На кухне, где мы могли на пламени плиты нагреть прут для завивки волос, тетя завила, уложила и взбила мои длинные локоны в прическу, которую она назвала тюрбан. И в самом деле, казалось, что я надела пушистый тюрбан, изготовленный из моих собственных каштановых волос. Я с трудом узнала себя, всматриваясь в свое отражение в ее маленьком зеркальце.
– Очень сожалею о том, что отрезала свои локоны, – говорила она, возясь с последними булавками у меня на затылке, болезненные уколы которых заставляли меня морщиться. – Я теперь чувствую себя такой уродливой со своими короткими волосами и красными мозолистыми руками.
– Ты не уродливая. У тебя современная шикарная прическа, а твоя работа на верфи достойна восхищения – ты много делаешь и для страны, и для женского движения.
Кто-то постучал во входную дверь металлическим молоточком.
– Это он! – Она схватила маску и метнулась в прихожую, опровергая все мои слова о том, что она является великолепным символом женского движения.
Джулиус стоял на нашем крыльце в костюме в узкую белую полоску и темно-серой фетровой шляпе. Маски на нем снова не было, и я находила такое поведение вызывающим. Темные мешки под глазами выделялись на его бледном лице. Казалось, он не спал прошлой ночью. Решив воспользоваться своими новыми особенностями, я сделала глубокий вдох сквозь маску и попыталась уловить исходящие от него эмоции.
У меня занемел язык.
– Добрый вечер, дамы. – Он снял шляпу, обнаружив прилизанные и напомаженные черные волосы, напоминающие сверкающий шлем и благоухающие цирюльней. – Вы готовы?
– Да, вполне. – Схватив сумочку, тетя Эва первая вышла за дверь. – Джулиус, большое спасибо за приглашение. Как дела у мамы?
– Плохо. Давай не будем об этом.
Он надел шляпу, и мы вслед за ним прошли по дорожке к синему двухдверному «кадиллаку-родстеру» с бесконечно длинным капотом и деревянным рулем – огромным, как штурвал корабля. Он припарковал автомобиль под фонарным столбом напротив нашего дома, и автомобиль сверкал в свете электрических ламп, напоминая огромный сапфир.
– Какой у него двигатель? – спросила я.
Он открыл перед нами пассажирскую дверь.
– Почему бы тебе для разнообразия просто не попытаться выглядеть хорошенькой?
Я уже собиралась ответить ему какой-то колкостью, как вдруг черная карета скорой помощи вылетела из-за поворота и остановилась перед домом напротив.
Тетя Эва застыла на месте.
– О боже! Грипп добрался до нашего квартала. – Ее ноги заскользили по тротуару, как если бы она пыталась бежать по льду, а затем она взбежала обратно на крыльцо. – Грипп добрался до нашего квартала!
– Эва, остановись! – крикнул Джулиус низким и властным голосом, не позволившим ей скрыться в доме. – Грипп везде. Это не огромное чудовище, которое идет по улице, стуча в каждую дверь. Его выбор случаен, а от тебя и твоей племянницы так несет луком и камфорными шариками, что любые микробы в радиусе трех метров от вас неизбежно погибают.
Полицейские в застегнутой под горло зеленой форме подбежали к двери соседей, таща бежевые носилки. Их форма напоминала армейскую, а они сами – солдат, участвующих в битве с противником, которого они даже не видели.
– Эва, иди сюда. – Джулиус шире открыл пассажирскую дверь, демонстрируя черное ворсистое сиденье. В моей семье никогда не было таких роскошных диванов. – Не следует заставлять хозяйку салона ждать.
– Джулиус, люди умирают на другой стороне нашей улицы.
– Эва, пойдем пообщаемся с духами. Они скажут тебе, что бояться нечего.
Его слова подействовали на взвинченную тетю подобно целительному бальзаму.
Ее плечи опустились, а грудная клетка поднялась и опустилась с умиротворенным вздохом.
– Я об этом и не подумала. Пожалуй, ты прав.
Она снова подошла к «кадиллаку» и села на сиденье.
Я расположилась рядом с ней, покачивая болтающимся у меня на запястье кошельком. Джулиус помог мне подобрать подол юбки, чтобы не прихлопнуть его, закрывая дверцу, а затем обошел машину, направляясь к водительскому сиденью.
Полицейские на противоположной стороне улицы вышли из дома, неся на носилках тело, накрытое простыней, из-под которой виднелись длинные рыжие волосы.
Тетя Эва отвела глаза, в которых была боль.
– Это миссис Теннелл. Это она обнаружила тебя мертвой во время грозы, Мэри Шелли. Бедняга. У нее пятеро детей.
Я вонзила ногти в бисер на своем кошельке.
– Я должна была поблагодарить ее за то, что она мне помогла. И опоздала.
– Ты ничего не можешь поделать. – Джулиус сел на водительское сиденье и захлопнул дверцу. – Перестань об этом думать.
Взревел двигатель, и Джулиус повел родстер на юг, в самое сердце Сан-Диего.
Мы проезжали мимо домов, витрин магазинов и черных карет скорой помощи. На тротуаре перед белоснежным, как свадебный торт, домом лежали три тела чернично-синего цвета, одетые в ночную одежду. Трупы покоились под уличным фонарем, и казалось, что живые вышвырнули мертвых, как мусор. Я наклонилась вперед и прижала ладони ко лбу, преодолевая тошноту.
– Я слышал, что немцы протащили грипп в Соединенные Штаты через аспирин, – произнес Джулиус.
Я сглотнула желчь.
– Это просто очередная антинемецкая пропаганда.
Тетя Эва пнула меня ногой в лодыжку:
– Придержи язык.
– Я не пытаюсь показаться врагом Америки, – продолжала я, – но слухи об аспирине – полная нелепица. Грипп – это болезнь, передающаяся воздушно-капельным путем. Немцы, конечно, могли бы использовать грипп как оружие, но для этого им пришлось бы прислать сюда корабли, забитые больными немцами, которые принялись бы на всех нас кашлять. Но грипп убивает быстро и совершенно без разбору, и поэтому все на таком корабле умерли бы раньше, чем он вошел бы в американскую гавань, как жертвы Дракулы на Деметре.
– Она всегда так спорит? – спросил Джулиус.
Тетя Эва кивнула:
– Боюсь, что да.
– В точности как мой брат.
Слабая улыбка тронула мои губы под маской.
Рядом взвыла очередная сирена.
Заядлая задира Смерть дышала мне в затылок, наступая на пятки, предостерегая: «Не теряй попусту ни секунды. Если ты хочешь чего-то добиться, пока еще жива, тебе лучше поспешить. Я близко».
Глава 13. Уродливые существа
Джулиус остановил машину перед скобяной лавкой на Пятой авеню. Магазинчик втиснулся между игрушечной лавкой и рестораном, из которого доносился аромат сочных, жаренных на решетке гамбургеров. Вывеска над заведением гласила, что оно специализируется на «Стейках Свободы», что в переводе с параноидального на английский означало: «Мы не хотим произносить слова, которые имеют хотя бы отдаленно немецкое звучание, например гамбургер. Мы настроены проамерикански. Клянемся!»
