Хотя виднейшие и прославленные мужи из числа наших сограждан при первом же известии о случившемся, собравшиеся в большом числе у меня в доме рано утром, советовали мне вскрыть письма до того, как я доложу о них сенату, чтобы — в случае, если в них не будет найдено ничего существенного, — не оказалось, что я необдуманно вызвал такую сильную тревогу граждан, я ответил, что не считаю возможным представить государственному совету улики насчёт опасности, угрожающей государству, иначе как только в нетронутом виде» [Cicero «Catilin. З», 3–7].
Далее, по словам Цицерона, он срочно созвал сенат, и введённый в сенат без галлов Вольтурций, получив заверения в неприкосновенности, дал показания, что «получил от Публия Лентула письма и поручения к Катилине: Кати-лина должен был прибегнуть к помощи рабов и возможно скорее двинуться с войском на Рим; последнее — с тем, чтобы, после того как они подожгут город со всех сторон, как это было заранее указано каждому, и перебьют бесчисленное множество граждан, он оказался на месте и мог перехватывать беглецов и соединиться с вожаками, оставшимися в городе» [Cicero «Catilin. З», 8]. А галлы, когда их ввели в сенат для допроса, как утверждал Цицерон, «сказали, что Публий Лентул, Цетег и Статилий дали им клятвенное обещание и письма к их племени, причём сами они и Луций Кассий велели галлам послать конницу в Италию возможно скорее; пехоты у них самих хватит» [Cicero «Catilin. З», 9].
По утверждению Цицерона, галлы сообщили также и то, что Лентул надеялся получить царскую власть, поверив в полученные им якобы предсказания гаруспиков. В качестве вызывающих доверие подробностей сообщили галлы и о имевших будто бы место разногласиях среди заговорщиков: «Лентул и другие считали нужным устроить резню и поджечь город в Сатурналии, Цетегу же этот срок казался слишком долгим» [Cicero «Catilin. З», 10].
Выходило так, что заговорщиков якобы уличили в подготовке самых страшных преступлений, какие только могли в то время быть. Не преминул напомнить Цицерон и о том, что все доставленные к нему заговорщики вынуждены были признать подлинность печатей на письмах и подлинность самих писем. Дав римлянам возможность вволю ужаснуться выявленными злодеяниями заговорщиков, Цицерон сообщил гражданам, что сенат в благодарность за его бдительность даровал ему, первому из всех римлян, звание «Отец Отечества», а затем ещё раз пространно напомнил о бедах, которые могли обрушиться на Рим, о том, какие ужасы несёт гражданская война, о том, что только воля богов спасла город, и о том, что отдаст все силы на благо государства, а затем уже предложил всем спокойно расходиться по домам, заверив, что сделает всё, дабы они «могли наслаждаться ничем не нарушаемым миром» [Cicero «Catilin. З», 29].
Обычно осуждению любого знатного римлянина предшествовало длительное судебное разбирательство, и даже за очень тяжёлые преступления обвиняемым грозила лишь высылка и конфискация имущества. Но в этот раз суда не было вообще: слишком уж рьяно кричали противники Катилины о страшной угрозе и о том, что угрозу эту следует устранить немедленно. Лишь немногие из сенаторов осмелились призывать к умеренности и соблюдению закона. «Всем людям, отцы сенаторы, обсуждающим дело сомнительное, следует быть свободными от чувства ненависти, дружбы, гнева, а также жалости. Ум человека нелегко видит правду, когда ему препятствуют эти чувства», — убеждал тогда сенаторов Гай Юлий Цезарь [Sallustius «Catilin.», 51, 1–2]. Но голоса тех, кто призывал спокойно во всём разобраться и поступить по закону, тонули среди призывов к немедленной расправе. Даже не выслушав обвиняемых, сенат принял решение казнить их всех. Более того, казнь римских граждан было положено проводить после захода солнца, но Цицерон как консул, «сочтя за лучшее не дожидаться ночи, поскольку за это время могло произойти что-нибудь неожиданное» [Sallustius «Catilin.», 55, 1–2], приказал совершить казнь немедленно, что и было сделано в подземелье римской тюрьмы.
