– Нет, что-то случилось. Я же вижу. – Она положила ладонь на его плечо и ощутила напрягшиеся мышцы. – Если дело в Соммерсете, то я заходила к нему. Старик вполне бодр и раздражен не больше, чем обычно. Я понимаю, ты расстраиваешься из-за случившегося, но…
– Я позаботился о том, чтобы за ним хорошо присматривали. А тебе не приходит в голову, что у меня могут быть и другие проблемы, кроме него, тебя и твоей работы?
Он отодвинулся, встал, стремясь оказаться подальше от ее заботливой руки, и налил себе еще виски. Но надежда на то, что спиртное поможет ему избавиться от тошноты, оказалась тщетной.
– Рорк…
– Черт побери, я занят! – бросил он, и устремившаяся к нему Ева остановилась, как вкопанная. – Пожалуйста, не мешай мне. У меня нет настроения болтать, выслушивать твои рассказы о том, как прошел день, или поставить пистон по быстрому.
Оскорбление заставило ее вспыхнуть.
– А на что у тебя есть настроение?
– На то, чтобы побыть одному и закончить дело, ради которого я сюда пришел.
«Если ты останешься здесь, я этого просто не вынесу. И не вынесу того „дела“, которым занимаюсь…»
– Твои рассказы о работе отнимают у меня уйму времени, которое я потом обязан наверстывать. Когда ты увидела, что дверь закрыта, то должна была понять: я не хочу, чтобы мне мешали. У меня накопилась куча работы. Думаю, что у тебя тоже. Не сомневаюсь, что трупов в Нью-Йорке более чем достаточно для одного вечера.
– Да. – Ева медленно кивнула. Ее гнев исчез, сменившись невыносимой болью. – Трупов хватает… Ладно, не буду тебе мешать.
Она шагнула к двери и тут же услышала щелчок открывшегося замка.
Как только Ева вышла, замок щелкнул снова. Оставшись в одиночестве, Рорк долго смотрел на стакан, а потом швырнул его в стену. Осколки хрусталя потекли на пол, как горькие слезы.
Ева принялась за работу. Точнее, попыталась сделать это. Нужно было проверить людей, фамилии которых удалось вытянуть из Хастингса. С каждым придется говорить персонально, но до того нужно узнать их прошлое.
Она получила подробный отчет Пибоди. Второй подозреваемый имел в момент убийства Рэйчел Хоуард прочное алиби. Ева была уверена, что алиби подтвердится, но проверить его все же не мешало.
Она прикинула другие возможности, просмотрела свои записи, приколола к доске снимки Рэйчел, расписание занятий, план автостоянки и фотографию Колумбийского университета, сделанную с высоты птичьего полета.
Но все это время ее не покидала тревога за Рорка.
Около полуночи Ева пришла в спальню и увидела, что там пусто. Домашний компьютер ответил, что Рорк по-прежнему находится у себя в кабинете.
Когда в час ночи Ева забралась в одинокую постель, Рорк еще не пришел.
Она не хотела ссориться с ним. Спору нет, иногда хорошая ссора обостряет чувства. Разгоняет кровь. Но как бы Ева и Рорк ни злились друг на друга, раньше они всегда были вместе. А теперь…
Это была не ссора. Он просто оборвал ее и выгнал. Смотрел на нее холодными синими глазами, как на чужую. Или надоедливую знакомую.
«Не следовало уходить, – сказала себе Ева, ворочаясь в огромной кровати. – Нужно было остаться, разозлить его и заставить рассказать, что случилось».
Но он прекрасно знал, как заставить ее уйти. Если бы Рорк кричал на нее, она бы это как-нибудь перенесла. Но он ошеломил ее, выбил из колеи и заставил уйти, поджав хвост.
«Ну, погоди! – подумала она, засыпая. – Я еще доберусь до тебя!»
Пока Ева лежала в темноте и не могла уснуть, обрел бессмертие девятнадцатилетний студент театрального факультета по имени Кенби Сулу.
Он стоял, высокий, стройный и навеки молодой. Его телу была придана нужная поза. Безжизненные конечности поддерживались тонкой проволокой, чтобы бесстрастный объектив фотоаппарата мог запечатлеть юношу во всей красе.
«Какой свет! Какой сильный свет… Он окутывает меня, как плащ. Питает меня. Он был гением, этот юноша с фигурой танцора и душой художника. Теперь он – это я. То, чем был он, будет всегда жить во мне.
Я чувствовал, как он соединяется с Рэйчел и со мной. Теперь мы близки больше, чем любовники. Мы превратились в жизненную силу, намного превосходящую способности каждого из нас порознь.
Их дар мне грандиозен. А я взамен подарил им вечность.
Теперь в них никогда не будет тьмы.
Только безумный может назвать это безумием. Только слепой смотрит, но не видит.
Я уверен, что скоро, очень скоро смогу предъявить миру то, что сумел создать. Правда, сначала нужно накопить больше света. Мне нужны еще двое, а потом я поделюсь с миром.
Но, конечно, я должен дать всем на это посмотреть».
Когда дело было сделано, записку и фотографию отправили Надин Ферст, на Семьдесят пятый канал.
ГЛАВА 10
Ева очнулась от кошмара, услышав звонок стоящего на тумбочке телефона. В кошмаре было темно, наяву – тоже. Дрожа от ужаса, она вцепилась в скомканные простыни, с трудом приходя в себя. Потом вытерла ладонями мокрые щеки, со свистом втянула в себя воздух, почувствовала, что сердце колотится как сумасшедшее и ответила на звонок:
– Даллас.
– ПЕРЕДАЮ СООБЩЕНИЕ ДЛЯ ЛЕЙТЕНАНТА ЕВЫ ДАЛЛАС, – послышался механический голос.
– Прием.
– СРОЧНЫЙ ВЫЗОВ. ЛИНКОЛЬН-ЦЕНТР, ВЫХОД К МЕТРОПОЛИТЕН-ОПЕРА. ВОЗМОЖНО, УБИЙСТВО.
Ева провела рукой по волосам.
– Поставьте в известность сержанта Делию Пибоди. Я рассчитываю прибыть через двадцать минут.
– ПРИНЯТО. ОТБОЙ.
Она скатилась с кровати. Пустой кровати. Было почти четыре утра, но Рорк так и не пришел. Кожа Евы была липкой от холодного пота, поэтому пришлось потратить две минуты на душ и еще минуту постоять под струей горячего воздуха. После этого она почти успокоилась.
В полумраке Ева быстро оделась, застегнула портупею, сунула в карман значок и наручники, прицепила к поясу видеокамеру и устремилась к двери. Но на пороге чертыхнулась, повернула обратно и достала из ящика тумбочки мемокубик.
– Вызвали на дело, – продиктовала она. – Когда вернусь, не знаю.
Еве хотелось сказать многое, но все это не имело смысла. Поэтому она ничего добавлять не стала, бросила кубик на кровать и отправилась на работу.
Полицейские оцепили место преступления красно-желтыми лентами. У тротуара носом к носу стояли две черно-белые патрульные машины. На их крышах вращались конусообразные маячки, раскидывая в стороны холодные голубые и жаркие красные лучи.
Украшавший террасу театра величественный фонтан был выключен; элегантное здание позади него утопало в тени. Ева прожила в Нью-Йорке десять лет, но ни разу не была в этом храме искусства – пока Рорк не стал водить ее в театры, на концерты и даже в оперу.
