Многие люди питают такую иллюзию, Ева это знала. Но вот откуда они черпали такую уверенность? Откуда одному из них знать, что другой не утаивает секреты? Откуда один человек знает, что другой рассказывает ему все?
– Зана из тех, кто держит слово?
Его лицо светилось любовью.
– Она скорее дала бы отрезать себе палец, чем нарушила бы данное слово.
– В таком случае ей пришлось бы нелегко, если бы она дала твоей матери слово ничего никому не рассказывать, включая тебя.
Бобби открыл рот, но так ничего и не сказал. Ева видела, что он пытается осмыслить эту новую возможность.
– Я не знаю, как она могла бы с этим справиться. Но она бы мне сказала, хотя бы после смерти матери. Она не стала бы держать это при себе. Хотел бы я знать, где она. – Его пальцы комкали край простыни. – Я думаю, пора бы ей уже быть здесь.
– Я через минуту проверю, но думаю, она уже в пути. Врачи сказали, когда они тебя выписывают?
– Скорее всего, завтра. Я хочу урвать хоть что-нибудь от Рождества. Для нас это первое Рождество вместе, я, наверно, тебе уже говорил. Хорошо, что я успел кое-что здесь купить. Ей хоть будет что развернуть. Черт… как ты это сказала? Ах да. Все очень паршиво.
Ева сунула руку в карман пальто и вытащила маленький пакетик.
– Вот, решила, что тебе понравится. Печенье, – пояснила она и вложила ему пакетик в здоровую руку. – Я подумала: вряд ли они тут дойдут до того, чтобы угощать больных рождественским печеньем.
– Спасибо. – Бобби заглянул в пакетик, и нечто вроде улыбки появилось на его лице. – Это здорово. Тут и вправду паршиво кормят.
Когда-то давно он приносил ей тайком еду, и теперь она оказала ему ответную услугу. Ей хотелось думать, что теперь они квиты. Ева связалась с патрульными и сказала Бобби, что его жена скоро приедет.
Ей предстоял долгий путь домой, и по дороге она начала обдумывать все, что узнала.
Ее сотовый телефон засигналил, и ей пришлось повозиться, прежде чем удалось перевести звонок на незнакомый интерфейс внедорожника, чтобы руки оставались свободными для борьбы с силой зла – дорожным движением.
– Даллас! И не советую беспокоить меня по пустякам, потому что я тут лавирую по льду в паршивом трафике.
– А я нет! – В голосе Пибоди слышалось радостное возбуждение, совершенно невероятное в этой нью-йоркской непогоде – ледяном дожде и ветре. – Я в Шотландии, и тут идет снег. Большие пушистые снежинки. Волшебство!
– Повезло тебе, Пибоди!
– Да уж! Я просто умираю, как хочу сказать вам, что мы здесь, и я в полном восторге! У Макнабов потрясающий дом, настоящий большой коттедж, и тут есть река и горы. А папа Макнаба грассирует.
– Ему больше делать нечего?
– Это акцент такой. Жутко клевый. Просто супер. И я им понравилась, Даллас, представляете?! Они меня всю облобызали!
– Да иди ты!
– Сама не понимаю, чего я так психовала, чего боялась? Тут так весело, так здорово! Самолет был такой шикарный, а виды тут такие – обалдеть! Прямо как в кино! И еще…
– Пибоди, я рада, что ты хорошо проводишь время. Серьезно. Но я тут пытаюсь добраться до дому, мне тоже хочется урвать кусочек Рождества.
– Ой, извините. Погодите, сперва скажите, вы забрали подарки? Я вам оставила на столе.
– Да, спасибо.
– Ну и… – голос Пибоди звучал настороженно.
– Мы их еще не открывали.
– Да? Ну ладно. – Пибоди была разочарована. – Решили подождать до завтра? Я просто так спросила. Есть что-нибудь по делу, что мне следует знать?
– Все может подождать до твоего возвращения. Иди поешь – как это блюдо у вас там называется? – хаггис.
– Попробую. Я уже выпила большую порцию виски, и мне в голову ударило. Но это же Рождество! В прошлом году мы с вами жутко разозлились друг на друга, но на этот-то раз у нас все нормально, правда? Я люблю вас, Даллас, и Рорка, и Макнаба. И его кузину Шейлу. Счастливого Рождества, Даллас.
– И тебе того же.
Ева разъединила связь, пока Пибоди снова не завела свою песню. Но Ева улыбалась, въезжая через ворота к дому.
Дом был весь освещен, как будто уже наступил поздний вечер. Ледяной туман, клубившийся над землей, тускло светился в огнях. Она видела мигающие на елках огоньки, мерцающие свечи и слышала монотонный стук капель ледяного дождя, барабанящего по крыше машины.
Ева на минуту остановилась посреди подъездной аллеи. Ей захотелось полюбоваться этой сказочной картиной, подумать, вспомнить. Там, в доме, было тепло, горели камины, в них потрескивали дрова. Все, что случилось в ее жизни, каким-то чудесным образом вело ее сюда. Все пережитые ужасы, боль и кровь, все, что преследовало ее в кошмарах, как свирепый пес, привело ее сюда. Она в это верила.
У нее было все это, потому что она сумела пережить все то. У нее было все это, потому что он ждал ее на другом конце дороги. Он оказался там, выбираясь из собственных окопов.
У нее был дом, где были зажжены свечи и горели камины. Так приятно было остановиться и вспомнить об этом. Так приятно было знать, что, какие бы испытания ни ждали ее впереди, это у нее будет всегда.
И впереди у нее двадцать четыре часа, чтобы наслаждаться всем этим, наслаждаться жизнью.
Ева вошла в холл, вытряхивая дождь из волос. Соммерсета внизу не было, но, пока она снимала пальто, из гостиной вышел Рорк.
– А вот и ты!
– Пришлось задержаться, извини.
– Я сам вернулся всего несколько минут назад. Мы с Соммерсетом решили выпить по рюмочке у камина. Заходи, садись.
Соммерсет? Ну конечно! Придется им держаться друг с другом вежливо. Это было что-то вроде закона праздничного дня.
– Мне сперва надо кое-что сделать. – Ева спрятала небольшой сверток у себя за спиной. – Мне нужно несколько минут.
– Секреты?
Он подошел, чтобы ее поцеловать, а сам заглянул ей через плечо. Она легонько толкнула его в живот.
– Прекрати! Я вернусь через минуту.
Он проводил ее взглядом, пока она поднималась, а потом вернулся в гостиную и сел у огня рядом с Соммерсетом, чтобы насладиться чашечкой кофе с ирландским виски.
– Она решила протащить сюда контрабандой какой-то запоздалый подарок.
– Вот как! Я сейчас пойду поставлю в гараж ее машину, без сомнения, оставленную под открытым небом в такую погоду.
– Без сомнения. И хотя вы оба, без сомнения, наслаждаетесь своей грызней, я предлагаю ввести мораторий хотя бы до Дня подарков.
[20]
