Где-то там внизу ходит по улицам Ева. Злится, конечно, при мысли о том, что придется наряжаться и вести светские разговоры после целого дня, проведенного в преследовании убийцы. Скорее всего, она ворвется в дом в последний момент, раздраженная, сердитая, как всегда, когда приходилось второпях переходить от роли полицейского к роли жены. Вряд ли она догадывается, какое это волнующее и трогательное зрелище: следить за ней, пока совершается переход. Заслышав стук в дверь, Рорк повернулся:
– Да.
Его секретарша ввела посетительницу, и он вдруг почувствовал, что улыбается: уж больно забавно было наблюдать двух аккуратных, подтянутых, хорошо одетых женщин определенного возраста, входящих в его кабинет.
– Спасибо, Каро. Миссис О'Баннион, спасибо, что пришли. Присядьте, прошу вас. Хотите чего-нибудь? Кофе? Чаю?
– Спасибо, ничего не нужно.
Рорк пожал ей руку и почувствовал, что ее пальцы слегка дрожат. Он усадил ее в кресло. Возможно, его манеры ее раздражают. Слишком светские, профессионально-непринужденные. Он ничего не мог с этим поделать.
– Я вам очень благодарен за то, что нашли для меня время, – начал он, – особенно в столь поздний час.
– Это не проблема.
Она оглядывала его кабинет, явно оценивая простор, стиль обстановки, произведения искусства, мебель, оборудование – мир вещей, которыми он себя окружил, потому что ему это было необходимо.
– Я хотел сам приехать к вам в приют, но мне пришло в голову, что присутствие мужчины может заставить женщин и детей нервничать.
– Нет, им полезно присутствие мужчин. Мужчин, которые обращаются с ними по-человечески и не желают им зла. – Она сложила руки на коленях. Ее взгляд был прямо и решительно устремлен ему в глаза, и Рорку казалось, что он слышит, как взволнованно и часто бьется ее сердце. – Преодоление страха, восстановление самоуважения и нормальных отношений с окружающими – это важная часть реабилитации. Необходимо разорвать порочный круг забитости и униженности.
– С этим я спорить не стану, но мне невольно приходит в голову: если бы у Сиобан Броди было больше страха, может быть, она смогла бы выжить? Я даже не знаю, что, собственно, хочу вам сказать, – продолжал Рорк, не давая ей ответить. – Не знаю, как это сказать. Я думал, что знаю. Прежде всего хочу извиниться за то, что так долго откладывал нашу новую встречу.
– Я ждала увольнения. – В ее голосе тоже слышался легкий ирландский акцент. – Вы для этого пригласили меня сюда сегодня?
– Нет-нет, конечно, нет. Простите, мне следовало сообразить, что вы будете беспокоиться после того, в каком состоянии я все оставил. Я был рассержен и… расстроен. – Рорк еле удержался от желания провести пятерней по волосам. «Нервы», – подумал он. Не ей одной приходилось с ними справляться. – Если можно так сказать.
– Вы были вне себя от ярости и готовы были вышвырнуть меня пинком под зад.
– Верно. Я уверял себя, что вы лжете. – Он не отводил от нее серьезного взгляда. – Я убедил себя в этом. Я твердил себе, что вам это зачем-то понадобилось: внушить мне, что та девушка, которую вы знали когда-то в Дублине, и есть моя мать. Это противоречило всему, что я знал, во что верил всю свою жизнь. Понимаете?
– Да, я понимаю.
– До вас были другие. Они пробивались ко мне время от времени со своими историями о родственных связях. Дядя, брат, сестра, черт знает кто. Их нетрудно было уличить, проигнорировать, отправить восвояси.
– То, что я вам рассказала, не было историей, Рорк. Это была чистая правда, как бог свят.
– Да, я знаю. – Рорк взглянул на свои руки. – Он знал, что по форме – ширине ладоней, длине пальцев – они в точности повторяют руки его отца. – Я это понял всем нутром. Я это знал. И от этого мне становилось только хуже. Просто невыносимо, поверьте мне. – Он снова поднял взгляд, посмотрел ей в глаза. – Вы имеете право знать: я подверг вас самой придирчивой проверке.
– Я ничего другого и не ждала.
– И ее я тоже проверил. И себя. Я никогда раньше этого не делал. Во всяком случае, не так тщательно.
– Вот этого я не понимаю. Я не стала бы вам все рассказывать, не будь я уверена, что часть истории вам уже известна. Такой человек, как вы, всегда знает то, что ему нужно знать.
– Для меня это был вопрос чести: я внушил себе, что это не имеет значения. Меня это не должно было интересовать: ведь я верил, что моя мать – Мег Рорк. Мне не хотелось иметь с ней что-либо общее, как и ей со мной.
Мойра тяжело вздохнула:
– Знаете, я отказалась от кофе, потому что у меня руки тряслись. А теперь хочу спросить: нельзя ли мне все-таки попросить чашечку?
– Разумеется.
Рорк поднялся, подошел к стене и открыл панель. Внутри помещалась полностью оборудованная мини-кухня. Он начал программировать кофе, но тут у него за спиной раздался ее смех, и он обернулся.
– В жизни не видела ничего похожего на этот кабинет. Такая роскошь! Мои ноги утопают в ковре чуть не по щиколотку. Вы так молоды и уже имеете так много.
Улыбка, которую он ей послал, была мрачной.
– Я рано начал.
– Да, это верно. Знаете, у меня в животе до сих пор все трепыхается. – Мойра прижала к животу руку. – Я была уверена, что вы вызвали меня сюда, чтобы уволить, а может, пригрозить каким-нибудь иском. Я не знала, что сказать семье, моим подопечным в приюте. Тяжело было думать, что придется оттуда уходить. Я так к ним привязалась.
– Как я уже сказал, я подверг вас тщательной проверке. Им повезло, что вы работаете в приюте. С чем вы пьете кофе?
– Сливки, если можно. Значит, все это здание принадлежит вам?
– Да.
– Оно похоже на огромное черное копье, мощное, но изящное. Спасибо. – Она приняла у него кофейную чашку и отпила глоточек. Ее глаза округлились, а затем прищурились. Она принюхалась к дымящейся в руках чашке. – Это настоящий кофе?
Рорк рассмеялся, и давящая тяжесть у него в затылке вдруг исчезла как по волшебству. Наконец-то!
– Да, настоящий. Я вам пришлю в подарок. Когда мы с моей женой только познакомились, я угостил ее кофе, и у нее была та же реакция. Ей я тоже потом послал немного. Может, потому-то она за меня и вышла.
– Я в этом сомневаюсь. – Взгляд Мойры снова стал тверд. – Ваша мать умерла, и это он ее убил, не так ли? Патрик Рорк убил ее, как я и думала.
– Да, я съездил в Дублин и все это проверил. Я получил подтверждение.
– Вы скажете мне, как это произошло?
«Забил ее до смерти, – мог бы сказать Рорк. – Избил до крови, забил до смерти. Вот такими же руками, как у меня. А потом он выбросил ее в реку. Выбросил несчастную мертвую девочку, которая любила его. Так любила, что подарила ему сына».
