Расправиться при помощи холодного оружия с императором было гораздо труднее, чем с обычным вельможей, но и римских императоров частенько настигала безжалостная сталь. Римского императора Калигулу убийцы подстерегли в коридоре его дворца, когда с ним не было охраны. Императора Гальбу убийцы, не решаясь напасть на дворец, выманили оттуда хитростью и напали, когда с ним осталось лишь несколько верных людей. Императора Домициана любили и армия, и преторианская гвардия. Любая попытка напасть на него в городе, где он всегда был с охраной, или во время похода была бы обречена на провал. Но клинок убийц настиг его в собственной спальне, убийцами же оказались собственные слуги. Для того чтобы незаметно протащить оружие, один из состоявших в заговоре прислужников «притворился, будто у него болит левая рука, и несколько дней подряд обматывал её шерстью и повязками, а к назначенному часу спрятал в них кинжал. Обещав раскрыть заговор, он был допущен к императору; и пока тот в недоумении читал его записку, он нанёс ему удар в пах» [Suetonius «Domitianus», 17, 1]. Домициан был опытным воином и, даже получив тяжёлое ранение, пытался сопротивляться, однако заговорщики, в число которых входил и декурион императорских спальников, позаботились о том, чтобы заранее вытащить у него из-под подушки кинжал, который император постоянно там хранил. Охранявшие же дворец преторианцы, сохранявшие верность Домициану, просто не знали, что их повелителя убивают.
Список императоров, погибших от холодного оружия, довольно длинный, но список римских вельмож, павших под ударами меча, ещё длиннее. Более коварным, способом убийства, хотя и значительно более редким для Древнего Рима; было отравление.
3. Устранение неугодных при помощи яда, а также известные в Риме способы противодействия попыткам отравления. Использование в политической борьбе и дипломатии ложных обвинений в попытке отравления
Первый случай умышленного отравления римских граждан, причём отравления массового, был зафиксирован в 331 г. до н. э. Год этот, по словам Тита Ливия, «был ужасен не то от нездоровых воздухов, не то от людского коварства» [Т. Liv., VIII, 18, 1]. Сначала римляне думали, что это обычная эпидемия, но «когда самых видных граждан государства стал поражать один и тот же недуг и почти всегда со смертельным исходом, какая-то рабыня пообещала курульному эдилу Квинту Фабию Максиму указать причину всеобщего бедствия, если он даст ей клятву, что эти показания ей не повредят. Фабий спешно докладывает об этом консулам, а те сенату, и с согласия сенаторов доносчице даются клятвенные обещанья. Тут она открывает, что граждан губят женские козни, а варящих зелья матрон можно застать врасплох, если теперь же отправиться следом за нею. Последовавшие за доносчицей застают нескольких женщин за изготовлением снадобий, а в укромных местах находят другие яды.
Когда всё это принесли на форум и через прислужника вызвали туда около двадцати матрон, у которых обнаружили зелья, то две из них, Корнелия и Сергия, обе патрицианского рода, принялись уверять, что снадобья целебные; доносчица их опровергала, понуждая выпить зелье, — пусть, мол, так перед всеми изобличат её в клевете; матроны просили дать им подумать, народ расступился, и они сообщили обо всём остальным. Поскольку и те согласились принять снадобья, они их выпили и все погибли — сами от собственных козней. Тут же схватили их служанок, и те показали на множество матрон, из которых осудили около 170. До того в Риме не было дел об отравлении. Это показалось чем-то сверхъестественным и похожим скорее на одержимость, чем на преступный замысел» [Т. Liv., VIII, 18, 4—11].
Вряд ли сейчас можно выяснить, что побудило стольких римских матрон к отравлению своих близких. Некий новый зловредный культ? Пущенная кем-то молва, что при помощи неких заклинаний отвар ядовитых трав, поданный женой мужу, излечивает болезнь, которая действительно свирепствовала в тот год в Риме? А может быть, настои трав и в самом деле были лекарствами, но мало смыслящие в медицине люди, проводившие следствие, заставили женщин сразу выпить непомерную дозу?..
Дело так и осталось тёмным. На всякий случай, потрясённые граждане решили специально избрать диктатора и поручить ему вбить у форума особый ритуальный гвоздь, дабы в будущем боги охраняли Рим от подобной напасти, и впредь ничего подобного не случалось.
