– А констебль утверждает, что никакого приказа не получал, – добавил Барак. – Странная вышла путаница, ничего не скажешь. Но разбираться уже поздно, сегодня суд переезжает в Саффолк.
– Ты должен был поехать вместе с ними, – вздохнул я. – Простить себе не могу, что из-за меня ты потерял работу.
– Не переживайте попусту, – пожал плечами Барак. – Говорю вам, мне все это надоело до чертиков. Хорошо, что Тамазин пока ничего не знает. Я останусь с вами до конца следующей недели. Вы ведь сейчас явно не в состоянии ехать в Лондон, верно?
– Джек устроился в моей комнате, – сообщил Николас. – С хозяином постоялого двора мы обо всем договорились. Доктор тоже поговорил с ним, и он разрешил Джозефине ухаживать за вами – при условии, что она будет пользоваться дверью для прислуги, а в комнате всегда будет находиться кто-то третий. Да, чтобы оплатить расходы, мне пришлось воспользоваться вашим кошельком.
– Правильно, – махнул я рукой.
– К счастью, хозяин нашего трактира относится к числу горожан, которые считают вас героем, спасшим от виселицы несправедливо осужденного джентльмена.
– Насколько я понял из слов доктора Белайса, так думают далеко не все, – грустно улыбнулся я.
– Да уж, вы стали предметом жарких споров и словесных баталий, – ухмыльнулся Барак.
– Сыновья Болейна ушли с площади, как только их отца вынули из петли, – сообщил Николас. – Ох, ну и парочка… – Он смолк, не находя подходящих слов.
– А как там Изабелла?
– Сегодня утром отправилась в Бриквелл вместе с Чаури. Будет приезжать сюда, навещать мужа.
– Ей нужно побыстрее продать лошадь и отыскать в конюшне спрятанное золото, – сказал я, со вздохом откинувшись на подушки. – Если только тайник все еще цел.
– Пойду позову Джозефину, хорошо? – предложил Барак слегка смущенным голосом. – Пусть займется вашей спиной.
В течение двух дней я оставался в постели и коротал время, глядя в окно, на церковный шпиль и зеленеющие во дворе деревья. Благодаря болеутоляющему снадобью, которое прописал мне доктор Белайс, я пребывал в некотором отупении, гасившем все мысли. Погода меж тем переменилась: похолодало, небо затянуло тучами, и на оконном стекле то и дело появлялись алмазные капли мелкого дождя.
Поначалу я ощущал неловкость, когда Барак и Джозефина осторожно переворачивали меня на живот, задирали ночную рубашку и Джозефина принималась втирать мне в спину мазь, распространявшую запах лаванды. Этой мазью ее также снабдил доктор Белайс. Руки ее, хотя и покрытые мозолями от тяжелой работы, были нежны и проворны. Джозефина рассказала, что приемный отец часто заставлял ее растирать ему спину, так что некоторые навыки она приобрела еще в детстве; Эдвард, которому приходилось целыми днями ворочать тяжелые камни, тоже частенько просил жену помассировать ему ноющую поясницу. По словам Джозефины, они с мужем обсуждали возможность возвращения в Лондон и он обещал подумать. Когда я спросил, не возражает ли ее супруг против того, что она за мной ухаживает, молодая женщина без колебаний ответила отрицательно. У него нет ни малейших оснований не доверять ей, пожала плечами Джозефина. К тому же она ведь берет с собой ребенка.
Лежа в постели, я не раз вспоминал подслушанный разговор между Эдвардом, Майклом Воувеллом и незнакомцем по фамилии Майлс. Они говорили о грядущем восстании в Эттлборо, которое действительно разразилось, и о том, что вскоре крестьянские бунты вспыхнут по всей стране. Пока Джозефина трудилась над моей спиной, Барак рассказал, что землевладелец из Эттлборо, некий джентльмен по фамилии Грин, не осмелился восстановить изгороди, разрушенные негодующими фермерами, и перегнал своих овец в другое место. Он сообщил также, что в самом скором времени будет издан приказ, повелевающий членам Комиссии по незаконным огораживаниям начать свое путешествие по стране.
