Звон медного колокольчика известил о моем прибытии. Я вошла в небольшую приемную с тремя дубовыми стульями.
– У меня клиент, – сообщил из-за ширмы мистер Дарнинг. – Подождите, пожалуйста, одну минуту.
– Билли, сиди смирно, – произнес женский голос. – Папа хочет увидеть, как вырос его мальчик.
Стены вестибюля тоже были увешаны фотографиями – аккуратными рядами снимков на золотисто-винных полосатых обоях. В ожидании мистера Дарнинга я принялась разглядывать содержимое рамочек и читать благодарственные письма фотографу за то, что он ловит мошенников. Я смотрела на газетные фото хорошо одетых джентльменов в наручниках, которых держали за локоть неулыбчивые полицейские. Письмо, собственноручно написанное мэром Лос-Анджелеса, осыпало мистера Дарнинга комплиментами: «Целостность, которую вы демонстрируете в это тревожное время, сэр, заслуживает всяческих похвал», «Очень сложно отстаивать то, что вы считаете правильным, в то время как столько людей стремится доказать вашу неправоту. Я от всего сердца благодарю вас за спасение бесчисленного множества семей и жителей Лос-Анджелеса, которым вы не позволили стать жертвами надувательства в эпоху безумия, именуемого спиритуализмом».
От слов мэра у меня по спине пополз холодок. Они перекликались с тем, что написал мне отец: «Иногда наша сила духа вынуждает нас предпочесть правду и целостность комфорту и безопасности».
За ширмой вспыхнул свет. Заплакал ребенок.
Я заглянула за перегородку.
В клубах густого дыма на плетеном стуле, расположенном на фоне холста с изображением цветущего весеннего сада, сидели женщина и ребенок. Мать и сын были в масках, и ребенок задыхался от слез и дыма вспышки, пытаясь сорвать с лица марлю.
– Я думаю, все получилось, миссис Ирвин, – произнес мистер Дарнинг, разгоняя густое белое облако листом плотной бумаги. – Билли, уже все. Ты так хорошо себя вел. Я дам тебе леденец.
Я расположилась на одном из стульев в вестибюле, задвинув черную сумку себе под юбку, чтобы никто не поинтересовался, почему во время пандемии гриппа я разгуливаю по городу с докторской сумкой. Мне впервые это показалось странным, а я не хотела, чтобы мистер Дарнинг считал меня странной.
Первым из студии вразвалку вышел маленький мальчик. Он вытирал красные заплаканные глаза и засовывал под маску длинный фиолетовый леденец. От него пахло липким раздавленным виноградом. Медноволосый фотограф в черном сюртуке, галстуке и, разумеется, маске вышел, придерживая под локоть маму малыша. Синее хлопчатобумажное платье висело на ее худом теле, как пустой мешок из-под муки.
– Благодарю вас, мистер Дарнинг, – произнесла она, беря сынишку за руку. – Я надеюсь, Уильяму понравится фотография. После битвы за лес Белло
[7] его письма стали очень мрачными.
– Я уверен, что эта фотография приведет его в восторг. И я уверен, что с ним все в порядке. Мне и самому хотелось бы там быть, но, к сожалению, я склонен к астме.
– Я знаю, что после гриппа выгляжу как страшилище, поэтому не уверена, что мой вид его утешит.
– Вздор. Вы очаровательны. Ваш муж будет счастлив, увидев вас обоих живыми и в здравии. – Мистер Дарнинг отворил дверь перед посетителями. – Фотография будет готова через два дня, и после этого вы сможете отправить по почте замечательную посылочку, которая поднимет ему настроение.
– Спасибо.
Они попрощались, и мистер Дарнинг, закрыв дверь, стремительно обернулся ко мне.
– Мисс Блэк… Как поживаете?
Я поднялась со стула.
– Все хорошо.
Его голубые глаза потеплели.
– Вы уверены? – сочувственно спросил он.
– Да, я… – Я вспомнила, что, когда мистер Дарнинг видел меня в последний раз, Джулиус и Грант оттаскивали меня от гроба Стивена, а я вырывалась и вопила, что Стивен мне что-то шепчет. – Ээ… когда заходили к нам с тетей, вы предложили бесплатно нас сфотографировать, и я хотела бы воспользоваться вашим предложением.
– Разумеется. А ваша тетя? Она не захотела прийти?
– Она на работе, поэтому я пришла сама. Если вы не против, я также хотела бы задать вам несколько вопросов о спиритуалистической фотографии.
– А, понятно. Что ж, я с радостью на них отвечу. – Он жестом пригласил меня войти с ним в студию. – Пройдемте, и, пока мы будем готовиться к съемке, вы можете спросить меня о чем хотите.
Войдя вместе с ним в соседнюю комнату, я окунулась в до боли знакомую атмосферу. Я схватилась за спинку тяжелого кресла, чтобы справиться с нахлынувшей на меня мучительной ностальгией по старой студии отца Стивена в Портленде. Рядом с площадкой для съемки был разнообразный реквизит: искусственные валуны, зонтики, плюшевые медведи. Парижские веера с длинными белыми перьями вызывали воспоминания о дождливых выходных, проведенных в студии мистера Эмберса. Мы со Стивеном надевали шляпы от костюмов взрослых размеров и читали книги или играли в игры, расположившись на обитых бархатом стульях и банкетках. Я вспомнила запах химикатов в проявочной комнате, дым и шлейфовый аромат духов посетительниц, а также благоговейное молчание, с которым отец Стивена проявлял свои фотографии.
– Мисс Блэк, вы точно в порядке? – спросил мистер Дарнинг.
Я кивнула:
– Да, со мной все хорошо.
Он выдвинул прямоугольную кассету с использованной фотографической пластиной из задней части своей объемной камеры.
– Я только отнесу это стекло в проявочную и тут же вернусь к вам.
Он скрылся за дверью справа, но меньше чем через минуту уже снова вошел в студию, потирая руки и готовясь приступить к работе.
– Итак, – начал он, отодвигая в сторону плетеный стул, который использовал для предыдущего портрета, – что вы хотели знать о спиритуалистической фотографии?
– Ну… – Я потянула за темно-синюю нитку на моем правом манжете и попыталась собраться с мыслями. – Моя тетя говорила, что вы обличаете мошенников, фотографирующих духов, по всей стране.
– Верно. – Он скатал холст с нарисованным на нем садом. – В основном я путешествовал летом, до того, как из-за гриппа города начали закрывать. Боюсь, что слишком много фотографов добавили в свой репертуар изображения призраков. Пронесшаяся по стране волна горя привела к тому, что люди впадают в отчаяние. Они готовы поверить всему и становятся уязвимы.
– Как пьяница, жаждущий выпивки?
Он покосился на меня через плечо:
– В каком смысле?
– Так описал их отчаяние Стивен Эмберс, говоря о клиентах своего брата. Он рассказывал, что слышал, как они плачут внизу, и это разбивало ему сердце. Как это гадко – наживаться на человеческом горе.
