– Выпустите меня отсюда! – Я высвободила рот и попыталась подняться. – Я не хочу здесь быть. Выпустите меня отсюда.
Я вырывалась, брыкалась и сопротивлялась, но путы лишь сильнее впивались в мою кожу. Горело все – мои запястья, легкие, нос, живот. Все, что я могла делать, – это кричать и извиваться в черном-черном мире.
Чьи-то руки обхватили меня за плечи.
– Нет! Не стреляйте. Выпустите меня отсюда! Не убивайте меня!
Кто-то поднял меня, как будто вытаскивая из воды.
Вынырнув на поверхность, я хватала ртом воздух. Мне в глаза был направлен луч яркого света. Я снова была в моей комнате. Рядом со мной горела масляная лампа.
Передо мной было бледное, как лунный камень, лицо тети Эвы. Она сжимала мои плечи и смотрела на меня так, будто не узнавала.
– Мэри Шелли? Что ты кричала? С тобой все в порядке?
Я пыталась отдышаться и озиралась по сторонам, меньше всего желая увидеть существо с крыльями и огромным клювом. Но рядом ничего не было. Моя кожа была покрыта потом, а кости стали такими же тяжелыми, как во время возвращения в тело после удара молнией. Мои веки весили добрую сотню килограммов.
– Мэри Шелли? – Тетя Эва прижала ледяную ладонь к моему лбу. – У тебя температура? Это грипп?
– Нет. – Она выпустила меня из рук, и я рухнула на постель. – Нет, это кое-что другое. Это так ужасно, как он и говорил. Хуже. Что это были за глаза?
Мне в рот сунули градусник. Сначала я пыталась сопротивляться, но тетя прижала меня к кровати и пихнула стеклянный наконечник мне под язык.
– Ты говоришь так, как будто у тебя жар. – Она смотрела на меня, широко раскрыв глаза. – Либо тебя потряс этот сеанс. Лучше бы мы вчера вечером вообще не выходили из дома. Нам не следовало входить в ту убогую комнатушку и знакомиться с этой самозванкой.
Тетины очки расплывались, пока две линзы не превратились в четыре дрожащих бутылочных горлышка. Мои веки закрылись. Я заснула прямо с термометром во рту. Мой мозг просто выключился, и я до конца ночи погрузилась в беспробудный сон без единого сновидения.
Глава 15. Сколько весит душа
В темноте возникло лицо в маске, перепугавшее меня до полусмерти.
– Не мучайте меня!
– Прекрати произносить подобные вещи. – Тетя Эва поднесла свечу ближе к своему лицу и подошла к моей кровати. – Это всего лишь я. Я ухожу на работу. Ты хорошо себя чувствуешь? Тебя можно оставить одну?
Я обвела расфокусированным взглядом комнату и увидела очертания фотографий Стивена на стене, мою марлевую маску, свисавшую с ручки ящика комода, крепкие скаутские ботинки на полу.
– Я спрашиваю, ты в порядке?
Она склонилась надо мной.
– Да. – Мой тяжелый вздох шелохнул ее волосы. – Все хорошо.
– Тебе снились кошмары?
– Нет. После того как ты меня разбудила, уже не снились.
Она погладила мою щеку холодной рукой.
– Ты можешь сегодня снова разобрать на запчасти мой фонограф. Делай в этом доме все, что хочешь, только не думай больше об этом сеансе.
– Не буду, – солгала я.
Она еще раз внимательно всмотрелась в мое лицо, прежде чем выйти из моей комнаты и спуститься по лестнице. Оберон обратился к ней, произнеся своим скрипучим птичьим голосом свое имя, а затем я услышала, как за тетей захлопнулась входная дверь.
Полчаса спустя я оделась и вытряхнула из своей черной докторской сумки все, за исключением чистой писчей бумаги и небольшой суммы денег. Спустившись на кухню, я съела яблоко и вынула визитку мистера Дарнинга из маленькой серебряной шкатулки, которую тетя держала рядом со своими кулинарными книгами. Затем я плюхнулась на диван в гостиной, чтобы натянуть ботинки на свои ноги в чулках.
– Кто там? – спросил из своей клетки Оберон.
Я возмущенно уставилась на птицу.
– Кто там? – снова спросил он.
– Я говорила тебе, чтобы ты прекратил это повторять. Это уже не смешно.
Зашнуровав ботинки, я схватила маску и сумку и выбежала за дверь.
Какая-то ворона, каркавшая на соседней крыше, покосилась в мою сторону, что мне нисколько не понравилось. Я надела маску, туго завязав ее на затылке, ускорила шаг и оглянулась через плечо, чтобы убедиться, что большая черная птица меня не преследует. Ворона взлетела, хлопая большими крыльями, и исчезла среди рыжеющих листьев высокого дуба.
Пройдя три квартала в южном направлении, я поравнялась со зловонным домом гробовщика на противоположной стороне улицы.
На лужайке перед домом четверо мужчин в рабочей одежде торопливо мастерили гробы, и у меня в костях эхом отразился визг их пил.
– Те мальчишки уже не играют на гробах? – спросила я у рабочих.
Седеющий мужчина в маске на худом лице поднял голову, на мгновение перестав пилить.
– Что вы сказали?
– В прошлый раз, когда я здесь проходила, видела, как какие-то мальчики играют на гробах.
– Вы имеете в виду этих маленьких сорванцов, которых мы тут всю неделю гоняли?
– Да.
Мужчина кивнул на поставленные друг на друга гробы поменьше.
– Теперь они вон там.
Я ощутила его слова, как удар в живот. Опустила глаза и сделала вид, что не услышала ответа.
Укрепленные подошвы моих скаутских ботинок гулко стучали по тротуару.
Смерть щелкала зубами, наступая мне на пятки. «Я тебя догоняю. Ты уже чувствуешь мое приближение?»
Пройдя еще пять кварталов, я вынула из черной сумки визитку мистера Дарнинга, потому что его дом был где-то рядом. Я скользила взглядом по витринам магазинов в поисках фотостудии. Шляпный магазин, театр «Мечта», бакалейная лавка, отели. Наконец я ее увидела, студию Дарнинга, – скромную витрину на северо-восточном углу Пятой улицы.
В двух оконных витринах были выставлены работы мистера Дарнинга: коллекция из двадцати фотографий, по десять в каждом окне. Ни одна из них не была омрачена ду́хами, защитными масками или хотя бы войной. Я увидела младенцев в длинных белых крестильных сорочках и пухлощеких детишек в матросских костюмчиках. Невесты в воздушных вуалях позировали рядом с гладко выбритыми мужчинами в костюмах-тройках. Футболисты школьной команды, одетые в черные джемперы и штаны по колено, сурово смотрели в камеру, сложив на груди руки. Хорошенькая молодая женщина с темными кудрями, собранными на макушке, смотрела на меня бездонными черными глазами. На белой табличке под этой рамкой кто-то написал: «Прекрасная певица Сан-Диего Вивьен Бодро».
Эти фотографии были так прекрасны, что я невольно заулыбалась под маской.
МИСТЕР АЛОИЗИУС П. ДАРНИНГ
ФОТОГРАФ И ПРИЗНАННЫЙ НИСПРОВЕРГАТЕЛЬ ШАРЛАТАНОВ-СПИРИТУАЛИСТОВ
