Стрелка перестала следовать за мной. Еще целых двадцать две секунды маленькая металлическая игла уверенно указывала на два предмета в противоположном конце комнаты – два предмета, имевшие отношение к человеку, который только что занимал мои мысли.
Стрелка показывала на фотографии Стивена.
Глава 9. Синий дым и шепот
29 октября 1918 года
На следующее утро тетя Эва разбудила меня, громко вздохнув.
Лежа в постели, я затаила дыхание и приоткрыла один глаз.
– Дурные новости?
Она держала маску в руке, и я видела ее поджатые побелевшие губы.
– Вчера вечером мне позвонил Джулиус. Стивена будут хоронить сегодня утром. Мне предстоит работать в дополнительную смену, поэтому я могу пойти на работу позже, чтобы успеть на похороны. Когда умер Уилфред, Эмберсы были так добры ко мне.
– Я тоже хочу пойти.
– Нет, тебе нужно выздоравливать.
– Я хочу там быть. Пожалуйста, не лишай меня возможности попрощаться с ним.
Она снова вздохнула:
– Хорошо, но я увезу тебя домой, как только мне покажется, что тебе становится плохо. Я приготовлю на завтрак луковый суп, чтобы обезопасить тебя, и мы возьмем такси, чтобы избежать поездок на трамвае.
– Хорошо.
Я закрыла глаза, чтобы скрыть слезы.
Тетя Эва похлопала меня по руке:
– Надень свое самое лучшее платье. Выходим через час.
Все, что я в это утро надела, от большой синей ленты для волос до черного платья из шелковой тафты, казалось, отягощало мое тело. Заживающий ожог от удара молнии чесался под повязкой сильнее сыпи от контакта с ядовитым сумахом. Во рту пекло, вероятно потому, что то количество лука, которое меня заставила съесть тетя Эва, было способно уничтожить все мои вкусовые рецепторы. Выйдя из дома впервые за много дней и вдыхая солоноватый морской воздух, я казалась сломленным, неуклюжим подобием себя самой.
Залы для прощания похоронного бюро «Барретт и Блум» располагались на холме чуть восточнее центра города, в большом белом здании в колониальном стиле с черными ставнями и двумя входными дверями, которые показались мне на метр выше обычных. Если гробы жертв гриппа и заполонили эту контору подобно двору гробовщика, где я видела играющих детей, то мистер Барретт и мистер Блум их где-то умело прятали. Все, что я увидела на лужайке, – это аккуратные живые изгороди ярко-зеленого цвета и пурпурные бугенвиллеи, которые вились по стенам к окнам второго этажа.
Мы вошли в белый вестибюль, и я напряглась при виде пугающего зрелища: над самым полом колыхалась фиолетово-синяя дымка, постепенно вытягиваясь к потолку подобно неугомонной компании кочующих призраков. Сквозь маску проник запах свежезажженных спичек.
Я попятилась назад.
– Что это?
– Это сера, которой посы́пали горячие угли для борьбы с гриппом. – Тетя Эва кивнула в сторону металлического ведра, наполовину скрытого за призрачными языками синего газа. – Пока нашу церковь окончательно не закрыли на карантин, там делали то же самое. Дым почему-то синий.
– При горении серы выделяется сернистый газ. – Но от научного обоснования зловещего синего дыма мне легче не стало. – Мне это не нравится.
– Это делается для нашей безопасности. – Она взяла меня под руку. – Пойдем. Я буду рядом.
Мы пошли на звуки голосов и органной музыки, доносившихся из дверного проема, и оказались в комнате приблизительно десять метров в длину, оклеенной бледно-желтыми обоями. Тут тоже стояли ведра с дымящимися углями, окутывая всех присутствующих этой отвратительной синей дымкой, которая начала разъедать мне глаза. Если бы не маски, невозможно было бы даже дышать.
В дальнем конце комнаты электрическая бронзовая люстра освещала закрытый гроб, накрытый флагом и тоже окутанный дымом – на фоне янтарного цвета портьер. Мои колени подломились, но я усилием воли держалась на ногах. От мерцающего синего дыма, клубящегося вокруг гроба, создавалось впечатление, что похоронное бюро решило использовать Стивена для проведения какого-то масштабного лабораторного эксперимента. На белой тумбе стоял портрет Стивена в военной форме – тот же, который он прислал мне.
Тетя Эва ободряюще сжала мою руку и повела меня вглубь зала.
Около двух дюжин людей в масках бродили в дыму или сидели на развернутых в сторону гроба стульях с высокими спинками. Группка девушек приблизительно моего возраста промокала глаза платочками, и я ощутила укол ревности при мысли о том, что, возможно, Стивен был влюблен в кого-то из них. В наших письмах мы никогда не обсуждали наш интерес к другим людям.
Постаравшись забыть о девушках, я встретилась взглядом с мистером Дарнингом. Он стоял в противоположном углу комнаты, беседуя с несколькими мужчинами в деловых костюмах, и поздоровался со мной лишь вежливым кивком головы. Мне вдруг захотелось подойти к нему лишь для того, чтобы услышать его успокаивающий голос.
К нам с тетей Эвой подошла кузина Стивена Грейси. Вид у нее был совершенно растерянный. Ее парик съехал влево, обнаружив залысину над правым ухом. Плохо завязанная маска свисала с подбородка, напоминая сдувшийся воздушный шар.
Тетя Эва коснулась широкого плеча девушки:
– Грейси, как ты?
Грейси обернулась, глядя на нас светло-карими глазами и как будто безуспешно силясь сфокусироваться.
– Я не знаю. Мама Стивена не смогла прийти. Все очень плохо.
– Мне так жаль. – Тетя Эва заключила девушку в объятия. – В последнее время тебе выпало столько испытаний… И Стивен… и твоя мама… и твоя собственная борьба с гриппом.
Она помогла Грейси поправить парик, чтобы скрыть разрушительные следы, оставленные болезнью.
Я пыталась не смотреть на нее во все глаза.
– Где мама Стивена?
– Она на какое-то время уехала. – Грейси опустила голову. – Она очень изменилась с тех пор, как Стивен…
Она сглотнула. От нее исходила странная энергия, окутавшая ее, словно облако пара. Я почувствовала ее, несмотря на запах горения серы, подобно тому как ощутила в больнице металлический привкус ярости тети Эвы. Кисловатый, испорченный, как у простокваши.
К нам подошел Джулиус. Я впервые увидела его в маске. Рядом с ним шел тот самый плотный молодой человек в очках, который привез его домой в то утро, когда я узнала о смерти Стивена.
– Грейси, присядь. Ты неважно выглядишь. – Джулиус обернулся к нам.
– Эва, спасибо, что пришли. Мэри Шелли, я с сожалением узнал о несчастном случае с молнией. Тебе лучше?
– Да. Спасибо.
Тетя Эва коснулась его руки:
