Джулиус не ответил. Правой рукой он держал деревянный руль, а левой тер нижнюю половину лица. По напряженному подбородку и встревоженным глазам я видела, что этот фотограф-спиритуалист, этот шарлатан верит в призрак своего брата.
Глава 14. Береги себя
Я не могла уснуть.
Я перебрала все полученные от Стивена письма и перечитала некоторые из них, чтобы воскресить в памяти его голос. Большая часть его посланий была написана на почтовой бумаге, голубой, как море, – его любимый цвет – с его монограммой СЭЭ в верхней части каждого листа.
На общем фоне выделялось одно из писем, написанное в апреле 1917 года. Стивен рассуждал о войне и нашей дружбе.
Дорогая Мэри Шелли!
С днем рождения! Сколько тебе исполнилось? Пятнадцать? Ты по-прежнему такого же маленького роста, как когда-то? Ты и в самом деле была низенькой или я просто тебя такой запомнил, потому что ты на два года моложе?
Тебе об этом, наверное, уже известно, но меня дразнили из-за дружбы с умненькой девочкой. Если я когда-либо держался по отношению к тебе холодно, когда обидчики заходили далеко, прошу прощения за глупость. Сейчас никто из этих людей мне не пишет, поэтому было глупо беспокоиться из-за того, что они обо мне подумают. Они бесследно растворились в моем прошлом, но друг, которого я подумывал из-за них бросить, все еще заставляет меня смеяться своими честными и остроумными письмами. Я никогда не встречал никого, похожего на тебя, Шелл.
Итак, началась война. Объявление войны в один миг изменило Коронадо и Сан-Диего. Мужчин призывают в армию, и всех волнует только то, чтобы мы выглядели настоящими американцами. Один из наших соседей развел у себя в саду большой костер и пригласил всех сжигать свои иностранные книги. Я стоял позади толпы и наблюдал, как люди жгут сказки Людвига Тика и братьев Гримм, а также поэзию Гете, Эйхендорфа, Рильке и Гессе. Они жгли ноты с музыкой Баха, Штрауса, Бетховена и Вагнера. Сожгли даже «Колыбельную» Брамса.
Я все думал, что бы ты сделала, если бы застала людей за швырянием книг в шипящее пламя. Я представил себе, как ты подбегаешь, выхватываешь книги из огня и спрашиваешь: «Вы все сошли с ума? Неужели не понятно, что вы убиваете искусство и творчество, а не армию кайзера?» Но я стоял там, как последний трус, и молчал. Я боялся.
Я знаю, что это письмо стало гораздо более мрачным, чем должно быть поздравление с днем рождения, но мне не с кем здесь поговорить. Все мыслят категориями «хорошо» или «плохо», «правильно» или «неправильно». Они считают, что промежуточных состояний не существует.
Будь осторожна, Шелл. Сейчас очень опасно мыслить не так, как все. Прежде чем кому-то довериться, убедись, что ты хорошо знаешь этого человека. Кажется, что повсюду притаились чудовища, и иногда они маскируются под друзей, соседей и патриотов. Бог мой, надеюсь, что никто и никогда не найдет это письмо и не обвинит меня в предательстве. Я очень далек от этого. Я люблю нашу страну. Мне просто кажется, что мы все немного заблудились.
Береги себя. С днем рождения.
Твой друг Стивен
Я совсем забыла об этом письме. Возможно, я сделала это подсознательно, потому что от его содержания мне стало не по себе. Но теперь я поняла каждое предложение – начиная с его стыда за свои мысли о том, чтобы со мной расстаться, до любопытства относительно моей реакции на сжигание книг. И все это свидетельствовало о том, как много я для него значу.
Я сунула лист голубой почтовой бумаги обратно в конверт и закрыла глаза, сжимая пальцами его хрустящие края.
В три часа ночи меня снова разбудили часы с кукушкой внизу.