Очень многие обстоятельства говорят о том, что «разоблачение» в Риме заговорщиков, действовавших якобы в пользу Катилины, было такой же фикцией, как и сам «заговор».
Действительно ли Луций Сергий Катилина собирался захватить власть в Риме или его вынудили взять в руки оружие? Устраивали ли в Риме заговор его сторонники или их оклеветали при помощи ложных показаний и сфабрикованных улик? Сейчас уже нельзя ответить на эти вопросы с абсолютной уверенностью. Но, в любом случае, после того как противники Катилины выявили и предъявили сенату письма, направленные якобы заговорщиками аллоброгам, после свидетельств о намерении их поджечь Рим, значительная часть граждан поверила чудовищным обвинениям: «после раскрытия заговора у простого народа, который вначале жаждал переворота и не в меру сочувствовал войне, настроение переменилось и он стал замыслы Катилины проклинать, а Цицерона превозносить до небес; народ, словно его вырвали из цепей рабства, радовался и ликовал» [Sallustius «Catilin.», 48, 1].
После этого восстание Катилины было обречено. В январе 62 г. до н. э. он, несмотря на проявленную беспримерную личную храбрость и мужество своих солдат, был разбит войсками Марка Петрея, легата Гая Антония. По словам Саллюстия Криспа, «только тогда, когда битва завершилась, можно было увидеть, как велики были отвага и мужество в войске Катилины. Ибо чуть не каждый, испустив дух, лежал на том же месте, какое занял в начале сражения» [Sallustius «Catilin.», 61, 1–2]. Вряд ли так могли сражаться обычные заговорщики.
Видимо, к такому же мнению пришло вскоре и большинство римских сенатаров, не являвшихся организаторами мнимого «разоблачения». Отношение их к Цицерону охладело, а по окончании консульства народный трибун Метелл Непот не дал ему даже произнести обычную «прощальную» речь, которую должен был произносить каждый из консулов. Более того, в 58 г. до н. э. Цицерона вынудили удалиться в добровольное изгнание, причём и добровольным изгнанием дело не ограничилось — в том же году по инициативе народного трибуна Публия Клодия был принят закон, официально осуждавший Цицерона за изгнание и казнь сторонников Катилины. Дом Цицерона в Риме и принадлежавшие ему усадьбы были разрушены, а имущество конфисковано в пользу казны. Правда, осуждение Цицерона оказалось временным и не привело к полной и хотя бы посмертной реабилитации Катилины и его соратников. Через год стараниями тех, кто был заинтересован в прежней трактовке событий заговора Катилины, Цицерону было разрешено вернуться, причём с почётом.
Был ли Цицерон разоблачителем заговора или ловко подставил своих врагов, так и осталось загадкой, но использованная им и описанная, как им самим, так и Саллюстием Криспом, технология перехвата писем и изобличения с их помощью заговорщиков стала с тех пор как бы классической как для изобличения заговоров, так и для создания ложных обвинений.
6. Как записи в небрежно оставленном дневнике привели к гибели императора Коммода и падению династии Антонинов
День 31 декабря 192 г. стал для Рима не только последним днём уходящего года, но и последним днём правления правившей с 96 г. династии Антонинов, династии, долгое время обеспечивавшей государству стабильность и относительное благополучие. В эту новогоднюю ночь заговорщиками из своего собственного окружения был убит император Коммод, сын Марка Аврелия. Он правил не столь успешно, как его отец. Экономика Империи переживала кризис, в провинциях периодически происходили волнения, а кроме того, римскую знать раздражала манера поведения императора, его экстравагантность, и особенно то, что он сам любил выходить на арену, сражаясь как гладиатор. Несколько раз против Коммода устраивались заговоры, однако, несмотря на все свои недостатки, Коммоду в течение более чем двенадцати лет удавалось удерживать власть. К гибели же его привела неосторожная запись в своём дневнике, попавшая на глаза тем, кому он никак не собирался до поры до времени её показывать.
