают мелким ситом всех новоприбывших. И каждому они задают один и тот же вопрос: «Are you here to stay?»
[10]
Мы наконец-то воссоединяемся 29 июня с остальными однокурсниками, отплывшими из Сен-Жан-де-Люза на борту «Арандора-Стар», – это Жан Маридор, Жан Ревейак, Мишель Будье, Морис Майфер, Жак Гиньяр, Пьер Лоран, Анри Лепаж и другие. Не хватает только Вакренье и Сен-Млё – их по какой-то причине задержали на пристани жандармы, так что они не попали на корабль.
В палаточном лагере атмосфера меняется день ото дня, порой вспыхивают жаркие споры между сторонниками возвращения во Францию и теми, кто намерен остаться в Англии и вести борьбу под началом генерала де Голля, которого британское правительство только что официально признало лидером движения «Свободная Франция».
Прибытие солдат, сражавшихся в Норвегии в рядах британских войск, дало повод для новых дебатов в палатках Эрроу-парка. «Вы конченые идиоты! Немцы разгромят англичан, и вы влипнете по самую макушку. Петен официально подписал перемирие. Ваш воинский долг – быть сейчас с ним, сплотиться под знаменами Петена. А де Голль – самозванец!» – заявил нам кто-то из уцелевших под Нарвиком, посеяв сомнение во многих умах.
Я, как и мои товарищи, впал в задумчивость. К тому же на днях с помощью дяди, дипломата из посольства в Португалии, родители передали мне весточку. Они упрашивали меня вернуться и продолжить учебу. Я ответил, что сначала посмотрю, как будут развиваться события, а потом уже приму решение.
В этой обстановке неопределенности до нас доходят слухи о трагедии в Мерс-эль-Кебире. Черчилль, опасаясь, что цвет французского флота попадет в руки немцев, отправил армаду, получившую название «Force Н» («Подразделение Эйч»), уничтожить корабли, стоящие на якоре в заливе Оран.
Первый этап операции «Катапульта» развернулся в ночь со 2-го на 3 июля: британцы взяли в плен экипажи всех французских кораблей на стоянках в английских портах. Разбуженным посреди ночи 16 тысячам французских моряков, которых застали врасплох, ничего не оставалось, как сдаться.
В 6 часов утра 3 июля «Force Н» внезапно появилась на рейде базы Мерс-эль-Кебир. Командующий британской армадой вице-адмирал Джеймс Сомервилл предложил французскому флоту на выбор четыре варианта действий: 1) присоединиться к британскому флоту; 2) передислоцироваться в британский порт, уменьшив численность экипажей; 3) отойти к Антильским островам и разоружиться или 4) затопить корабли.
Переговоры между Сомервиллом и его французским коллегой, адмиралом Жансулем, продолжались почти весь день, но ни к чему не привели, и около 17 часов вечера мощнейшие британские бортовые батареи открыли огонь. Всего за 13 минут артиллерийские орудия Королевского флота уничтожили 1300 французских моряков и нанесли сильные повреждения множеству военных кораблей, в том числе линейному крейсеру «Дюнкерк» и броненосцам «Бретань» и «Прованс».
«Это был не морской бой, а бойня», – напишет позднее в своих «Воспоминаниях» мой товарищ Жан де Панж, и эти неоспоримые слова точно согласуются с чувствами, которые охватили всех французов в Эрроу-парке и за его пределами. Каждый из тех, кто так же, как и я, решил присоединиться к де Голлю и для кого все надежды на победу были связаны с Великобританией, испытал шок.
Следующие несколько дней в палаточном лагере только об этом и толковали. Каждый хотел поделиться своим мнением.
«Разумеется, случилась страшная трагедия, просто чудовищная. Но ведь нельзя было допустить, чтобы французский флот попал в руки немцев, слишком опасно – это изменило бы соотношение сил в Средиземном море. Если б немцы завладели нашей эскадрой, они получили бы неоспоримое преимущество и у Англии не осталось бы никаких шансов на защиту своих конвоев», – сказал я товарищам.
Потому-то я и решил остаться в Великобритании, несмотря на то что 1300 моих соотечественников погибли под огнем английской корабельной артиллерии. Но для многих других французов, добравшихся до Лондона, известие о Мерс-эль-Кебире стало сигналом квозвращению. А те, кто еще только собирался примкнуть к де Голлю, находясь в самой Франции или в наших колониях, изменили планы, услышав об этой драме.
События 3 июля разбудили у большинства французов застарелую англофобию, вскормленную Столетней войной, Трафальгаром, Ватерлоо и Фашодским кризисом.
4
Знакомство с де Голлем
В атмосфере, мгновенно накалившейся после трагедии в Мерс-эль-Кебире, лагерь посреди Эрроу-парка гудит от самых невероятных слухов. Ведутся разговоры о скором отъезде в Канаду, где нужны пилоты и инструкторы.
Британские офицеры вызывают нас по одному на беседу, дают понять, что их армии нужны «отчаянные парни», и напоминают об условиях перемирия – мол, теперь мы для немцев не солдаты противника, а партизаны, поэтому, если попадем к ним в руки, с нами не будут обращаться как с военнопленными, нас расстреляют на месте.
Когда подходит мой черед, я, как и мои товарищи, отвечаю с твердой уверенностью: мы покинули Францию 23 июня, бросив все, что нам дорого, не для того чтобы две недели спустя вернуться в оккупированную немцами страну.
Нас перевели из Эрроу-парка в Лондон 5 июля, а на следующий день отвезли в Эмпайр-билдинг в самом центре города, чтобы представить генералу де Голлю.
Лидер «Свободной Франции» сразу производит на нас впечатление высоким ростом и величественной осанкой. На нем военная форма цвета хаки, китель перехвачен на талии широким кожаным ремнем. Теперь мы знаем не только имя, но и облик человека, который перевернул нашу судьбу, заставив переодеться в польские шинели и пересечь Ла-Манш. Снова звучит его низкий голос с лирическими интонациями. Он говорит, что рассчитывает на нас, и уверяет, что скоро у летчиков будет много работы. Мы ловим каждое слово. Много работы – отлично, о большем и не мечтаем, лишь бы подняться наконец в воздух, чтобы продолжить борьбу.
В июле 1940-го де Голль был воплощением надежды и символом того, что станет движением Сопротивления, но реальной силы он тогда еще собой не представлял. Его армия казалась смехотворной по сравнению с сотнями тысяч солдат, выстроенных в шеренги другими участниками войны, а в его авиации насчитывалось не больше пятисот человек, включая летный состав, механиков и воздушно-десантную пехоту.
После приема в Эмпайр-билдинг мы задержались в Лондоне на несколько часов без особой культурной программы. Я воспользовался этим временем, чтобы со своим другом Энгольдом осмотреть город. Пешком и на такси мы добрались до Вестминстерского аббатства, Гайд-парка, Парламента. А потом во французском ресторане отметили шампанским девятнадцатый день рождения Шарля в компании со Стэнхоупом, нашим однокашником из летной школы в Анже, наполовину французом, наполовину американцем.
