Римский легион в то время имел в своём составе более 6 000 человек. В двух легионах было, соответственно, не менее 12 тысяч человек. Таким образом, единовременная выдача, произведённая Октавианом, составила 6 миллионов драхм, а после победы он готов был выдать ещё 60 миллионов. Но легионы надо было ещё и кормить, и снабжать всем необходимым. Для этого тоже требовалось располагать немалыми деньгами. Добавим, что и своим агентам, сумевшим переманить к нему легионы Марка Антония, Октавиан тоже должен был изрядно заплатить. Лишь подсчитав и сложив все эти суммы, можно сделать вывод о том, какие громадные средства были тайно предоставлены в распоряжение Октавиана.
Потрясённый случившимся, Антоний бросился уговаривать отступников, но те встретили его обстрелом со стен. Единственное, что сумел сделать Марк Антоний, — это удержать остальные три легиона, прибывшие из Македонии, и легион ветеранов, набранный в Италии. Сделать это удалось, лишь изыскав и выдав каждому из сохранивших верность воинов по 500 драхм, т. е. столько, сколько выдал своим воинам Октавиан. После этого Марк Антоний поспешил как можно скорее убыть в Цизальпийскую Галлию, но потеря двух легионов крепко подорвала его возможности: в начавшейся из-за отказа Децима Брута уступить провинцию Мутинской войне Марк Антоний потерпел поражение. Октавиан же, наоборот, начал тогда свой стремительный путь наверх. Свои первые легионы он, будущий император, набрал за деньги республиканцев, и тогда же, при поддержке республиканцев — своих будущих противников — был утверждён сенатом в командовании этими легионами, хотя переманил он эти легионы к себе вопреки всем тогдашним римским законам.
Как пытался обеспечить скрытое финансирование заговора с целью устранения своего отца, царя Ирода «Великого», его сын, царевич Антипатр.
Если римские наместники в период Республики почти открыто наживались, управляя подвластными провинциями, то в период Империи делать это было более затруднительно, так как контроль за их деятельностью был усилен — каждый император рассматривал провинции как часть своей собственности, а за своей собственностью почти все всегда следят гораздо более зорко, чем за общественной. Кроме того, императоры всегда опасались, что, обретя слишком уж большие деньги, наместник провинции мог пустить их не на кутежи, строительство дворцов, ублажение женщин и пиры, а на подкуп солдат с целью захвата власти. Однако борьба за власть шла не только в Риме, но и в других государствах, в том числе и зависимых от Рима, и для этих целей тоже нужны были деньги. И местные властители тщательно следили за тем, чтобы никто не обзавёлся слишком уж крупными суммами денег, что позволяло подкупить войска или дать взятку императорским вельможам, чтобы те посоветовали императору сменить местного правителя.
В конце I в. до н. э. скрытая, но отчаянная борьба за власть развернулась в подвластной Риму Иудее. Иудеей правил тогда царь Ирод. Царём он стал при помощи Марка Антония и всячески старался быть у него в фаворе, но когда Марк Антоний потерпел поражение в гражданской войне, Ирод сумел вовремя переметнуться на сторону победившего Октавиана, который оставил его царём. Умелый и изворотливый политик, Ирод угождал императору Октавиану Августу, угождал его соправителю Марку Випсанию Агриппе, угождал жене Октавиана Августа, тратил огромные деньги, чтобы быть в хороших отношениях с их приближёнными и наместниками, и сумел значительно укрепить страну и расширить её границы, за что соотечественники стали величать его Иродом «Великим». Сделать это было трудно, но главные трудности доставляли царю Ироду не римляне, с которыми он весьма неплохо сумел поладить, и не иные внешние враги, а свои же родственники, мечтавшие о царской власти. Именно они постоянно посягали на власть Ирода. Особенно ожесточилась борьба за власть в Иудее, когда Ирод состарился и актуальным стал вопрос о его преемнике.
Один из сыновей Ирода, Антипатр, сумел убедить отца, что два других его сына, рассматривавшиеся ранее как наследники — Александр и Аристо-вул — затевают измену. Под пытками несколько человек дали против них показания. Трудно сказать, насколько правдивы были показания подвергнутых пытке людей, однако царь устроил суд над своими сыновьями и, признав их виновными, заключил поначалу в крепость. Но затем, как пишет поведавший об этом историк Иосиф Флавий, к царю пришёл брадобрей, утверждая, что доверенные лица Александра побуждали его зарезать Ирода, и «если Ирод раньше хоть несколько задумывался и в тайниках души своей стыдился казнить сыновей своих, то теперь он устранил всё, что могло подвигнуть его на более гуманное решение» [Ios. Flav. «Iudaea», XVI, 7]. Тех, кто якобы подстрекал брадобрея к убийству, и с ними ещё 300 обвинённых в причастности к заговору начальников царь приказал закидать камнями, а сыновья царя, Александр и Аристовул, были казнены через повешение.
