— Мы на этом уже сошлись. Скорее всего, братья. Но в том-то вся и соль, что у Киркендолла братьев нет. Может, это наемники?
Но Еве самой не нравилась эта мысль. Где же кайф от мести, если платишь кому-то за ее свершение?
— Нет, погоди. Близнецы, идентичные лица, но разный рост. Вообще-то так бывает, но дело не в этом. Чего ты не видишь, глядя на эти лица?
— Человечности.
— Помимо этого. Я большую часть времени провожу над лицами. Чего ты не видишь, Даллас, так это морщин, шрамов, шишек — никаких дефектов. Ты говоришь, они прошли мощную физическую подготовку; скорее всего, военную. Побывали в разных заварухах. Но на их лицах нет ни следа военных действий. На них нет износа. Она бы мне сказала, — добавил Янси, словно рассуждая сам с собой. — Офелия сказала бы мне, я ее к этому подводил. Это уже на уровне инстинкта: ищешь особые приметы где только можно. Но, если не считать того, что один прихрамывал, они были безупречны.
— Я думала о роботах, но вероятность крайне мала. Два робота такого калибра стоили бы целое состояние, к тому же их трудно программировать на мокрые дела, на тайные операции, на политические убийства. Вот почему военные не используют их в сложной работе.
— А я и не думал о роботах. Я думаю о пластической хирургии. Люди могут выглядеть такими одинаковыми и безупречными, если они за это заплатили.
— Черт… Черт! По росту и весу первый совпадает с данными Киркендолла! По окрасу тоже.
— Но лицо отличается, — продолжал Янси. — И тем не менее, если он кое-что нарастил вот здесь… — Янси вывел на экран фотографию с удостоверения Киркендолла и начал ее видоизменять. — Расширить, укрупнить челюсть, отточить нос. Нарастить нижнюю губу. Для этого понадобится хирург высшего класса и много денег, но это можно сделать. Знаю, глаза не совпадают, но…
— Не забывай, они были в темных очках, ты основывался на вероятности.
— Впрочем, разрез глаз можно изменить, как и цвет.
— У меня есть подруга. Она меняет цвет глаз чаще, чем белье. — Ева прошлась по комнате. — А знаешь, это имеет смысл. Годами вынашивать планы, совершенствовать, предвкушать, а потом передоверить убийство кому-то другому?
— Если мы правы, кто второй?
Ева еще раз взглянула на изображение близнецов:
— Хороший вопрос.
16
Высохшие листья захрустели под шинами, когда Ева въехала в ворота, прокручивая в голове новые возможности, новые вероятности и связанные с ними действия.
— Ветер поднимается, — заметила Пибоди. — Скоро дождь пойдет.
— Спасибо за прогноз погоды.
— Листва совсем облетит… Терпеть не могу голые деревья! Скорей бы уж их засыпало снегом.
— Ну, если ты так не любишь голые деревья, может, скооперируешься со своими друзьями из партии «зеленых» и свяжешь этим деревьям свитера?
— Я лучше умею ткать, — спокойно возразила Пибоди, пока Ева парковала машину у входа. — Правда, я не подходила к станку бог знает сколько времени, но, думаю, навык ко мне вернется. Надо будет об этом подумать. Рождество-то не за горами.
— Ой, прекрати! На дворе октябрь.
— Уже почти ноябрь. Уж на этот раз я даром время терять не буду. Я уже начала покупать подарки. Теперь я кое-что могу себе позволить. Я же теперь детектив.
— О чем ты не устаешь напоминать мне и всем, кто готов тебя слушать.
— Должна же я наверстать время, проведенное в больнице! И все равно я упоминаю об этом не чаще раза или двух в неделю. — Пибоди вылезла из машины и глубоко втянула в себя воздух. — Неужели вам не нравится, как пахнет?
— Что пахнет?
— Воздух, Даллас! Так пахнет городской воздух в самом конце октября, когда дождь собирается. Свежий и сырой. А у вас там цветут астры и хризантемы — просто красота. Хочется схватить грабли, нагрести целую гору опавших листьев и прыгнуть в нее.
Ева замерла на месте и уставилась на свою напарницу во все глаза.
— Господи! — вот и все, что она могла сказать. Когда они вошли в дом, Соммерсет — призрак вестибюля — был на месте. Как всегда, в черном костюме, как всегда, с неодобрительным выражением на изможденном лице.
— Я вижу, вы наконец-то решили удостоить нас своим посещением.
— Да. И мое следующее действие — пинком убрать с дороги вашу уродливую тощую задницу.
— Вы привезли в этот дом ребенка, который нуждается в определенной доле вашего времени и внимания.
— Я привезла в этот дом несовершеннолетнюю свидетельницу, которая нуждается в ответе на вопрос, кто убил ее семью! Если вы не в состоянии позаботиться о ней, пока я этим занята, я возьму для этой цели няню.
— И это все, что она представляет для вас? — Его голос резал, как бритва. — Свидетельница, очевидица, несовершеннолетняя… У роботов больше чувства, чем у вас! Она ребенок, ей нет еще и десяти, а она уже пережила невыразимый ужас и перенесла невосполнимую утрату. А вас приходится чуть не силой заставлять уделить ей хоть несколько минут за завтраком.
— Я прекрасно знаю, что она пережила и что потеряла. — Ева заговорила таким же голосом, до боли стиснув пальцами столбик перил. — Это я ходила по крови, которую они оставили за собой. Так что не лезьте ко мне с этим! — Она начала подниматься по ступенькам, но повернулась и взглянула на него сверху вниз. — Она не ваша собственность. Советую вам это запомнить.
Пибоди задержалась на пороге, вдыхая воздух, который уже не был свежим и бодрящим. Он сгустился и дошел чуть ли не до точки кипения.
Вы были не правы, — тихо сказала она, в упор взглянув на Соммерсета. — Я обычно стараюсь в ваши стычки не вмешиваться. Но вы были не правы. Она ни на минуту не забывает об этой девочке. Все ее мысли так или иначе связаны с Никси. Каждый день, каждый час.
Она пересекла вестибюль и начала подниматься по ступенькам вслед за Евой.
Разгневанная Ева вошла стремительным шагом в свой кабинет и столь же стремительно повернулась к Пибоди.
— Даллас…
— Не разговаривай со мной!
— Он был не прав. Я только это и хотела сказать.
— Просто дай мне минутку. Не разговаривай со мной.
Ей надо было пережечь в себе все это: возмущение, оскорбление и чудовищное, заползающее в душу подозрение, что на самом деле он был все-таки прав.
Она отстранилась от Никси, отступила на тот необходимый шаг, который позволил ей восстановить профессиональную объективность. За это ей нечего извиняться. Но она отдалилась еще на один шаг, на этот раз по личным причинам. Ей необходимо было отступить, чтобы удержаться и не спроецировать ситуацию на себя, не отождествить себя с девочкой, которую она обязана была защищать. С потерянной, перепуганной, одинокой, глубоко травмированной девочкой.
