Поэтому она свернулась у него на руках и содрогнулась, когда он провел рукой по волосам парика, упавшим ей на глаза и накрывшим ее спину до самой попки.
– Вмажься, Стелла, – сказал он. – Тебе полегчает. Вот проверну дельце, купим няньку-робота присматривать за девчонкой.
– Да уж, как же, как же. И дом большой купим, и целый таксопарк шикарных тачек, и все остальное дерьмо, что ты мне наобещал. А все, что я от тебя до сих пор получила, Рич, так это сопливую, ноющую дрянь.
– Это наш будущий дивиденд. В один прекрасный день она нам все вернет с лихвой. Верно, детка? Вмажься, Стелла, – повторил он, выходя из комнаты с девочкой на руках. – А я умою девчонку.
Последним, что видела девочка, пока он выходил из комнаты, было лицо той… которая мамочка. Глаза, карие глаза под накрашенными золотистой краской веками тоже были зубастыми, как и слова. Они были полны ненависти.
Ева проснулась без приступа панического удушья – обычно они преследовали ее в кошмарах, – но в каком-то тупом, холодном шоке. В комнате было темно. Она почувствовала, что во сне откатилась к краю кровати, как будто в ее кошмаре ей требовалось уединение.
Потрясенная, разбитая, она снова придвинулась к Рорку, прижалась к нему. Он обнял ее, подтянул еще ближе к себе. Согретая его теплом, она притворилась, что снова заснула.
Она ничего не сказала Рорку про кошмар на следующее утро. Она не была уверена, что об этом следует рассказывать, она даже не была уверена, что сможет это сделать. Ей хотелось запереть страшное воспоминание в дальнем уголке памяти, но оно настойчиво пробивалось наружу, пока она совершала свой обычный утренний туалет.
Хорошо еще, что у Рорка на это утро было назначено несколько встреч: она могла выскользнуть из дома незамеченной, почти не общаясь с ним. Он слишком хорошо ее понимал – эта его способность и поражала ее, и раздражала. Он видел ее насквозь, а она была еще не готова сама проанализировать то, что ей приснилось.
Ее мать была шлюхой и наркоманкой, она никогда не хотела иметь ребенка. Не просто не хотела иметь, ей сама мысль о ребенке была ненавистна.
«Какая разница?» – спросила себя Ева. Ее отец был чудовищем. Легче ли ей оттого, что и ее мать оказалась чудовищем? От этого ничего не менялось.
Ева запарковала машину у Центрального управления, направилась к себе в кабинет. С каждым шагом по гудящему, как улей, Центральному управлению она все больше становилась собой. Тяжесть табельного оружия придавала ей уверенности, как и сознание того, что жетон у нее в кармане. Рорк как-то раз назвал их ее символами, и это было верно. Они были символами того, чем она стала. Ева прошла через «загон», где как раз рассаживалась по местам утренняя смена. На ходу она заглянула в закуток к Пибоди и застала свою помощницу торопливо допивающей кофе.
– Томас А. Брин, – объявила Ева и отбарабанила адрес в Гринвич-Виллидж. – Свяжись с ним, договорись о встрече. Живо! Мы поедем к нему.
– Слушаюсь, лейтенант! Что, тяжелая выдалась ночка? – спросила Пибоди. – Судя по виду, вам не слишком много удалось поспать, вот и все. Я тоже не спала, готовилась к экзамену.
– Хочешь быть круглой отличницей – не видать тебе жетона. Договорись об интервью. Потом у нас повторные встречи с подозреваемыми, начиная с Фортни. – Ева повернулась, чтобы уходить, но остановилась. – Ты можешь надорваться, понимаешь?
– Понимаю, но я все время на компьютерных мульках режусь. Правда, вчера я двоих засадила. В первый раз почувствовала, что у меня что-то получается.
– Хорошо. – Ева засунула руки в карманы. – Хорошо, – повторила она и направилась к себе в кабинет, собираясь запросить в лаборатории последние данные по Грегг.
Перебранка с Дикхедом из лаборатории улучшила ей самочувствие. Она углубилась в чтение отчетов судмедэксперта. Морс с хирургической точностью исследовал оружие, использованное в деле Вутон. Анализы на токсикологию показали, что ее организм свободен от химикалий.
«Ну, раз она больше не употребляла, искать ее бывшего поставщика не имеет смысла», – подумала Ева.
Поиски в китайском квартале и в прилегающих районах в очередной раз дали нулевой результат.
– Ни следа спермы в теле Грегг, – сообщила Ева, пока они с Пибоди ехали в Гринвич-Виллидж. – Судмедэксперт сообщил, что она была изнасилована, в том числе и через задний проход, но только палкой от швабры. Никаких отпечатков в квартире, кроме ее собственных, членов семьи и двух соседей, которые вне подозрений. Есть волосяные фибры – искусственные. Дикхед думает, что это парик и накладные усы, но присягнуть пока не решается.
– Значит, наш парень шифруется.
– На случай, если бы кто-то из соседей обратил на него внимание. Я бы сказала, что он выслеживал ее несколько недель. Уточнял ее воскресный график. Но вот вопрос: почему он выбрал именно ее? Вытащил из шляпы бумажку с ее фамилией? Как он наметил именно эту проститутку, именно эту домохозяйку?
– Может, между ними есть связь? Место, где они обе делали покупки или обедали. Общий доктор. Общий банк.
– Возможно. Вот и займись этой линией. Я склонна думать, что он исследовал район, округу. Надо выбрать обстановку, а потом уже наметить жертву. Вот тогда и можно начинать игру.
– Кстати, о районе и об обстановке. Вот симпатичный райончик. – Пибоди оглядывала широкие тротуары, большие старинные дома с цветочными горшками и ящиками на балконах. – Когда-нибудь я сюда переселюсь. Ну, знаете, когда остепенюсь, начну подумывать о семье и обо всем таком. Вы когда-нибудь думали об этом? О детишках и прочем?
Ева вспомнила налитые ненавистью глаза, глядящие на нее из ночного кошмара.
– Нет.
– У вас еще куча времени. Я собираюсь об этом подумать лет через шесть-восемь, не раньше. Подвергну Макнаба длительной проверке, а до тех пор ни на что, кроме совместного проживания, я не согласна. Эй, Даллас, у вас глаз не дернулся!
– Это потому, что я тебя не слушаю.
– Нет, слушаете, – пробормотала Пибоди. Ева тем временем выбирала место, где поставить машину. – Макнаб был так мил, когда помогал мне готовиться к экзамену. Знаете, когда кто-то «болеет» за тебя по-настоящему, это чувствуется. Он и вправду хочет, чтобы у меня все получилось, потому что я сама этого хочу. Это, в общем… впечатляет. Понимаете, на него можно положиться.
– Макнаб, конечно, непробиваемый кретин, но он тебя любит.
– Даллас! – Пибоди так резко повернулась на сиденье, что фуражка съехала ей на один глаз. – Вы сказали слово на букву «л» и «Макнаб» в одной фразе. Я вас за язык не тянула. – Почему бы тебе просто не заткнуться, а?
– Да с удовольствием. – Пибоди с довольной улыбкой поправила фуражку. – Я буду смаковать эту фразу молча.
Они миновали три дома и подошли к трехэтажному особняку, который, по мнению Евы, был когда-то рассчитан на несколько семей. Очевидно, писать об убийцах – дело выгодное, раз Брин может позволить себе такую недвижимость.