Антипатр был объявлен наследником царя и соправителем, однако народ считал его виновником гибели братьев и ненавидел. «Ещё больше огорчало его нерасположение к нему войска; а между тем на войске всегда зиждилось внутреннее благополучие, если чернь проявляла склонность к мятежам» [Ios. Flav. «Iudaea», XVII, 1, 1]. Положение усложнялось тем, что у Ирода «Великого» тогда было девять жён и ещё несколько сыновей, и он мог, передумав, сделать наследником кого-то из них. Единственную возможность надёжно удержать власть Антипатр видел в устранении отца, но понимал, что открыто это сделать нельзя, так как в случае открытого конфликта и народ, и солдаты встанут на сторону Ирода. Можно было, конечно же, просто подождать, но ждать Антипатр не хотел — «он рассчитывал, что если Ирод умрёт, то он тем самым прочно утвердит за собой власть, если же дольше останется в живых, то это лишь усугубит его опасность, потому что раскрытие всех планов, которые он затеял по необходимости, заставит смотреть на него как на заклятого врага. Поэтому он не щадил средств, чтобы снискать себе расположение приближённых отца, стараясь крупными денежными подарками подавить ненависть многих к себе и особенно, добиваясь путём блестящих и щедрых даров, снискать благоволение друзей своих в Риме, на первом же плане — расположение сирийского наместника, Сатурнина. Щедростью даров он надеялся склонить на свою сторону также и брата Сатурнина, равно как и сестру царя, которая была замужем за одним из виднейших приближённых Ирода. В искусстве притворяться другом людей, с которыми он общался, он достиг величайших результатов и снискал доверие; вместе с тем он сумел отлично заглушить во многих ненависть к себе» [Ios. Flav. «Iudaea», XVII, 1, 1].
Для осуществления своего замысла Антипатр старался подружиться с родным братом Ирода, тетрархом Феророй, а также с женой, тёщей и свояченицей Фероры, у которых «Ферора находился в полном подчинении» [Ios. Flav. «Iudaea», XVII, 2, 4]. Дружба эта имела весьма прагматичную цель — дело в том, что, хотя тетрархия Фероры была меньше, чем царство Ирода, в союзе с Феророй Антипатру было бы гораздо легче свергнуть отца. Сдружиться с Феророй и его семейством Антипатру удалось, но такая дружба вызвала подозрения сестры царя Ирода, Саломеи: «видя, что солидарность всех их направлена во вред Ироду, она не задумалась сообщить последнему обо всём» [Ios. Flav. «Iudaea», XVII, 2, 4].
Царь поначалу не предпринял каких-либо решительных мер, всё ещё продолжая верить сыну, а Антипатр и Ферора призадумались и сменили тактику действия: «понимая, что их дружба неприятна царю, они решили с виду более не сходиться друг с другом, но выказывать взаимную ненависть и хулить друг друга, особенно в присутствии самого Ирода или кого-либо из лиц, могущих донести ему об этом, втайне же ещё теснее сплотиться между собой» [Ios. Flav. «Iudaea», XVII, 2, 4]. Возможно, им и удалось бы усыпить бдительность Ирода, но развеять подозрения Саломеи они не смогли: «от Саломеи не остались скрытыми с самого начала ни их солидарность, ни значение их дальнейшего поведения. Она не дала ввести себя в заблуждение, но выведывала всё и сообщала об этом с крупными преувеличениями брату, рассказывая ему об их тайных собраниях и пиршествах, а также об их сокровенных планах. Если бы последние не преследовали гибели царя, то ничто, по её мнению, не препятствовало бы действовать им открыто. Теперь же они, будучи на глазах у всех, враждуют между собой и всячески стараются якобы повредить друг другу, когда же они вдали от народа, они, как лучшие друзья, стараются во всём быть солидарными между собой и соглашаются относительно борьбы с теми, от которых столь старательно скрывают свою дружбу. Всё это она разузнавала и при случае в точности доносила брату, который и сам уже понимал положение, но не решался принять крутые меры на основании почти голословных обвинений сестры» [Ios. Flav. «Iudaea», XVII, 2, 4].
