Долгое время проживший в Риме в середине II в. до н. э. Полибий, находившийся в дружеских отношениях со многими знатными римлянами, видел падение набожности «золотой» римской молодёжи, но все же восхищался тем, сколь умело римская знать веками поддерживала набожность простого народа, и писал по этому поводу: «Важнейшее преимущество римского государства состоит, как мне кажется, в воззрениях на богов. То самое, что осуждается у всех других народов, именно богобоязнь, у римлян составляет основу государства. В самом деле, оно у них облекается в столь грозные формы и в такой мере проходит в частную и государственную жизнь, что невозможно идти дальше в этом отношении. Многие могут находить такое поведение нелепым, а я думаю, что римляне имели в виду толпу. Правда, будь возможность образовывать государство из мудрецов, конечно, не было бы нужды в подобном образе действий; но так как всякая толпа легкомысленна и преисполнена нечестивых вожделений, неразумных стремлений, духа насилия, то только и остаётся обуздывать её таинственными ужасами и грозными зрелищами. Поэтому, мне кажется, древние намеренно и с расчётом внушали толпе такого рода понятия о богах, о преисподней, напротив, нынешнее поколение, отвергая эти понятия, действует слепо и безрассудно» [Polib, VI, 56, 6-12].
Из слов Полибия прекрасно видно, что сам он рассматривал религию прежде всего как мощное средство воздействия на простой народ, нисколько не осуждая ни намеренную ложь, применяемую для достижения позитивного результата, ни подаваемые под видом чудес фокусы. Точно так же относилось к вопросам веры и большинство римских полководцев и политиков.
Чрезвычайно умело использовал различные методы религиозной пропаганды, равно как и многие другие чрезвычайно интересные приёмы как завуалированной, так и явной пропаганды, римский полководец Квинт Сер-торий, который в 80-е годы I столетия до н. э. в Риме во время гражданской войны между сторонниками Гая Мария и Корнелия Суллы сражался на стороне Гая Мария, а после установления диктатуры Суллы бежал в Испанию и создал там своё собственное государство. Бежавших с Квинтом Серторием римских граждан было мало, и он опирался на местные племена, сформировав из них армию по римскому образцу. Несколько лет (с 80 по 72 г. до н. э.) Серторию удавалось успешно отражать все походы римских войск, пытавшихся уничтожить его державу. Конечно, во многом успехи Сертория были обусловлены его полководческим талантом и исключительными организаторскими качествами, но управлять инородными племенами, да ещё и сплотить их на борьбу с Римом, от которого они ранее неизменно терпели поражения, бывшему римлянину удалось прежде всего благодаря особым пропагандистским уловкам. Уловок этих он применял великое множество. Были среди этих уловок и обычные — такие, как раздача серебра, золота и всевозможных подарков, но были и более сложные. Например, как пишет о Сертории Плутарх, «он собрал в большом городе Оске знатных мальчиков из разных племён и приставил к ним учителей, чтобы знакомить с наукой греков и римлян. По существу он сделал их заложниками, но по видимости — воспитывал их, чтобы, возмужав, они могли взять на себя управление и власть. А отцы необычайно радовались, когда видели, как их дети в окаймлённых пурпуром тогах проходят в строгом порядке в школу, как Серторий оплачивает их учителей, как устраивает частые испытания, как он раздаёт награды достойным и наделяет лучших золотыми шейными украшениями, которые у римлян называются «буллы».
По испанскому обычаю, если какой-нибудь вождь погибал, его приближённые должны были умереть вместе с ним — клятва поступить таким образом называлась у тамошних варваров «посвящением». Так вот, у других полководцев число оруженосцев и сподвижников было невелико, тогда как за Серторием следовали многие десятки тысяч посвятивших себя людей. Рассказывают, что однажды около какого-то города он потерпел поражение и враги теснили его; испанцы, не заботясь о себе, думали лишь о том, как спасти Сертория, и, подняв его на руки, передавали один другому, пока не втащили на стену; только тогда, когда вождь оказался в безопасности, все они обратились в бегство» [Plutarh «Sertorius», 14].
Взятие заложников было обычным приёмом обеспечения верности для многих античных полководцев, и никому из них до Сертория не удавалось обставить взятие заложников таким образом, чтобы вызвать вместо ненависти любовь тех, кто отдавал ему своих родных.