Столь массовых случаев отравления в Риме впоследствии не было. Однако ни молитвы, ни ритуальный гвоздь не смогли навсегда избавить Рим от отравителей. Если ранее римляне лишь слышали об отравлениях только от приезжих купцов и путешественников, то с этого времени периодически устранять своих противников при помощи яда стали и некоторые из римлян.
Простолюдины к такому способу почти не прибегали: приготовление ядов было делом сложным и дорогим. Зато в среде римской знати отравление стало достаточно распространённым способом сведения счётов, применяемым и в политике, и в семейных разборках. Поймать отравителя было сложнее, чем обычного убийцу, тем более что инициаторы преступления могли действовать как лично, так и при помощи слуг. Но иногда отравителей всё же удавалось уличить и покарать. Так, по словам Тита Ливия, в 152 г. до н. э. в Риме «знатные жёны, Публия и Лициния», были «обвинены в отравлении своих мужей, бывших консулов». Обе матроны отрицали свою вину, но были изобличены «и по расследованию дела казнены решением своих родичей» [Т. Liv. «Perioh», XLVIII],
Это отравление было одним из наиболее громких подобных преступлений, раскрытых во времена Римской республики, но отнюдь не единственным. Постоянная угроза оказаться отравленным и желание предотвратить такую возможность выработали у римских вельмож обычай держать при себе специального «раба-пробователя», который пробовал каждое блюдо перед тем, как подать его господину. Это, во-первых, позволяло избежать отравления быстродействующим ядом, во-вторых, позволяло уличить злоумышленников, если те прибегали даже к медленнодействующему яду, так как в этом случае вместе с господином погибал и раб-пробователь, а в-третьих, заставляло раба-пробователя и поваров надёжнейшим образом следить за тем, чтобы никто из посторонних не подобрался к еде господина.
Отравить римского вельможу было сложно, и меры противодействия отравителям постоянно совершенствовались. Но порою отравления всё же удавались, причём даже в случаях, если будущая жертва догадывалась о готовящемся покушении.
Одним из наиболее известных римлян, погибших от яда, был Публий Корнелий Сципион «Африканский» Младший (185–129 гг. до н. э.), знаменитый римский полководец, взявший и разрушивший в 146 г. до н. э. Карфаген, а в 133 г. до н. э. упешно завершивший длившуюся до этого 10 лет Нумантинскую войну. Как пишет римский историк Павел Орозий, «в консульство Г. Семпрония Тудитана и М. Ацилия (в 129 г. до н. э.) П. Сципион Африканский выступил сначала перед собранием с речью об угрозе для его жизни, ибо узнал, что несправедливые и неблагодарные люди обвиняют его, страждущего во имя родины, а на следующий день утром был найден бездыханным в своей опочивальне» [Oros., V, 10, 9]. Никто не сомневался в том, что Сципион Младший был отравлен. Во всяком случае, упоминавший об этом Плутарх сообщает, что хотя смерть наступила «без всякой видимой причины», но впоследствии «на теле выступили какие-то следы, как оказалось — следы насилия» [Plutarh «С.Gracchus», 10]. Павел Орозий полагал, что Сципион «был с помощью хитрости убит собственной женой Семпронией, сестрой Гракхов» [Oros., V, 10, 9]. К похожей версии склонялся и Тит Ливий, сообщая в своих периохах о гибели Публия Сципиона «Африканского» Младшего, что «однажды, вернувшись домой здоровым и полным сил, он найден в своей опочивальне мёртвым. Подозревается, что он был отравлен своею женою Семпронией, тем более что она была сестрой Гракхов, с которыми он враждовал» [Т. Liv. «Perioh.», LIX], По словам же Плутарха, «главным виновником этой смерти молва называла Фулъвия
[69], который был врагом Сципиона и в самый день кончины поносил его с ораторского возвышения. Подозрение пало и на Гая (Гая Гракха — В. Д.). И всё же злодейство, столь страшное и дерзкое, обратившееся против первого и величайшего среди римлян мужа, осталось безнаказанным и даже не изобличённым…» [Plutarh «С. Gracchus», 10].
