Забота, которую римские власти стали проявлять о сиротах и детях из малообеспеченных семей, также не обеспечивала хотя бы минимального роста населения. Император Траян начал выплачивать пособия детям, лишившимся родителей. Жена императора Антонина Пия, Фаустина Старшая, учредила организацию «фаустинских девочек» для воспитания в нужном духе римских девочек — будущих матерей и для оказания помощи девочкам, лишившимся родителей. В дальнейшем заботу о деятельности организации «фаустинских девочек» продолжила дочь Фаустины Старшей, Фаустина Младшая, ставшая женой императора Марка Аврелия. Точно так же несколько позднее поступила и императрица Юлия Маммея, мать императора Александра Севера, учредив организацию «маммеянских девочек» и «маммеянских мальчиков» [Lampr. «А1 Severus», LVII, 7]. Большие пожертвования сиротам и детям из бедных семей делали также частные лица. Так, Плиний Младший писал своему другу Помпею Сатурнину, что, заботясь об общем благе, он обещал согражданам «ежегодно выдавать сумму не на театральные представления и не на гладиаторов, а на содержание свободнорождённых детей» [Plini. Junior «Epist..», I, 8]. Сохранившаяся до наших дней римская надпись свидетельствует, что слово своё Плиний Младший сдержал. Вот текст этой сделанной после его смерти надписи: «Гай Плиний, сын Луция из Оуфентинской трибы Цецилий Секунд, консул, авгур, легат, пропретор в провинции Понт и Вифиния с консульскими правами, посланный в эту провинцию по постановлению сената императором Цезарем Нервой Траяном Августом Германским Дакийским Отцом отечества, смотритель течения Тибра, его берегов и римских клоак, префект Сатурновой казны, претор, народный трибун третьего галльского легиона, децемвир по гражданским процессам [построил термы за […]; добавив на украшение 300 000 сестерциев […] и сверх того на содержание их отписал в завещании 200 000 сестерциев; затем на вскормление <детей> ста своих отпущенников отказал городу 1 866 666 сестерциев, проценты от которых по его желанию предназначены для угощения городского плебса […]; затем при жизни он роздал на воспитание мальчиков и девочек городского плебса 500 000 сестерциев; затем на библиотеку 100 000 сестерциев и столько же на содержание библиотеки» [Plini. Junior «Epigr.», I]. Таких людей, как Плиний Младший, было немало, и суммы на содержание сирот поступали тоже немалые. Вот, например, какая хвалебная надпись, относящаяся ко второй половине I в. н. э., была найдена в маленьком городишке Атине, в Лации: «Гельвию Базиле, сыну Тита, эдилу, претору, проконсулу, легату Цезаря Августа, завещавшему жителям Атины 400 000 сестерциев, дабы на доход с них детям их, пока они не войдут в возраст, выдавалось зерно, а затем каждому по 1 000 сестерциев» [CIL, V, 5056]. Тем не менее, несмотря на всю эту благотворительность, все старания увеличить рождаемость римлян не имели, да и не могли иметь успеха, так как не устраняли причин изменения морали. Римское население Империи неуклонно сокращалось, а вместе с этим сокращались военные возможности Империи и подрывалась её устойчивость. К концу II в. н. э. прежнее латинское население Рима практически полностью растворилось среди пополнявшего Рим пришлого населения, да и состав населения всей Италии сильно изменился, но и эти новые римляне, переняв обычаи прежних, тоже заводили всё меньше и меньше детей, так что процесс падения численности населения постоянно беспокоил правителей Империи.
Причины, вызвавшие падение рождаемости у римской знати, были иными. Многочисленные завоевательные войны и особенно победа над Карфагеном и Македонией, покорение Греции, Сирии, государств Малой Азии сказочно обогатили римскую знать. Римская элита купалась в невиданной ранее роскоши и уже не знала, что ей ещё можно хотеть. Главным для римской элиты постепенно становилось не служение Родине, а накопление богатств и получение новых и новых удовольствий. Брак всегда рассматривался римской элитой прежде всего как средство заключения политических союзов и далеко не всегда заключался по любви. Но браки более или менее надёжно сплачивали семейства римской знати до той поры, пока расторжение браков было редкостью, а семьи имели много детей. Происшедшие в период Поздней республики и особенно в период после образования Империи изменения моральных норм привели к тому, что брак перестал служить надёжной гарантией долгих и дружественных отношений между семьями. Уже в середине I в. н. э. выдающийся римский философ и государственный деятель Луций Анней Сенека с горечью констатировал, что «женщины из благородных и знатных семейств считают годы не по именам консулов, а по числу мужей. Они разводятся для того, чтобы выйти замуж, и выходят замуж., чтобы развестись» [Sen., «De ben.», Ill, 16, 2]. Нравы римской элиты становились всё более и более свободными. Крайне редкие ранее разводы стали нормой, а крепкие многодетные семьи — редкостью. Мораль общества изменилась, и главным приоритетом для большинства представителей римской знати стали не семья и дети, а богатство и положение в обществе.
