Под высокими сводами зала раздались шаги, и, обернувшись, я увидел Изабеллу, сопровождаемую Дэниелом Чаури. Извинившись перед своими собеседниками, я поспешил к ней. Изабелла была бледна, однако казалась спокойной.
– Как вы себя чувствуете, миссис Болейн? – поинтересовался я.
– Как себя чувствует миссис Болейн, известно одному лишь Богу, ибо она мертва! – выкрикнул Джон Аткинсон, услышавший мои слова.
Изабелла вспыхнула.
– Да, насколько мне известно, двоеженство в Англии находится под запретом, – со смехом добавил Саутвелл.
Фловердью, расплывшись в улыбке, отвернулся.
– Я прекрасно знаю, что нужно вам обоим! – выкрикнула Изабелла. – Взять опеку над сыновьями Джона и заполучить его земли!
Саутвелл, не ожидавший столь дерзкой выходки, слегка сдвинул брови и сделал шаг в сторону Изабеллы. Однако мгновение спустя на лице его вновь застыло выражение непоколебимой надменности.
– Прошу вас, миссис Болейн, держите себя в руках! – взмолился я. – Вы не должны отвечать, поддаваясь на провокации, в противном случае вы лишь навредите мужу.
– Он прав, – подхватил Чаури.
Изабелла недовольно поджала губы, однако кивнула в знак согласия. Свидетели продолжали прибывать; в большинстве своем то были простые люди, вызванные по другим уголовным делам. Оказавшись в просторном зале с каменными стенами и высокими сводами, среди облаченных в мантии законников, они тревожно озирались по сторонам. Наконец явилась знакомая нам троица: сосед и заклятый враг Болейна – краснолицый тучный Вайтерингтон и его здоровенный управляющий Шукбору, который крепко держал за локоть старого пастуха Эдриана Кемпсли. Последний выглядел до крайности испуганным и растерянным. Конечно, он привык проводить время в одиночестве, среди овец, и столь многолюдное общество не может не смутить его, подумал я. Однако Вайтерингтон, вне всякого сомнения, втолковал старику, что именно тому следует говорить. Бросив взгляд на Изабеллу, Вайтерингтон насмешливо скривил губы и что-то пробормотал себе под нос. Изабелла резко отвернулась.
Тут я заметил Саймона Скамблера, вошедшего в зал своей странной прыгающей походкой. Вслед за ним шествовала тетушка, чье кислое лицо обрамлял парадный черный чепец. Вид у Скамблера был скорее озадаченный, чем испуганный; рот приоткрыт, словно бы у рыбы, которую вытащили на сушу. Стоило ему появиться, как кто-то в толпе захохотал. Завидев нас, мальчуган просиял от радости.
– Мастер Шардлейк! Мастер Овертон! – воскликнул он, подбегая поближе.
– Да ниспошлет тебе Господь доброго утра, Саймон. Приветствую вас, миссис Скамблер.
Тетя Хильда сжала губы в противоестественно тонкую полоску.
– Миссис Марлинг, с вашего позволения, – поправила она меня. – Мать Грязнули доводилась мне сестрой.
– Я так рад вас видеть, – доверчиво сообщил Скамблер. – Когда вы рядом, я ничего не боюсь.
– Саймон, будь готов к тому, что судьи станут задавать тебе самые каверзные вопросы, – предупредил я.
– Да, Грязнуля, они будут говорить с тобой очень строго, – добавила тетя Хильда. – Но ты должен отвечать честно и откровенно. Помни, Господь все слышит и все знает.
– Не сомневаюсь, Саймон, ты будешь держаться молодцом! – подбодрил парнишку Николас.