– Да уж, будет неплохо, если они наведут порядок, – вздохнула Джозефина, узнав об этом. – Эдвард прав, простые люди умирают с голоду. Так не должно быть в стране, живущей по Божеским законам. Может, эта комиссия сумет восстановить справедливость, по крайней мере в деревне.
Прежде Джозефина никогда не позволяла себе высказывать вслух собственное мнение, тем более по столь серьезным вопросам. Как видно, ныне она разделяла вольнодумные убеждения своего мужа; а может, месяцы тяжкой нужды настроили их обоих на критический лад.
У Николаса, никогда прежде не видевшего мою горбатую спину обнаженной, хватало такта не присутствовать при этих сеансах. Я попросил его не терять времени даром и попытаться разузнать хоть что-то о сбежавшем ученике слесаря. Конечно, поиски исчезнувшего свидетеля я поручил Тоби, но сейчас его не было в городе. Под мою диктовку Николас написал заявление, в котором сообщалось, что братья Болейн угрожали Скамблеру расправой; заявление это мы направили в суд, а копию я распорядился отослать старому Рейнольдсу. Я надеялся, что это возымеет действие и близнецы оставят парнишку в покое.
Джозефину я донимал расспросами о Грейс Боун, ее сестре и брате, с которыми она когда-то жила по соседству. По ее словам, эти трое пользовались всеобщим расположением. Питер, искусный ткач, давал за пряжу хорошую цену и никогда не обманывал при расчетах. В отличие от своих веселых, острых на язык сестер, он обладал серьезным нравом, любил читать и верил в идеи общего блага. И Грейс, и Мерси уже перевалило за тридцать, и Джозефина недоумевала, почему ни одна из них не вышла замуж. Возможно, женихов отпугивали самоуверенность и чрезмерная шумливость сестер.
В среду я встал с постели и попробовал пройтись, опираясь на палку. Барак и Николас шли по обеим сторонам, чтобы в случае чего не дать мне упасть. Передвигать ноги мне приходилось с величайшей осторожностью, однако я ощущал, что мускулы моей спины стали более мягкими и подвижными. В четверг я позволил себе не только прогуляться по спальне, вновь в сопровождении Барака и Николаса, но и слегка потянуться.
На следующий день Николас вошел в мою комнату с тремя письмами в руках. На двух красовались печати леди Елизаветы; третье был надписано хорошо знакомым мне почерком Гая.
– Ответы пришли на удивление быстро, всего через неделю, – заметил я.
– Джек тоже получил письмо, наверное от Тамазин, – сообщил Барак. – А я – от Беатрис. К тому же мне написала Изабелла Болейн. Она просит разрешения навестить вас завтра утром, после того как побывает в замке, у мужа.
– Разумеется, пусть приходит, – кивнул я. – Кстати, надеюсь, сегодня я смогу выйти на улицу. Спина, слава богу, не болит. Конечно, без палки мне пока не обойтись и без твоей помощи тоже. Прогуляемся по улице и вернемся назад.
Во взгляде Николаса мелькнуло сомнение.
– Иди читай скорее письмо от Беатрис, – усмехнулся я.
Первым я вскрыл послание от Гая. Почерк его, прежде твердый и четкий, ныне превратился в старческие каракули.
Дорогой Мэтью!
Я получил письмо от Николаса и горько сожалею как о твоем увечье, так и о печальных обстоятельствах, ему предшествовавших. Каждый вечер я молю Господа ниспослать тебе скорейшее выздоровление. Что до меня, то лихорадка моя не отступает, так что я вынужден бо́льшую часть времени проводить в постели. Однако это не помешало мне ответить на письмо доктора Белайса, которое я получил с той же почтой, что и письмо Николаса. Все его назначения представляются мне совершенно верными. Начинай ходить, как только будешь в состоянии встать с постели, но при этом соблюдай осторожность. Судя по письму, доктор Белайс – опытный и умелый врач. Я рассказал Тамазин, которая по-прежнему помогает нам с Фрэнсисом по хозяйству, о произошедшем с тобой несчастье; ведь это она принесла мне письма и узнала почерк Николаса. Прошу тебя, как можно скорее сообщи мне о своем самочувствии.