Но и этим пропагандистские уловки Сертория отнюдь не ограничивались. В его арсенале были и совершенно тайные уловки, связанные с откровенным надувательством набожных и легковерных испанцев. «В важнейших из его выдумок главная роль принадлежала лани. Дело происходило таким образом. На Спана, простолюдина из местных жителей, случайно выбежала самка оленя, вместе с новорождённым детёнышем уходившая от охотников; мать он не смог схватить, но оленёнка, поразившего его необычайной мастью (он был совершенно белый), Спан стал преследовать и поймал. Случилось так, что Серторий как раз находился в этих краях; а так как он с удовольствием принимал в дар любые, плоды охоты или земледелия и щедро вознаграждал тех, кто хотел ему услужить, то Спан привёл оленёнка и вручил ему. Серторий принял дар» [Plutarh «Sertorius», 11]. Любой другой римский вельможа на месте Сертория мог держать невиданного оленя-альбиноса просто как забавную диковинку Так поначалу собирался поступить и Серторий: «на первых порах он не видел в подарке ничего необычайного. Однако прошло некоторое время, лань стала ручной и так привыкла к людям, что откликалась на зов и повсюду ходила за Серторием, не обращая внимания на толпу и шум военного лагеря» [Plutarh «Sertorius», И]. И вот тут-то Серторий нашёл весьма оригинальный способ использовать оленя-альбиноса не как забавную игрушку, а как мощнейшее средство укрепления своего авторитета. Полководец «объявил лань божественным даром Дианы
[247], утверждая, будто не раз это животное раскрывало ему неведомое-, он хорошо знал, сколь суеверны варвары по своей природе. Немногим позже Серторий придумал ещё вот что. Если он получал тайное извещение, что враги напали на какую-либо часть его страны или побуждали отложиться какой-либо город, он притворялся, что это открыла ему лань, наказывая держать войска в боевой готовности. И точно так же, если Серторий получал известие о победе кого-нибудь из своих полководцев, он никому не сообщал о приходе гонца, а выводил лань, украшенную венками, в знак добрых вестей, и приказывал радоваться и приносить жертвы богам, уверяя, что скоро все узнают о каком-то счастливом событии» [Plutarh «Sertorius», И].
Кое-кому из читателей, живущих как-никак в XXI в., трюк с ланью может показаться примитивным. Возможно, этот трюк не сработал бы и в самом Риме, где было достаточно много образованных людей. Но трюк был рассчитан не на римлян, а на тогдашних испанцев — людей суеверных и набожных, и срабатывал безотказно. Во всяком случае, как пишет Плутарх, «благодаря этому, варвары стали охотнее подчиняться Серторию; они благосклонее относились ко всем его замыслам, считая, что повинуются не воле какого-то чужака, но божеству» [Plutarh «Sertorius», 12]. Однажды во время одного из походов лань на время потерялась. Но даже это обстоятельство Серторий сумел затем использовать в свою пользу. «Большое огорчение причинило Серторию исчезновение его лани: тем самым он лишился чудесного средства воздействовать на варваров, как раз тогда весьма нуждавшихся в ободрении. Однако вскоре какие-то люди, бесцельно бродившие ночью, натолкнулись на лань и, узнав её по масти, схватили. Когда об этом сообщили Серторию, он обещал щедро наградить тех, кто привёл лань, если только они умолчат о своей находке, и сам скрыл животное. Выждав несколько дней, он явился с просветлённым лицом к судейскому возвышению
[248] и сообщил вождям варваров, что видел во сне божество, предвещавшее великое счастье; затем, поднявшись на помост, Серторий начал беседовать с теми, у кого были к нему дела. В этот момент находившиеся поблизости сторожа отпустили лань, а она, увидев Сертория, помчалась, охваченная радостью, к возвышению и, став возле хозяина, положила ему на колени голову и принялась лизать правую руку (ещё раньше она была приучена так делать). Когда же Серторий приласкал её (радость его выглядела вполне правдоподобно, он даже пролил несколько слёз), присутствовавшие сперва замерли, поражённые, а затем с шумом и криком проводили Сертория домой, считая его удивительным человеком и другом богов» [Plutarh «Sertorius», 20].