Дверь вновь распахнулась, впустив братьев Болейн и их деда, облаченного в мантию олдермена. Правая рука Барнабаса висела на перевязи под богато расшитым дублетом. Все трое смотрели на меня, как удавы на кролика. Вслед за своим супругом и внуками в зале появилась миссис Джейн Рейнольдс. Она шла, низко опустив голову в темном старушечьем чепце. Скамблер, увидев эту семейку, моментально съежился. Изабелла вздрогнула, и Николас успокоительно сжал ее руку повыше локтя.
Близнецы и их дед важно шествовали сквозь толпу. Гэвин Рейнольдс бесцеремонно оттолкнул молодую женщину, стоявшую у него на пути. Барнабас, увидев Скамблера, закричал во всю глотку:
– А ты зачем сюда приперся, придурок? Пожаловаться судьям, что мы задали тебе трепку?
Все взгляды устремились к нему. В зале повисло молчание, которое, к немалому моему удивлению, нарушил голос Джона Фловердью:
– Прекратите безобразничать, юный Болейн, иначе судебный пристав выведет вас отсюда!
Близнецы злобно зыркнули в сторону Фловердью и уже было двинулись к нему, однако дед резко одернул их:
– Стойте! Вам ни к чему наживать такого врага! Этот человек будет распоряжаться вашими землями.
Братья замерли, пытаясь испепелить Фловердью помутневшими от ярости глазами. Завидев Джона Аткинсона, они устремились к нему.
– Пришел посмотреть комедию, Джонни? – спросил Джеральд.
– Да, решил немного позабавиться. Что у тебя с рукой, Барни?
– Ввязался в небольшую драку. А ты больше не пытаешься заставить эту глупую корову Агнесс Рендольф выйти за тебя замуж?
– Мы давно женаты, – нахмурившись, ответил Аткинсон.
Джеральд игриво толкнул его в бок и подмигнул, Джон криво усмехнулся.
Можно было не сомневаться: о ночном столкновении с нами близнецы будут молчать; оба скорее умрут, чем признаются, что потерпели поражение и лишились мечей. Внутренняя дверь распахнулась, и появился человек в черной мантии, с белым посохом в руке.
– Свидетели по делу «Король против Джона Болейна», предстаньте перед судом! – провозгласил он.
Скамьи для публики были уже полны зрителей, мужчин и женщин разных сословий; несомненно, все предвкушали дармовое развлечение. Оба судьи восседали за столом, стоявшим на возвышении: Катчет, по обыкновению, выглядел суровым и неприступным, а Рейнберд, как водится, имел обманчиво сонный вид. Ниже, за столом для клерков, сидело несколько человек в черных мантиях; перед ними лежали груды бумаг. Судебный пристав провел нас к скамье, предназначенной для свидетелей. Николасу, Вайтерингтону, старой миссис Рейнольдс и тетушке Скамблера было приказано занять места на скамьях для публики. Близнецы и их дед уселись на дальнем конце; рядом с ними устроился Кемпсли, который поглядывал на братьев Болейн с откровенной опаской, – как видно, воспоминания о том, что́ эти молодчики сотворили с несчастным крестьянским парнем несколько месяцев назад, не давали старому пастуху покоя. На другом конце сидели Чаури, Изабелла, я и жавшийся ко мне Скамблер. Посередине скамьи осталось свободное место. Скамблер вертел головой, выглядывая тетушку. Сидя в первом ряду, она не сводила глаз с судей, сморщенное лицо ее походило на печеное яблоко. Я устремил взгляд на скамью присяжных. Их было двенадцать человек, все среднего возраста, одеты прилично и скромно. Судя по загару, покрывавшему лица восьми из них, то были помещики или состоятельные йомены, те самые, что не смогли простить Болейну брака с Изабеллой. Четверо остальных, скорее всего, относились к числу процветающих нориджских купцов.
Двое немолодых мужчин, войдя в зал, заняли пустующее место посреди скамьи для свидетелей. В одном из них я узнал Генри Уильямса, коронера; проходя мимо меня, он слегка поклонился. Второй, как я догадался, был бриквеллским констеблем.
