Мне захотелось самому увидеть брачные игры акул-нянек и других видов, благо места их свидания находились всего в полутора сотнях километров от меня. Я отправился к другу и соратнику Прэтта, Джеффри Кэррьеру. Кэррьер работает в Ки-Уэсте, до его кабинета ехать было недолго. Там он рассказал мне о своем опыте изучения сексуальной жизни акул, а потом я и сам отправился на Тортугас.
Я помог Кэррьеру отвязать его пятиметровый катер, и мы покинули светло-зеленую бухту Ки-Уэст, такую чистую, что казалось, катер скользил по жидкому стеклу. Мы вглядывались в тени, пробегавшие по дну. Стоя у руля, Кэррьер объяснял мне важную взаимосвязь мангровых деревьев – аборигенных растений Флориды – и морской жизни. Во Флориде насчитывается примерно две тысячи квадратных километров мангровых лесов, и они вносят большой вклад в экономическое и экологическое здоровье южной прибрежной зоны штата. Благодаря многочисленным толстым корням манграм удается закрепиться в грязи. Это одно из немногих растений, процветающих в соленой среде. Они получают пресную воду из морской воды, выделяя избыток соли при помощи листьев. Некоторые мангры также блокируют всасывание соли через корни. Над корнями и толщей воды простираются заросли ветвей. Их длина может достигать тридцати метров над уровнем воды. У них плотно сидящие маленькие зеленые листочки, а прибрежные птицы часто используют их для гнездовья.
Во многих странах мангровые леса выкорчевывают, чтобы освободить место под рыбные пруды. На Филиппинах, к примеру, 50 % мангровых лесов превратилось в места для разведения креветок для международного коммерческого использования. Я спросил Кэррьера, что будет, если и здесь, во Флориде, мангровые леса вырубят ради разведения рыбы. Он ответил: «Без здоровых мангровых лесов любительское и промышленное рыболовство во Флориде резко упадет».
Основное преимущество здоровых экосистем мангровых лесов заключается в том, что здесь гнездятся и выращивают птенцов местные птицы и размножаются прочие представители фауны – в воде и над водой, как среди корней мангровых деревьев, так и в их ветвях. Но это не единственный плюс мангровых рощ. Помимо этого, они способствуют переработке питательных веществ в прибрежных водах. Когда деревья сбрасывают листья, те падают в воду и разлагаются бактериями и грибами. После этого остатки минеральных веществ снова оказываются доступны пищевым цепочкам, от планктона до морских животных. Корни мангровых деревьев служат ловушкой не только чисто физически: многие морские организмы используют корни как место, куда можно прикрепиться, и, закрепившись, фильтруют воду, улавливая и возвращая в систему питательные вещества, что дает жизнь деревьям и другой растительности, и цикл начинается заново. Мало того, экосистемы, расположенные неподалеку – заболоченные участки суши, солончаки, подводные морские луга, – тоже получают пользу от мангровых лесов. Благодаря приливам и отливам питательные вещества из мангровых лесов вымываются в окружающие их воды. Это означает, что мангры дают огромное количество пищи самым разным морским обитателям, даже весьма крупным рыбам вроде тарпонов, ставрид и красных горбылей.
Во время нашего с Кэррьером путешествия на катере мы видели множество птиц – например американских бурых пеликанов и розовых колпиц, которые громко хлопали крыльями над нашими головами. Кэррьер выключил мотор, и лодку повлекло в маленькую бухту, окруженную белыми и красными мангровыми деревьями. Их ветви провисали под тяжестью белых цапель. Вода была такой прозрачной, что можно было легко разглядеть гладкие коричневые корни мангров, уходящие в ил. Кору облепляли усоногие ракообразные. Кэррьер сказал, что среди плотно переплетенных корней скрываются устрицы, крабы, губки, анемоны и многие другие виды животных.
Глубина была небольшой – метра полтора-два, и можно было разглядеть извивающиеся по песчаному дню гребни. Когда лодка остановилась, Кэррьер бросил небольшой якорь. Мотор был выключен, в тишине слышались лишь звуки воды, ударявшейся в корпус нашего катера. Легкий ветерок облегчал жар послеполуденного солнца. Уже через пару минут мы кое-что заметили. Мимо нас проскользнул малек бронзовой акулы-молота, он крутил головой по сторонам, выслеживая кого-то среди корней. Полная копия взрослой акулы-молота, только уменьшенная: в длину он был от силы сантиметров сорок пять. Бежевая кожа сливалась с песком на дне, поэтому его было сложно заметить, однако я смог разглядеть необыкновенную голову малыша с выемками вдоль лба. Через несколько минут в бухту заплыл детеныш лимонной акулы длиной сантиметров шестьдесят. Заметив нас, он поспешил обратно в мангры. Мы находились в самом центре акульих яслей. Вне зависимости от способа появления на свет малышам акул с самого рождения приходится развивать свои охотничьи навыки, чтобы не погибнуть. В безопасности мангровых лесов акулята подрастают первые годы, прежде чем отправиться в более глубокие и коварные воды. Без мангровых лесов акулы, в особенности акулы-няньки, станут очень уязвимы. Пока акулы-няньки подрастают, они остаются в мангровых лесах, которые служат им площадкой для игр. «Взрослых, зрелых акул длиной 7–8 футов здесь не встретишь, – сказал мне Кэррьер. – Здесь можно увидеть акул длиной до 6 футов
[38]».
У животных часто наблюдается тенденция возвращаться в места, где они уже бывали. Натальная филопатрия, когда животные возвращаются на место рождения, чтобы вывести потомство, – самая распространенная форма такой верности месту. Широко известна способность лососевых рыб возвращаться в реки и ручьи
[39], в которых они вышли из икринок. К настоящему моменту Кэррьер установил метки более чем на тысячу акул-нянек, в основном в местных мангровых лесах. Изучая эти метки, он смог показать, что акулы-няньки из года в год возвращаются в одни и те же места, чтобы спариться, примерно как лососевые возвращаются в родные реки и ручьи, чтобы отложить икру.
Исследования Кэррьера и Прэтта нашли подтверждение и в других трудах. Наблюдения за лимонными акулами на Бимини также установили, что акулы остаются верны месту своего рождения. В течение тридцати пяти лет ученые наблюдали, как лимонные акулы возвращаются на место своего рождения, чтобы в свою очередь родить детенышей.
На обратном пути Кэррьер остановил катер в тенистом месте у мангровых зарослей. Утирая пот со лба, он подвел итог тому, что узнал за сорок лет исследования акул. Ему удалось добиться значительного коэффициента повторного отлова – 25 % от тысячи выловленных и помеченных акул, – поэтому он с уверенностью может называть акул-нянек домоседами. По словам Кэррьера, этим акулам не свойственно агрессивное поведение. Он даже никогда не слыхал о неспровоцированных атаках со стороны акул-нянек в этих краях.
После водной экскурсии с Кэррьером в мангровые леса Ки-Уэста я продолжил путешествие на Драй-Тортугас на пароме. Бирюзовая вода там необычайно прозрачна и тепла – идеальное место, чтобы поплавать с трубкой и понаблюдать за биоразнообразием острова. Я могу понять, почему акулы-няньки процветают здесь, в 110 километрах от суши, где люди их не беспокоят. Они рождаются, размножаются и живут в окрестностях этих вод, подобно Адаму и Еве в Эдемском саду, в течение многих столетий. Мое путешествие пришло к концу, когда парому надо было возвращаться в Ки-Уэст.
