– Клодия, давай уже! Мы так до утра провозимся!
Остаток вечера мы с мамой занимались тем, что расплетали мои косички, потом мыли и выпрямляли волосы. Ближе к полуночи я наконец-то рухнула в кровать настолько измотанная, что даже не обратила внимание на бурчание в животе. Что-то явно было не так, но я не могла понять, что именно.
* * *
– Клодия! – раздалось на следующее утро из кухни. – Ты опоздаешь к первому учебному дню!
Каждый год повторялось одно и то же: мама хотела, чтобы я, как сумасшедшая, сбежала по лестнице и изумилась грандиозному завтраку в честь первого дня нового учебного года: блинчики, на которых сиропом была выведена улыбающаяся рожица, омлет с сыром, каша и говяжьи сосиски.
Поэтому пришлось подыграть ей. Я перепрыгнула через последние две ступеньки и вбежала на кухню, одетая в школьную форму и новые кроссовки. Меня уже ждал накрытый к завтраку стол.
– Сюрприз! – сказала мама, выскакивая из укрытия. Ее короткие каштановые волосы все еще были накручены на бигуди. Иногда на свету в этих волосах среди золотистых бликов начинали проступать серебристые.
– Спасибо, мам! – засмеялась я, плюхаясь на стул.
– Не могу поверить, Кло, что на следующий год ты пойдешь в старшую школу. Я уже такая старая!
– Мам, ты ведешь себя так, будто не старше меня.
Она усмехнулась и потрепала меня за щеку.
– Так с матерью не разговаривают… Ладно, Горошинка, быстро ешь свой завтрак. Ты же не хочешь опоздать в школу и заставить Мандей ждать тебя?
Мама знала, какие слова нужно подобрать, чтобы ускорить меня. Что я скажу Мандей, когда наконец-то увижу ее? Я имею в виду – как она могла молчать все лето?
– Мам, можно Мандей придет к нам сегодня после школы? – не отрываясь от поглощения блинчиков, спросила я.
Она засмеялась.
– А ты опять за свое! Хорошо, пусть приходит. Только… сначала загляни к мисс Пол, ладно?
Я уронила вилку на тарелку.
– По-моему, ты говорила, что можно больше не заходить в библиотеку после школы. Мне не нужна нянька!
– Не нянька, – с невинным видом возразила мама. – Просто я хотела, чтобы ты поздоровалась с ней. Ну, и нет ничего плохого в том, чтобы сообщить кому-нибудь, где ты сейчас. Хлебные крошки, Клодия. Никогда не повредит оставить дорожку из хлебных крошек.
– Мне не были бы нужны никакие хлебные крошки, если б у меня был мобильник, – пробурчала я, уткнувшись носом в свое согнутое колено.
Мама фыркнула.
– Послушай, я не собираюсь это снова обсуждать. Мы же договорились: у тебя появится мобильник, когда ты перейдешь в старшую школу. А теперь собирайся, пора идти.
Я повесила на плечо свой новенький школьный рюкзак – темно-синий с фиолетовыми завитками. У Манди был точно такой же, только ее любимого розового цвета. Мы купили их перед моим отъездом в Джорджию. Перед выходом из дома я позвонила Мандей еще два раза. На всякий случай. Ответа не было.
В первый день мама всегда подвозила меня до школы, взяв отгул в ветеранской столовой, где она работала. В эти часы ее наверняка там не хватало, и на кухне без ее руководства царил полный хаос. Но мама всегда говорила: «С ребенком у тебя есть только один шанс, так что попасть нужно точно в яблочко».
Мы доехали до чартерной школы
[3] имени Уоррена Кента и заняли место в длинной веренице других машин, ожидавших своей очереди, чтобы высадить детей у ворот. Они вели в огражденный двор, где школьники собирались по классам перед первым звонком. Прижимая вспотевшее лицо к стеклу, я скользила взглядом по морю красно-синей клетчатой формы в поисках розового рюкзака, похожего на мой.
– Мам, я не вижу Мандей. – В моем голосе читалась скрытая паника. Мандей всегда приходила в школу первой, иногда за два часа до остальных учеников.
– Я уверена, что она скоро придет, – отозвалась мама из-за руля машины, с трудом вклиниваясь на крошечный пятачок у ворот. – Ну что, хорошего учебного дня, Горошинка. Не забудь позвонить мне, как только вернешься домой.
Лавина неуверенности буквально пригвоздила меня к сиденью. Я не могла выйти из машины, не увидев сначала Мандей. Без нее школа казалась нереальной, невозможной. И мысль о том, чтобы оказаться одной в этой толпе…
БИП! БИП! – раздался сигнал позади нас.
– А ну, заткнись! – рявкнула мама в окно, потом повернулась ко мне. – Горошинка, что случилось? Ты нервничаешь?
Когда она говорит таким протяжным, чуть гнусавым голосом, я чувствую себя младенцем в детском автокресле, а не девушкой, которая через год пойдет в старшую школу. Если я и дальше продолжу вести себя так, то мама никогда не перестанет обращаться со мной как с маленьким ребенком.
Я покачала головой.
– Ничего, мам, всё в порядке.
Раздался еще один сигнал, куда более раздраженный, чем первый. БИ-И-ИП! Мама закатила глаза и улыбнулась – моя бравада ее ничуть не обманула.
– Клодия, она наверняка придет. Мандей, скорее всего, просто опаздывает или что-то в этом роде. А теперь посмотри туда. – Она указала на школьный двор, где один из дежурных держал большую табличку с надписью «Восьмиклассники». – Видишь, твой класс вон там. Может быть, подождешь вместе с остальными и придержишь место для нее? Наверняка тебе будет приятно встретиться и с другими своими подругами, а?
Шеренга моих одноклассников – моих заклятых врагов – была длинной. В отсутствие Мандей мне буквально предстояло нырнуть в кишащую акулами воду… истекая при этом кровью. Мама не знала, что Мандей – моя единственная подруга.
– Ладно, – я тяжело вздохнула, на что получила мамину улыбку.
– А теперь поцелуй меня.
Отстегнув ремень безопасности, я перегнулась через спинку переднего сиденья и чмокнула ее в щеку. Мама крепко обняла меня за плечи одной рукой.
– Я очень тебя люблю. Хорошего первого дня в школе!
Обняв ее в ответ и не желая отпускать, я прошептала:
– Я тоже тебя люблю, – и выбралась из машины, приняв бесстрашное выражение лица, хотя дышать было трудно.
Школа имени Уоррена Кента была небольшой, примерно на тысячу учеников, но, собравшись все вместе, они гомонили как целый миллион. Визги дошколят
[4] пронзали барабанные перепонки. Третьеклассники и четвероклассники носились кругами. Шестиклассницы и семиклассницы обнимались и хихикали. «Так же будем вести себя и мы с Мандей, когда она придет», – снова и снова приходилось напоминать себе, чтобы удержаться и не броситься обратно к машине. Я не могла перестать оглядываться на маму, которая так и смотрела мне вслед. Машины позади нее продолжали нетерпеливо гудеть.
