Примерно в 56 г. до н. э., когда сам Цезарь был занят покорением венетов и моринов, его легат, «Титурий Сабин прибыл с теми войсками, которые он получил от Цезаря, в страну венеллов. Во главе их стоял Виридовик; он же был главнокомандующим всех вообще отпавших племён, у которых он набрал войско и большие вспомогательные силы; за последние дни также и аулерки, эбуровики и лексовии перебили свой сенат за его нежелание согласиться на эту войну, заперли ворота и соединились с Виридовиком. Кроме того, сюда сошлись во множестве со всей Галлии люди отчаянные и разбойники, которых отвлекала от земледелия и повседневного труда надежда на добычу и страсть к войне» [Caes «В. Gallico», III, 17].
Так как галлы имели многократный численный перевес и обычное сражение могло бы обернуться для римлян если не поражением, то, по крайней мере, большими потерями, Титурий Сабин, вместо того чтобы сразу же дать сражение, решил пойти на хитрость. Устроив лагерь на удобных для обороны высотах, он, как пишет Цезарь, «спокойно стоял в лагере на позиции, во всех отношениях выгодной, несмотря на то, что Виридовик, утвердившийся против него в двух милях, ежедневно выводил против него свои войска и готов был дать сражение. В конце концов, не только враги стали презирать Сабина, но даже и наши солдаты нередко задирали его своим злословием; и вообще, он до такой степени внушил мнение о своей трусости, что враги осмеливались подходить уже к самому валу его лагеря. Это он делал на том основании, что легат, по его мнению, особенно в отсутствие главнокомандующего, мог бы дать решительное сражение столь превосходным силам врага только на удобной позиции и вообще при особо благоприятных условиях» [Caes «В. Gallico», III, 17].
На создание таких благоприятных для римлян условий для битвы и было направлено его кажущееся бездействие. «Укрепив за собою репутацию труса, он выбрал в своих вспомогательных войсках одного ловкого и подходящего для дела галла. Большими подарками и обещаниями он склонил его к тому, чтобы перейти к врагу, и дал ему точные указания относительно того, что от него требуется. Галл пришёл к неприятелям как перебежчик и изобразил им страх римлян, сообщил также, что венеты теснят Цезаря и что не далее ближайшей ночи Сабин должен тайно вывести из лагеря своё войско и отправиться на помощь к Цезарю» [Caes «В. Gallico», III, 18]. Замысел достиг своей цели — «как только там это услыхали, все подняли крик, что нельзя упускать такого благоприятного случая, но надо идти на штурм лагеря. Многое склоняло галлов к такому решению: колебания Сабина в предыдущие дни, ручательство перебежчика, недостаток съестных припасов, о которых они мало позаботились, надежда на успех венетской войны, наконец и то, что люди вообще охотно верят тому, что они желают. Под влиянием всего этого они не выпускали из собрания Виридовика и остальных вождей, пока им не будет разрешено взяться за оружие и идти на штурм лагеря. Этому разрешению они обрадовались так, как будто бы победа была уже в их руках; они набрали хворосту и фашинника, чтобы завалить им римские рвы, и двинулись на лагерь» [Caes «В. Gallico», III, 18].
Но это было одно из худших решений, какое только могли принять галльские вожди, и это решение предопределило поражение галлов. «Римский лагерь стоял на возвышенности, которая постепенно поднималась [снизу] на протяжении около одной мили. Они бросились сюда бегом, чтобы совсем не дать римлянам времени собраться и вооружиться для отпора, и добежали, еле переводя дыхание, Сабин ободрил своих и дал сигнал к бою, которого они страстно желали. Так как враги были связаны ношей, которая была с ними, то он приказал своим внезапно напасть на них из двух ворот сразу. Выгодное местоположение, неосведомлённость и изнурение неприятеля, храбрость солдат и опытность, приобретённая ими в прежних сражениях, привели к тому, что неприятели не выдержали даже первого нашего натиска и тотчас обратились в бегство. Преследовавшие их со свежими силами наши солдаты перебили множество их при их неспособности к сопротивлению; остальных догнали всадники, от которых спаслись очень немногие, именно те, которые успели ускользнуть из бежавшей массы» [Caes «В. Gallico», III, 19]. Так, за счёт умело спланированной агентурной операции Титурий Сабин легко сломил сопротивление венеллов и примкнувших к ним племён, на обычное подавление восстания которых могло понадобиться несколько месяцев, а может быть, и лет.
