Расставаться с такой добычей никто не собирался. Секста Росция выгнали вон, не оставив ему ничего, кроме одежды. Возможно, чуть позже с молодым Секстом Росцием разделались бы точно так же, как и с его отцом, но ему удалось добраться до Рима и укрыться в доме Цецилии, женщины знатной, да к тому же ещё и состоящей в родстве с самим Суллой. Врываться в дом родственницы Суллы было не под силу даже людям Хрисогона, но любители чужого имущества придумали другой выход — Секста Росция Младшего обвинили в отцеубийстве.
Если бы у обвиняемого не нашлось не менее могущественных покровителей, чем те, кто желал с ним разделаться, то вряд ли бы ему удалось оправдаться: какое-то время никто не хотел выступать его защитником. Однако такие покровители у Секста Росция Младшего нашлись, хотя вступиться за него открыто они не пожелали, предпочтя поручить это дело Цицерону, оратору начинающему, но умелому. То, что он взялся за защиту обвиняемого не по своей инициативе или, во всяком случае, не только по своей инициативе, Цицерон и не скрывал, заявив на процессе: «может быть, с просьбой защищать Секста Росция к другим людям обращались в такой форме, что они имели возможность согласиться или отказаться, не нарушая своего долга; ко мне же с настоятельной просьбой обратились такие лица, чья дружба, милости и высокое положение для меня слишком много значат, и я не имел права ни забывать об их расположении ко мне, ни презреть их авторитет, ни отнестись к их желанию небрежно» [Cicero «Sextus Roscius», I, 4].
Традиционно у каждого обвиняемого находилось немало защитников, теперь же зал суда был полон, но выступить в защиту обвиняемого решился лишь Цицерон. ЕІеизвестно, взялся бы он за это дело, не имея за собой мощной поддержки, но благодаря такой поддержке он смело использовал свой ораторский талант, раскрывая суть дела и приводя факты вопиющего произвола. «Быть может, — обращался он к судьям, — вы спросите меня, какая же страшная, какая чудовищная опасность препятствует столь многим и столь достойным мужам выступить с речью в защиту гражданских прав и состояния другого человека, как они это обычно делали. Неудивительно, если вы до сего времени не знаете этого, так как обвинители преднамеренно не упомянули о том, из-за чего возникло судебное дело. В чём же оно заключается? Имущество отца присутствующего здесь Секста Росция, оценивающееся в 6 миллионов сестерциев, купил у знаменитейшего и храбрейшего мужа Луция Суллы
[154], — чьё имя я произношу с уважением, — человек молодой, но в настоящее время, пожалуй, самый могущественный в нашем государстве — Луций Корнелий Хрисогон
[155], заплатив за него, как он сам говорит, 2 тысячи сестерциев. И вот он требует от вас, судьи, чтобы вы — так как он совершенно беззаконно завладел огромным и великолепным чужим имуществом и так как, по его мнению, само существование Секста Росция мешает и препятствует пользоваться этим имуществом — рассеяли все его опасения и избавили от страха. Хрисогон думает, что пока Секст Росций жив и невредим, ему не удастся навсегда присвоить себе обширное и богатое отцовское наследие ни в чём не повинного человека, но если Секст Росций будет осуждён и изгнан, то он сможет прокутить и промотать всё, что приобрёл путём злодеяния» [Cicero «Sextus Roscius», II, 5–6].
Цицерон использовал всю силу своего красноречия, сыпал аргументами и в конце концов сумел добиться того, что суд признал Секста Росция невиновным. Но было бы слишком наивно полагать, что судей убедили лишь аргументы. Дело было не в том, что Хрисогон приобрёл имущество, конфискованное государством, незаконно, и даже не в том, что приобрёл он его по цене в 3 тысячи раз дешевле его реальной стоимости. Умело приведённые аргументы тоже, конечно, повлияли на решение суда, но главным аргументом, видимо, было то, что Хрисогон слишком уж зарвался и пытался «проглотить» слишком уж большой кусок, вызвав недовольство и опасения могущественных кланов родовитой римской знати — Секст Росций был знаком с Метеллами, Сервилиями, Сципионами. При такой алчности состояние Хрисогона становилось не просто деньгами, а деньгами, способными влиять на государственные дела. Допускать этого римская знать не желала и добилась своего.
Однако если в случае с Секстом Росцием присвоить за бесценок чужое имущество лицам, затеявшим аферу, не удалось, то во многих других случаях такие аферы проходили весьма успешно. Особенно много таких случаев было в I в. до н. э., изобиловавшем гражданскими войнами, а соответственно проскрипциями и конфискациями. Имущество проскрибируемых превращалось в государственное и тут же продавалось за бесценок с аукциона, но продавалось не всем, а лишь лицам, допущенным к этому аукциону Нередко само обладание имуществом вело к тому, что владелец имений, домов или вещей попадал в проскрипционные списки и лишался жизни именно из-за этих самых имений, домов или вещей. После окончания гражданских войн и установления имперского строя массовые проскрипции уже не проводились, но отдельные лица периодически попадали в опалу с конфискацией имущества, чем нередко пользовались для личного обогащения не только императоры, но и их приближённые.
2) Установление опекунства над немощными или несовершеннолетними обладателями крупных состояний с последующим постепенным разграблением вверенного имущества.
Было бы совершенно неправильно думать, что во времена Древнего Рима все опекуны только и думали, как бы присвоить вверенное им имущество. Нет, очень многие из них относились к своим обязанностям вполне добросовестно. Но нечестные опекуны тоже встречались. Более того, иногда отдельные лица специально добивались опекунства с целью завладеть имуществом своих подопечных. Легче всего было сделать это во времена, когда государство сотрясали мятежи, беспорядки или гражданские войны.
Об одном из таких случаев, когда некие алчные лица пытались путём установления опекунства завладеть имуществом его супруги, рассказывает в её посмертной эпитафии неизвестный автор «Похвалы Турин». Произошло это в разгар гражданской войны. В то время, как решивший сражаться на стороне республиканцев муж Турин убыл в Македонию, её родители были убиты в своём загородном имении бандитами. Турия вместе со своей сестрой сумела добиться розыска и казни виновных. Но очень скоро нашлись люди, которые решили отобрать у оставшихся без мужской поддержки сестёр не какие-то вещи или деньги, как это пытались сделать бандиты, а всё имение, которое, безусловно, было весьма лакомым кусочком. «После этого вам пришлось столкнуться, — пишет о Турин и её сестре супруг Турин, — с попыткой [объявить] завещание твоего [отца], в котором он назначил своими наследниками нас обоих, утратившим силу, так как он вступил в брак со своей женой посредством коэмпции
[156]. Таким образом ты, вместе со всем отцовским [имуществом], должна была поступить под опеку лиц, затеявших эти происки. Твоя сестра должна была бы потерять [всё], так как она сочеталась с Клувием и перешла под его власть. С какой твёрдостью ты приняла всё это, с каким присутствием духа ты дала отпор этим людям, я, хотя и отсутствовал, знаю во всех подробностях.