Римская империя была создана высшей римской знатью. Но и создавший Империю Октавиан Август и правившие после него императоры династии Юлиев — Клавдиев, являвшиеся представителями древнейших римских родов, из чисто практических соображений старались выдвигать на важнейшие посты не столько равных себе по родовитости представителей знати, сколько своих вольноотпущенников — людей безродных, но верных. Римская знать, хотя и смирилась с имперским правлением, сама ещё мечтала о власти и была опасна. Постепенно большая часть римской знати, и прежде всего потомки знатнейших и прославленных некогда патрицианских родов, была попросту уничтожена. Каждый знатный сенатор, если он был влиятелен и богат, вызывал у императоров подозрения в стремлении к узурпации власти. Нередко таких людей устраняли просто на всякий случай. Императоры частенько ссылали или казнили даже своих ближайших родственников. Своих родственников ссылали и казнили и Октавиан Август, и Тиберий, и Калигула, и Клавдий, и Нерон. Не вызывал подозрений лишь тот, кто не имел потомства и завещал своё имущество императору. Такие люди чаще благополучно доживали до старости, так как заведомо не могли претендовать на создание собственной династии и вызывали меньшие подозрений, чем те, кто имел детей, особенно сыновей. Так что в немалой степени низкая рождаемость в среде римской знати объяснялась и тем, что некоторые из сенаторов просто боялись обзаводиться потомством.
Ряды старинной римской знати стремительно редели. Пополнение же всаднического и сенаторского сословия происходило не за счёт римской бедноты, а прежде всего за счёт детей выдвинувшихся и разбогатевших вольноотпущенников, которые традиционно вели дела всей римской знати и самого императора. В первое столетие существования Империи вольноотпущенники ещё не могли и подумать о том, чтобы посягнуть на узурпацию престола, но насколько велика в то время была их власть, мы можем судить по письму Плиния Младшего своему другу Монтану. «Ты уже должен знать из моего письма, — писал Плиний, — что я недавно нашёл памятник Палланту с такой надписью: «Ему сенат за верность и почтение к патронам постановил дать преторские знаки и пятнадцать миллионов сестерциев, каковою честью он остался доволен». Потом я решил, что стоит поискать и само сенатское постановление. Оно было так пышно и велеречиво, что эта горделивая надпись показалась скромной. Пусть бы сравнили себя с ним не только древние Африканские, Ахейские, Нумантинские (т. е. Сципионы и покоритель Коринфа консул Муммий — В. Д.), а и более близкие к нам Марии, Суллы, Помпеи — не буду идти дальше — далеко им до Палланта!» [Plini. Junior «Epist.», VIII, 6, 1–2]. Сравнивая возможности вольноотпущенника Палланта, долгие годы ведавшего одной из важнейших канцелярий императора Клавдия, с возможностями знаменитейших римских полководцев и диктаторов, Плиний, хотя и заведомо преувеличивал, преувеличивал не слишком сильно. Через полвека после того, как Паллант умер, многие, как Плиний Младший, могли насмехаться над его могилой. Но никто не посмел бы насмехаться над живым Паллантом, пока Паллант был фаворитом Клавдия! Наоборот, все сенаторы, даже из самых древних патрицианских родов, всеми силами старались угодить могущественному временщику и заручиться его благосклонностью. Императоры, правившие после Клавдия, избегали оказывать столь громкие публичные почести своим вольноотпущенникам, однако и они правили, опираясь не столько на родовитую знать, сколько на всадническое сословие и вольноотпущенников, так как знати они не доверяли. Естественно, что влияние всадников и вольноотпущенников при этом возрастало.
