Выйдя из дому, мы ощутили, что после грозы вернулась прежняя жара. Воздух, впрочем, был не такой плотный и липкий, как вчера; потоки дождя смыли нечистоты, и скверные городские запахи несколько развеялись. Проходя мимо ниши у стены постоялого двора, я заметил, что бродяга, укрытый одеялом, лежит там по-прежнему. Когда мы поравнялись с ним, он застонал и пошевелился.
– Этот человек наверняка болен, – сказал я. – Надо ему как-то помочь.
Но стоило мне сделать шаг в сторону несчастного, как Тоби, к моему удивлению, схватил меня за руку повыше локтя:
– Не приближайтесь к нему, сэр. Если он болен, вы можете заразиться. Сегодня множество людей пойдут в собор на службу. Если хоть для кого-то из них имя Христа не пустой звук, об этом бродяге позаботятся. Впрочем, таких, как сей несчастный, в Норидже сотни, – добавил он с горечью.
Поколебавшись, я неохотно кивнул и зашагал прочь. Мощеную площадь покрывали многочисленные лужи; с крыш домов все еще капала вода; в ярком солнечном свете капли сверкали, как искры. Массивные ворота, ведущие во двор собора, были распахнуты настежь; в проеме виднелись грандиозное здание и окружавшие его разрушенные постройки монастыря. Рядом с разбитыми стенами стояли повозки, груженные всякого рода мусором. Двери собора тоже были открыты; за ними угадывались величественные сумрачные своды. Вслед за Тоби мы двинулись в центр города.
В Норидже царила тишина, нарушаемая лишь звоном церковных колоколов. Локвуд был прав: множество бездомных дремало, прикорнув у дверей домов и лавок; теперь, когда на улицах было малолюдно, эти бедолаги поневоле приковывали к себе внимание. Проходя мимо древнего замка, возвышавшегося на холме, я подумал о том, не затопил ли ночной ливень подземную камеру Джона Болейна, которую завтра мне предстояло посетить вновь. На рыночной площади несколько человек убирали оставшийся после вчерашнего базара мусор – гнилые фрукты, внутренности животных, рваные мешки. Миновав рыночную площадь, мы оказались на длинной улице, по обеим сторонам которой стояли дома и лавки. Тоби сообщил, что она называется Бет-стрит. Некоторые дома, судя по всему, принадлежали состоятельным горожанам, но во многих, несомненно, ютилось по нескольку бедных семейств. Локвуд остановился перед зданием, когда-то выкрашенным в желтый цвет; ныне краска облупилась, обнажив потемневшие доски.
– Одноэтажный желтый дом поблизости от Охотничьего двора. Похоже, это здесь! – провозгласил Тоби и постучал в дверь.
Через несколько мгновений нам открыла низенькая тучная женщина; круглое лицо ее бороздили морщины, из-под черного чепца выбивались седые волосы. Губы были неодобрительно поджаты, а маленькие серые глазки, буравившие нас, полезли на лоб от изумления при виде железной руки Барака.
– Что вам нужно? – проворчала она. – Я не звала в гости законников. И вообще, почему вы сейчас не в церкви, как все добрые люди?
– Нам необходимо поговорить с Саймоном Скамблером, – сообщил я. – Насколько я понимаю, вы, сударыня, доводитесь ему тетей?
Она испустила сокрушенный вздох:
– Что еще натворил этот негодник Грязнуля? Вы не имеете права его арестовать, если с вами нет констебля. А если он опять что-то разбил или испортил, у меня нет денег платить за его пакости.
Она вцепилась в ручку двери, явно намереваясь ее захлопнуть.
– Успокойтесь, ваш племянник ровным счетом ничего не натворил, – поспешно произнес я. – Я расследую дело мастера Болейна, у которого он прежде работал конюхом. Если вы предоставите Саймона в наше распоряжение, мы в долгу не останемся, – добавил я, извлекая из кармана кошелек.
Женщина немедленно протянула руку, в которую я вложил шиллинг. Она плотно сжала пальцы; я заметил, что у нее воспаленные распухшие суставы, – в точности так же, по словам Пэрри, выглядели суставы Эдит Болейн.
– Ладно уж, заходите, – разрешила хозяйка. – Хотя в нашем домишке едва ли хватит места для четверых. Заниматься делами по воскресеньям – значит нарушать закон, установленный Богом, – нравоучительно добавила она, однако провела нас в комнату, все меблировка которой состояла из деревянного стола, где лежало потрепанное Евангелие, шкафа, пары стульев и деревянного сундука, стоявшего у стены. Я заметил, что ставни на окнах покосились и едва держатся в петлях. Подойдя к закрытой двери в соседнюю комнату, дама гаркнула так оглушительно, что я едва не подпрыгнул: – Грязнуля! Иди-ка сюда, шельмец! – Повернувшись к нам, она покачала головой и сообщила: – Этот парень доводится сыном моей покойной сестре. Знали бы вы, как он меня бесит своей бесконечной болтовней и дурацким пением!
Я уселся на один из стульев, предоставив Тоби, Бараку и Николасу тесниться на сундуке. Через несколько мгновений перед нашими взорами предстал подросток, которого мы уже имели случай видеть на рыночной площади. Одет он был в грязную ночную рубашку, из-под которой торчали тощие ноги; каштановые волосы были спутаны, лицо заспано. Стоило парнишке увидеть нас, как у него отвисла челюсть.
– Кто это такие, тетя Хильда? – пробормотал он, повернувшись к даме.
– Вот этот господин хочет расспросить тебя о том, как ты работал у Джона Болейна, – сообщила она и добавила с горьким смехом: – Когда Грязнулю взяли конюхом в Бриквелл, я уж подумала, что избавилась наконец от тяжкого бремени. Но нет, случилось это проклятое убийство, и теперь он снова притащился сюда объедать свою старую тетку.
Мальчик слушал ее сетования, понурив голову. Тоби, подавшись вперед, негромко произнес:
– Будет лучше, если вы придержите язык, сударыня. Мы заплатили за то, чтобы поговорить с вашим племянником, и совершенно не желаем слушать ваши жалобы и причитания. Ваши религиозные воззрения нас тоже нисколько не интересуют. Так что оставьте нас, сделайте такую милость.
Морщинистые щеки старухи побагровели, а лицо приняло такое выражение, словно она только что проглотила осу. Тем не менее женщина сочла за благо не спорить и двинулась к дверям комнаты племянника.
– Только не тяните долго, – бросила она на прощание. – Сегодня мы должны быть в церкви. И Грязнуля нужен мне, чтобы читать псалмы вслух.
Я ободряюще улыбнулся мальчику, который настороженно разглядывал незваных гостей, как видно прикидывая, какого подвоха от нас можно ожидать.
– Мы с тобой уже встречались, Скамблер. На рыночной площади, два дня назад. Помнишь, какие-то скверные мальчишки поставили тебе подножку и ты уронил тюк?
Мальчик перевел взгляд с меня на Николаса, и лицо его прояснилось.
– Да-да, помню! Вы пытались за меня заступиться! – выпалил он с внезапным оживлением. – Те парни, они вечно меня изводят, еще со школы…
Приглядевшись к Скамблеру, я убедился, что слабоумным его назвать никак нельзя. Теперь, после знакомства с его тетей, можно было не сомневаться – жизнь этого мальчика омрачают не только издевательства других подростков.
– Мастер Болейн рассказал, что ты – единственный, кто мог поладить с его любимой лошадью, – начал я, стараясь говорить как можно мягче.
