Рабам знатного римлянина Лукреция не пришлось жертвовать своей жизнью, но и они приложили немало сил для спасения своего господина: «Лукреций, скитавшийся с двумя верными рабами, испытывая недостаток пищи, направился в Рим к жене, его несли на носилках рабы, как больного. Так как у одного из нёсших сломалась голень, он пошёл пешком, положив руку на плечо другого. Находясь у ворот в том самом месте, где его отец, проскриби-рованный Суллой, был захвачен, он увидел бегущий отряд солдат. Испуганный зловещим совпадением места, он укрылся вместе с рабами в склепе. Когда кладбищенские грабители стали обыскивать гробницы, раб добровольно дал им себя ограбить, а Лукреций тем временем убежал к воротам. Обождав здесь раба, Лукреций поделился с ним одеждой и явился к жене. Он был укрыт ею на двойной крыше в пролёте, пока некоторым не удалось добиться от триумвиров прощения для него. Впоследствии, при восстановлении мира, он стал консулом» [Appian «В. С.», IV, 44]. Аппиан не назвал полное имя Лукреция, но, взглянув на список римских консулов, можно с полной уверенностью сказать, что речь идёт о Квинте Лукреции Веспилоне, одном из ординарных консулов 19 г. до н. э.
Не меньшую изобретательность и преданность своим патронам проявляли некоторые вольноотпущенники. Например, «вольноотпущенник Виния Филемон, живший в роскошном доме, спрятал Виния в центре дома в железном ящике, какой римляне обыкновенно держат для денег или книг; по ночам он приносил Винию пищу вплоть до наступления гражданского мира» [Appian «В. С.», IV, 44].
Кое-кто из читателей, возможно, станет недоумевать по поводу такой преданности рабов и вольноотпущенников. Но надо помнить, что сложившиеся в XIX–XX вв. устойчивые представления обо всех римских рабах, как о людях вечно притесняемых и угнетаемых своими хозяевами, совершенно не соответствуют исторической действительности. Да, большинство рабов, особенно задействованных на тяжёлых и грязных работах, не имели никаких оснований выручать своих хозяев. Именно такие рабы работали под присмотром надсмотрщиков, терпели побои, а на ночь запирались в особые тюрьмы-казармы — эргастулы. Эти рабы не имели реальных надежд хотя бы когда-нибудь изменить своё положение, а о свободе и достойной жизни могли только мечтать. Но были и другие рабы, жившие порою гораздо лучше простых римлян: это были рабы, управлявшие господскими имениями и сами имевшие в своём подчинении десятки и сотни других рабов, а также многие домашние рабы, обслуживающие господина и его семью. Весьма неплохо могли жить рабы-учителя, рабы-ремесленники. Нередко случалось, что хозяин сам даровал свободу своим любимцам, да к тому же помогал им затем в делах, а кроме того, таким рабам хозяин, как правило, разрешал иметь свой пекулий (peculium) — собственные средства, принадлежавшие не хозяину, а самому рабу. Накопив за счёт подарков хозяина или собственных приработков и торговых операций достаточный пекулий, раб мог выкупить себя из рабства, став вольноотпущенником, причём вольноотпущенником иногда весьма состоятельным, как тот же вышеупомянутый «вольноотпущенник Виния Филемон, живший в роскошном доме». У таких рабов, как правило, не было причин ненавидеть своих хозяев, да и у вольноотпущенников, процветавших при поддержке своих патронов, не было причин их ненавидеть. Наоборот, эти рабы и вольноотпущенники вполне могли искренне любить своих хозяев и патронов. Поэтому то, что многие из них отчаянно старались их спасти в минуты опасности, даже рискуя собственной жизнью, вполне закономерно.
Некоторые из проскрибированных, подобно упомянутому ранее в этой главе сицилийцу Никию, использовали для своего спасения тогдашние религиозные предрассудки. Например, «эдил Волузий попал в проскрипционные списки; у него был друг, участник мистерий Исиды, он выпросил у него культовое одеяние и, надев на себя полотняное, доходящее до ног платье, нацепил собачью голову и в таком виде пробрался, якобы совершая таинства» [Appian «В. С.», IV, 47].