На первый взгляд комната показалась мне пустой и неподвижной. Воздух не горел. Я повернулась на спину и опустила голову на подушку, снова погружаясь в сон.
Прошло около минуты, и что-то опустилось на кровать возле моего правого бедра. Матрас издал один из своих музыкальных стонов. Рядом с моими ногами вытянулась еще одна пара ног.
Я открыла глаза.
Дыхание замерло у меня в горле.
Рядом со мной, дрожа и потея, сидел Стивен.
Я его видела.
Он сидел, прислонившись к стене и сжимая голову кулаками, одетый в нижнюю рубашку без рукавов и брюки цвета мешковины. Взлохмаченные волосы падали ему на лицо. Они отросли и были гораздо длиннее, чем когда я в последний раз видела его в апреле.
– О боже, Шелл. Пожалуйста, заставь их прекратить.
Я потеряла дар речи. Я хотела поднять руку, чтобы понять, могу ли я к нему прикоснуться, но боялась его спугнуть. Мне удалось произнести лишь одно слово:
– Стивен?
Сначала он даже не шелохнулся. Он продолжал держаться за голову и дрожать. Затем его что-то испугало. Его плечи вздрогнули, как будто он услышал выстрел, и он упал на кровать рядом со мной, подползая как можно ближе и прижимаясь щекой к моему лицу.
Я погладила его волосы над левым ухом.
– Почему я тебя ощущаю? – Гладкая прядь с легким потрескиванием скользила между моими пальцами. Его лицо было покрыто липким потом, от которого увлажнялась и моя кожа. – Я тебя чувствую. Мы оба наполовину умерли?
– Они меня убивают.
– Все хорошо. Здесь никого нет. – Я обвила его обеими руками и сжала мягкие складки хлопковой рубашки. Его дыхание согревало мою шею, а сердце билось у моей груди, как если бы он все еще был жив. Мое сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди. – Здесь нет никого, Сти…
Он ахнул и оглянулся через плечо.
– Что случилось?
– О боже… – Он приподнялся на локтях. – Они идут…
– Кто?
Я бросила взгляд на стену, и на мгновение мне показалось, что увидела тень большой птицы, парящей на фоне золотистых обоев.
– Господи… – Стивен забрался на меня, ударившись о мои ноги коленями. – Оставь меня у себя.
– Как?
– Позволь мне стать частью тебя.
– Как?
– Пусти меня внутрь.
Мои плечи напряглись.
– Что ты имеешь в виду?
– Закрой глаза.
На стене позади него мелькнула еще одна тень. Я не могла прикрыть веки.
– Закрой глаза. – Он прижал к моей щеке дрожащую ладонь и дохнул мне в лицо ароматом горящих свечей. – Пожалуйста. Закрой глаза и открой мне свой разум. Помоги мне остаться с тобой.
– Это будет больно?
– Не знаю.
– Мне страшно.
– Ты в безопасности, а я – нет. Помоги мне.
Услышав это, я закрыла глаза. Он прижался губами к моему рту и поцеловал меня страстно, как в первый раз. Он раскрыл мои губы своими, и я ощутила вкус дыма и огня. У меня закружилась голова, в ней раздался гул, который нарастал с каждой секундой. Я не могла шелохнуться под ним. Не могла дышать. Масляная лампа на тумбочке погасла, отчего головокружение усилилось. Казалось, кто-то вращает и вращает меня на качелях в непроницаемо темной комнате. Я ощущала Стивена уже не как Стивена, а как невыносимую тяжесть, которую не могла поднять. Перед моим лицом мерцали ослепительные вспышки – огненные взрывы, опалявшие воздух и удушьем запечатывавшие мне горло. Голодные глаза следили за мной из всех углов комнаты, готовясь подобраться поближе. Мои запястья и щиколотки горели от впившейся в них толстой веревки, которой я была крепко связана. Мне предстояло умереть. О боже, мне предстояло умереть!
