Габийцы отнюдь не были наивными простаками. Но как они могли не поверить бежавшему к ним царскому сыну? Ведь, как пишет Дионисий Галикарнасский, тоже подробно описавший захват Габий, но считавший, правда, в отличие от Тита Ливия, что Секст Тарквиний был не младшим, а старшим сыном царя, «Секста высекли по приказу отца на форуме розгами» [Dionysios, LV, 2]. Не верить после этого царскому сыну габийцы просто не могли. Не чувствуя подвоха, габийцы охотно внимали словам Секста Тарк-виния, тем более что говорил он им как раз то, что им хотелось слышать. «С этого времени Секста стали приглашать в совет. Там, во всём остальном соглашаясь со старыми габийцами, которые-де лучше знают свои дела, он беспрестанно предлагает открыть военные действия — в этом он, по его мнению, разбирается как раз хорошо, поскольку знает силы того и другого народа и понимает, что гордыня царя наверняка ненавистна и гражданам, если даже собственные дети не смогли её вынести. Так Секст исподволь подбивал габийских старейшин возобновить войну, а сам с наиболее горячими юношами ходил за добычею и в набеги; всеми своими обманными словами и делами он возбуждал всё большее и большее — и пагубное — к себе доверие, покуда наконец не был избран военачальником» [Т. Liv., I, 54, 1–2].
Действия царя-отца и царского сына были тщательно скоординированы таким образом, чтобы Сексту удалось нанести римлянам ряд незначительных поражений, упрочивших его славу. В каждой вылазке против римлян Сексту Тарквинию сопутствовала победа, из каждой вылазки он приносил в Габии солидную добычу. «Отец, заранее зная, в каких местах он появится, обеспечивал её, а также неохраняемость местности, и постоянно посылал к нему тех, кто должен был погибнуть, выбирая из числа тех своих граждан, кого держал под подозрением. Из-за этого габийцы решили, что Секст им верный друг и храбрый военачальник, причём многие, кто был им подкуплен деньгами, подготавливали для него верховное командование» [Dionysios, LV, 4].
Под видом новых перебежчиков царь перебрасывал к сыну всё новых и новых верных людей, и эти люди внедрялись в габийское войско и расставлялись на нужные посты в городском совете, однако до поры до времени никто из габийцев даже представить себе не мог, что Секст Тарквиний подослан и ведёт двойную игру. Как пишет Тит Ливий, «народ не подозревал обмана, и когда стали происходить незначительные стычки между Римом и Габиями, в которых габийцы обычно одерживали верх, то и знать, и чернь наперебой стали изъявлять уверенность, что богами в дар послан им такой вождь. Да и у воинов он, деля с ними опасности и труды, щедро раздавая добычу, пользовался такой любовью, что Тарквиний-отец был в Риме не могущественнее, чем сын в Габиях» [Т. Liv., I, 54, 3–4].
Наконец, когда Секст Тарквиний ощутил себя в Габиях почти полновластным хозяином, он послал доверенного человека к отцу узнать, что же ему следует делать дальше: видимо, разрабатывая операцию, отец и сын не предполагали, что власть Секста Тарквиния будет в Габиях столь велика, а потому строили более скромные планы, и теперь эти планы следовало откорректировать.
