Вплоть до последних дней существования Империи её почтовая служба обеспечивала быструю и надёжную доставку донесений. Вновь создать почтовую службу, близкую по стандартам обслуживания к древнеримской и превзойти эти стандарты, европейские страны смогли лишь к началу XIX в. — через полторы тысячи лет после падения Римской империи.
Глава XI
Использование перехваченных писем и письменных донесений противника, а также подложных документов
1. Раскрытие первого в истории Рима заговора против Республики
Перехват тайных донесений и посланий очень часто имел тяжелейшие последствия для тех, кто допустил в этом деле небрежность или неосторожность. Так было не только в наши дни, но и в древности. Много примеров этому имеется и в истории Рима. Именно благодаря перехвату тайной переписки был разоблачён первый заговор против Римской республики.
По словам Тита Ливия, когда в 509 г. до н. э. римляне изгнали из города своего последнего царя, Тарквиния Гордого, он обосновался в соседнем этрусском городе Цере. Заручившись поддержкой соседних правителей, Тарквиний прислал посольство, требуя выдать своё имущество. Выслушав царских послов, сенат Рима совещался несколько дней, так как «не вернуть имущество значило дать повод к войне, а вернуть — дать средства и вспоможение к войне. Тем временем послы заняты были другим: въяве хлопоча о царском имуществе, втайне строили козни, готовя возвращение царской власти. С просьбами будто о явном своём деле обходили они дома, испытывая настроения знатных юношей. Кому речи их приходились по душе, тем вручали они письма от Тарквиниев и сговаривались о том, чтобы ночью тайком впустить в город царскую семью» [Т. Liv., II, 3, 5–7].
Сторонников возвращения царской власти нашлось немало, особенно среди римской молодёжи из знатных семейств. Это были «сверстники и товарищи молодых Тарквиниев, сами привыкшие жить по-царски. Тоскуя среди всеобщего равноправия по прежнему своеволию, они стали сетовать меж собой, что чужая свобода обернулась их рабством: царь — человек; у него можно добиться, чего нужно, тут законного, там незаконного, он способен к благодеянию и милости, может и прогневаться и простить, различает друга от недруга; а закон — глух, неумолим, он спасительней и лучше для слабых, чем для сильных, он не знает ни снисхождения, ни пощады для преступивших; опасно среди стольких людских прегрешений жить одною невинностью» [Т. Liv., II, 3, 2–4]. При таких настроениях послы Тарквиния быстро нашли общий язык с представителями молодых аристократов. К заговору примкнули даже некоторые родственники обоих консулов. Во главе заговора стали Марк и Маний Вителлин, братья жены консула Марка Юния Брута, явившегося инициатором свержения царской власти. Они сумели втянуть в заговор своих племянников, родных сыновей Брута — Тита и Тиберия. Активнейшими участниками заговора были также братья Луций и Марк Аквилии, сыновья сестры второго консула, Луция Тарквиния Коллатина.
Рассмотрев дело о царском имуществе и взвесив все «за» и «против», сенаторы решили выдать его Тарквинию.
Воспользовавшись положительным решением сената, послы задержались в Риме, «испросив у консулов срок, чтобы приготовить повозки для царского добра» [Т. Liv., II, 4, 3], но всё это время они провели не в поисках повозок, а «в совещаниях с заговорщиками, настойчиво требуя от них писем к Тарк-виниям» [Т. Liv, II, 4, 3] — царю и его наследникам, мотивируя это тем, что «ведь иначе как те поверят, что не пустые слова о столь важном деле несут им послы?» [Т. Liv., II, 4, 4].
Вступившие в заговор знатные римляне — братья Аквилии и братья Вителлин — такие письма написали, но «эти-то письма, данные в залог верности, и сделали преступление явным» [Т. Liv., II, 4, 4].
Когда участники заговора, приглашённые якобы для совершения жертвоприношений, встретились в доме Аквилиев
[216] и после угощения, приказав слугам удалиться, принялись окончательно обсуждать дела и писать письма царю, казалось бы, ничто уже не могло помешать заговору. Однако это было не так. Подвело заговорщиков то, что они, позаботившись о том, чтобы их не мог подслушать никто из сограждан, не подумали о том, что подслушать их могут и обслуживавшие их рабы. В то время рабы считались такой же собственностью хозяина, как лошади или овцы. Тем не менее и слушать, и думать, и говорить рабы умели ничуть не хуже свободных граждан. Раб всегда должен был повиноваться господину, а за ослушание его ждала неминуемая кара. Помимо этого, раб всегда обязан был быть верным господину. Но в этом правиле было одно исключение — выше интересов господина считались интересы государства. Это был единственный случай, когда измена раба господину поощрялась.
Пока заговорщики беспечно беседовали, не подозревая об опасности, рядом за стеной продолжал оставаться один из их рабов, некий Виндиций. Воспользовавшись тем, что был виночерпием, он, «оставшись у дверей один, подслушал их разговор и подглядел через какую-то щель в дверях, что все они пишут письма. Выйдя из дома уже глубокой ночью, будто бы посланный господами по какому-то делу, он не решился пойти к консулам, опасаясь, как бы они из-за родственных соображений не пожелали скрыть дело и не уничтожили самого донёсшего о заговоре, но отправился к Публию Валерию, который был одним из четырёх вождей, уничтоживших тиранию
[217]. Получив от Валерия клятвенное заверение в собственной безопасности, скреплённое рукопожатием, он донёс о всём том, что видел и слышал. Узнав об этом, Валерий, ничего не откладывая на потом, под утро заявляется к дому Аквилиев с многочисленной толпой клиентов и друзей. Войдя беспрепятственно в дверь (он-де зашёл по какому-то другому делу), Валерий захватил ещё бывших в доме юношей и письма, самих же юношей доставляет к консулам» [Dionysios, V, VII, 3–5]. Консулы распорядились немедленно схватить и послов, и заговорщиков, «позаботившись прежде всего о том, чтобы не пропали письма» [Т. Liv., II, 4, 7].
Заговор был раздавлен в самом зародыше. Послов, несмотря на то, что те были уличены в подстрекательстве, римский сенат отпустил, хотя и отказал уже теперь в выдаче царского имущества, с заговорщиками же решено было расправиться без всякой пощады. Консул Луций Тарквиний Коллатин хотел было смягчить судьбу своих племянников, предлагая ограничить наказание изгнанием. Но консул Марк Юний Брут, несмотря на то, что в числе заговорщиков были его собственные сыновья, настоял на том, чтобы все участники заговора были казнены. Невзирая на то, что они принадлежали к знатнейшим семействам Рима, юношей, решившихся вступить в соглашение с врагом, обнажёнными приковали к столбам на площади, высекли розгами, а затем обезглавили.