9. Была ли парфянская царица Формуса
[116]римской шпионкой?
С I в. до н. э., когда римляне утвердили свою гегемонию в Восточном Средиземноморье, и вплоть до начала III в. н. э.
[117] Парфия, государство, занимавшее в те годы территории современных Ирака, Ирана, Кувейта, а также значительную часть современной территории Туркмении и Азербайджана, было главным и единственным соперником Рима на Востоке. Парфяне не достигли больших успехов в земледелии и ремёслах, занимаясь в основном скотоводством, но благодаря удобному географическому положению своей страны парфянские цари контролировали торговлю между Западом и Востоком. Китайские шелка, индийские пряности, драгоценные камни, слоновая кость, драгоценные породы дерева — всё это прибывало в Рим в основном из Парфии. Неудивительно, что богатства Парфии манили издавна римлян, и многие римские полководцы мечтали о завоевании этой, по их мнению, сказочно богатой страны.
Первым из римских полководцев попытку завоевания Парфии предпринял в 54 г. до н. э. триумвир Марк Лициний Красс, но в мае следующего года он потерпел сокрушительное поражение от парфян в битве при Каррах и погиб. На какое-то время римлянам пришлось унять свои амбиции и заключить с парфянами мир. Однако отказываться от планов захвата Парфии римляне не собирались. Не менее амбициозные, чем у Красса, планы по завоеванию Парфии строил другой и гораздо более удачливый из триумвиров первого триумвирата — Гай Юлий Цезарь. После того как ему удалось добиться победы в гражданской войне и стать единоличным диктатором, эти планы стали воплощаться в жизнь. Он «задумал большой поход на гетов и парфян, сперва на гетов, племя суровое, воинственное и обитавшее по соседству, а затем на парфян, чтобы отомстить им за нарушение мирного договора с Крассом» [Appian «В. С.», II, 110].
Какими силами располагал Юлий Цезарь? Плутарх пишет, что, будучи «избран в четвёртый раз консулом» (т. е. в 45 г. до н. э.) и намереваясь завершить войну против продолжавших сопротивляться в Испании сыновей Помпея, Цезарь приказал провести перепись граждан. «Вместо трёхсот тысяч двадцати человек, насчитывавшихся прежде, теперь оказалось налицо всего сто пятьдесят тысяч. Такой урон принесли гражданские войны, столь значительную часть народа они истребили — и это ещё не принимая в расчёт бедствий, постигших остальную Италию и провинции!» [Plutarh «Caesar», 55]. Точно такие же неутешительные данные этой переписи приводит в своих периохах к «Истории Рима от основания Города» и Тит Ливий. Но это были лишь потери собственно римлян. Основную же массу населения Римского государства составляли к тому времени не сами римляне, а вольноотпущенники, ещё не обретшие полноправное римское гражданство, италики, имевшие лишь латинское гражданство, различные римские подданные в провинциях, не имевшие ни римского, ни латинского гражданства, а также многочисленные рабы. Общая численность населения Римской республики составляла, таким образом, не сто пятьдесят тысяч, а несколько десятков миллионов человек. Так же было и в римской армии — римляне занимали там все командные посты, большинство же обычных легионеров набиралось из вольноотпущенников и жителей провинций, надеявшихся получить гражданство после службы в армии. Такой принцип комплектации позволил Юлию Цезарю собрать для похода огромное войско, «состоявшее из 16 легионов пехоты и 10 000 конницы» [Appian «В. С.», II, 110]. Учитывая штатную численность римских легионов, это составляло более 110 тысяч человек, а кроме римских войск к походу, безусловно, были бы привлечены войска римских вассалов — царей Понта, Каппадокии, Каммагены, Иудеи, Эмесы и др.