Вряд ли друг Волузия был человеком верующим. В то время в Риме, наряду с традиционными римскими верованиями, большое распространение получили некоторые новые культы, одним из которых был пришедший из Египта культ Исиды. Среди поклонников новых религий, безусловно, имелись и люди, фанатично верящие в то, чему стали поклоняться, позабыв о вере отцов, но значительная часть адептов новых культов стала ими не из религиозных убеждений, а потому, что сектанты оказывали друг другу протекцию, что порой было очень выгодно. Видимо, именно к таким «почита-телям» Исиды и принадлежал друг Волузия, иначе он никогда не пошёл бы на святотатство. Однако в данном случае прагматичное отношение друга к якобы исповедуемому им культу дало возможность Волузию спастись.
Обычно первое, что приходило в голову человеку, ищущему спасения, — спрятаться. Но были случаи, когда не потерявшие самообладания люди, наоборот, умудрялись спастись, будучи у всех на виду. Порой доходило до курьёза. «Вольноотпущенник Вентидия связал его тотчас же после проскрипции, с целью якобы передать палачам. Ночью он склонил на свою сторону рабов, переодел их воинами и вывел таким образом господина, как центуриона, за город. Они прошли всю Италию вплоть до Сицилии и часто располагались на отдыхе вместе с другими центурионами, разыскивавшими Вентидия» [Appian «В. С.», IV, 46]. Сходным образом, но ещё более решительно действовали два других проскрибированных, некие Апулей и Арунций. «Апулей
[147] и Арунций, выдававшие себя за центурионов, а рабов нарядившие солдатами, проскочили через ворота в качестве центурионов, преследующих других. Во время дальнейшего следования они разделились и стали освобождать арестованных, собирали вокруг себя беглецов, потом, когда у каждого из них образовался достаточно сильный отряд, они достали военные знамёна и оружие, что их отряду придавало вид настоящего войска» [Appian «В. С.», IV, 46]. И Апулею, и Арунцию удалось успешно вырваться из Италии и уцелеть, а затем, добившись помилования, вернуться.
Вряд ли можно и нужно описывать все использовавшиеся тогда варианты побегов: люди пытались бежать или укрыться, спрятаться от неминуемой гибели любыми способами, но наиболее дерзкий и удивительный побег совершил тогда некий Помпоний. Узнав, что внесён в проскрипционные списки, «Помпоний облачился в одеяние претора, а рабов нарядил в одежды, полагающиеся прислужникам претора по его должности. Он проследовал через весь город как претор в сопровождении ликторов, будучи тесно окружён прислужниками, чтобы его не узнали другие. Сев у ворот в государственную колесницу, он отправился во внутреннюю часть Италии, причём все принимали его и провожали как претора, отправленного триумвирами к Помпею для заключения мира, пока на государственной триреме Помпоний не переправился к нему» [Appian «В. С.», IV, 45].
Казалось бы, совершенно фантастическая история спасения! В такое настолько трудно поверить, что сама собой напрашивается мысль: «Не преувеличивает ли тут Аппиан? Не рассказывает ли некие сказки?».
Ручаться за абсолютную точность рассказов Аппиана, конечно же, нельзя, тем более учитывая то, что описывал всё это он спустя полтора с лишним столетия после происшедших событий. Однако если Аппиан говорит здесь о сенаторе Помпонии Аттике, которому посвящено большинство сохранившихся писем Цицерона, то станет более понятно, каким образом Помпонию удалось организовать столь невероятный побег. Дело в том, что, хотя Помпоний Аттик и был другом Цицерона, яростного противника триумвиров, дочь Помпония Аттика была в то время замужем за Марком Випсанием Агриппой, одним из ближайших сподвижников триумвира Октавиана. Агриппа тогда ещё не обладал той властью, которую получит, когда станет соправителем Октавиана, но был достаточно влиятелен, чтобы некоторым «зорким» людям не захотелось узнать его спасавшегося от проскрипций тестя, дабы, получив награду за голову Помпония, не нажить себе заклятого врага в виде могущественного Агриппы. Но даже если успех этого побега во многом был обеспечен родством бежавшего, надо признать, что Помпоний проявил редкую выдержку и мужество.