Луций Тарквиний прибывшего к нему гонца принял и выслушал, но то ли не доверяя ему полностью, то ли опасаясь того, что гонца могут перехватить, даже «««словах никакого ответа не дал, но, как будто прикидывая в уме, прошёл, сопровождаемый вестником, в садик при доме и там, как передают, расхаживал в молчании, сшибая палкой головки самых высоких маков» [Т. Liv., I, 54, 6]. Устав спрашивать и ожидать ответа, вестник вернулся в Габии и доложил всё Тарквинию Младшему, считая, что царь не дал ответа то ли из гордыни, то ли из ненависти. Однако Сексту Тарквинию того, что передал ему гонец, было достаточно. Он понял, что, сбивая головки маков, отец советовал ему истребить габийскую знать. Так он и сделал: «одних он погубил, обвинив перед народом, других — воспользовавшись уже окружавшей их ненавистью. Многие были убиты открыто, иные — те, против кого он не мог выдвинуть правдоподобных обвинений, — тайно. Некоторым открыта была возможность к добровольному бегству, некоторые были изгнаны, а имущество покинувших город, равно как и убитых, сразу назначалось к разделу» [Т. Liv., I, 54, 8–9]. Раздел имущества подвергшихся опале (а делить тут было что, ведь делили не жалкие пожитки бедняков, а имущество наиболее состоятельных граждан) надёжно заглушил сомнения и упрёки совести у остальных. Габийцы тут мало чем отличались от многих других племён и народов: когда грабёж санкционировался властью, становясь безопасным, чернь готова была грабить, даже если к этому их призывал чужеземец и даже если это вело в дальнейшем к установлению чужеземного господства. Как писал о покорении Габий Тит Ливий: «Следуют щедрые подачки, богатая пожива, и вот уже сладкая возможность урвать для себя отнимает способность чувствовать общие беды, так что в конце концов осиротевшее, лишившееся совета и поддержки Габийское государство было без всякого сопротивления предано в руки римского царя» [Т. Liv., I, 54, 10].
За несколько лет до захвата римлянами Габий в далёкой от Рима Месопотамии персидский царь Дарий Первый, правивший с 522 по 486 г. до н. э., точно таким же путём захватил посмевший восстать против его власти Вавилон.
Год и семь месяцев Дарий Первый осаждал мятежный город, но не мог добиться победы. Восстание вавилонян произошло в начале его царствования, и каждый лишний день восстания подрывал авторитет только взошедшего на престол царя, давая повод усомниться в его воинских способностях. Долгое восстание грозило благополучию всей державы, ведь к Вавилону могли присоединиться и другие города, покорённые персами. Но на двадцатом месяце осады проблему сумел решить Зопир, один из военачальников Дария. Он велел отрезать себе уши и нос, остриг волосы, что считалось у персов позором, а вдобавок к этому ещё и приказал выпороть себя бичами. После этого он, придя к Дарию, объявил, что знает, как взять неприступный город, поведав царю о плане, с которым тот согласился.
Действуя согласно этому плану, Зопир перебежал к вавилонянам, заявив тем, что изувечен по приказу жестокосердного Дария и страстно желает отомстить обидчику. «Вавилоняне, видя знатного перса с отрезанным носом и ушами и покрытого кровавыми рубцами от ударов плетей, вполне поверили, что он говорит правду и пришёл к ним как друг и союзник. Они были готовы вверить ему всё, о чём он ни попросит. А просил он себе отряд войска. Когда же получил его, то стал действовать так, как было условлено с Дарием» [Gerodotos, III, 157]. Сначала Зопир со вверенными ему войсками напал на персидский отряд численностью 1000 человек, уничтожив их всех. Затем через некоторое время в другом месте он сумел уничтожить уже двухтысячный отряд персов, а затем ещё четыре тысячи. О том, когда и где он будет нападать, Зопир договорился с Дарием заранее, и тот специально ставил в эти места наименее нужные войска со слабым вооружением. Однако об этом знали лишь Зопир с Дарием, вавилоняне же, восхищённые успехами Зопира, теперь уже нисколько не сомневались в его искренности и ненависти к Дарию. Видя, как опытен Зопир и удачлив в военном деле, они назначили его своим главным военачальником и комендантом крепости. Это и было нужно Зопиру. В условленное с Дарием время персидская армия со всех сторон начала штурм города. Когда вавилоняне бросились отражать нападение, Зопир при помощи верных людей сумел открыть двое ворот, и персидская армия беспрепятственно ворвалась через них в город, легко сломив сопротивление остальных защитников.
