– Отведи детей в Ландрин, купи им сладости. – Геор гий Глахович протянул Нино ассигнацию. – Я скоро буду.
Войдя в «Гранд-отель», Георгий поднялся в угловой кабинет и увидел сидящего за рабочим столом Феликса. Тот ел курицу в остром соусе, которая наполнила кабинет головокружительным ароматом.
– О, князь. – Феликс протянул руку для рукопожатия, которая, однако, осталась висеть в воздухе. – А я к кабинету привыкаю. А вы, значит, бумаги принесли? Похвально. Вот ваша пунктуальность всегда выдавала в вас князя.
– Встань, – голос князя прозвучал так тихо и спокойно, что Дубовник подчинился мгновенно, – в кабинете не едят. Это место для мужчин, а не для шакалов.
– Ну, бросьте, князь, – протянул Феликс и плюхнулся в кресло, – эти высокопарные фразы сейчас никому не нужны. Закончим всё побыстрее.
– Как скажете, Феликс Михайлович.
Георгий обошел стол с левой стороны, медленно вынимая кинжал из ножен. Дубовник, почувствовав надвигающуюся беду, попытался соскользнуть из кресла на пол, но, потянув угол скатерти, лишь опрокинул на себя остатки еды. Глаза его наполнились животным страхом, он зажмурился в ожидании развязки.
Вынув кинжал из обмявшего тела, Георгий аккуратно вытер клинок о салфетку и положил ее на стол:
– Вот поэтому я никогда не ел в кабинете. Мало ли как умирать придется.
Выйдя из основного здания, он прошелся по проспекту, попутно забрав карточку в ателье. Владикавказ нравился ему. Почти двадцать лет он прожил тут, переехав из Тифлиса. Гостиницы и ресторан приносили неплохой доход, Георгий занимался любимым делом и дело отвечало ему взаимностью. Встретив семью на углу Московской, он засмотрелся на них. Нино держала за руку Лали и пыталась урезонить Кетеван, которая вопреки уговорам бегала от одной повозки к другой. Еще час назад у князя Бурдули было всё. Работа, отель, семья, свобода. Он взглянул на фотографию. Хорошая семь. Что ждет ее теперь, после всего, что произошло?
Доехав до дома, стоящего на окраине города, князь отпустил извозчика. Поднявшись к себе, он взял бумагу и быстрым красивым почерком написал несколько строк, вложил письмо в конверт и спустился во двор. Дети бегали по большому двору, пытаясь увернуться от пса, который не мог понять, за кем ему гоняться.
«Кетеван должна жить» – вспомнил он старую притчу о своем роде и знаком остановил проезжавший мимо ворот экипаж.
– Уважаемый, отвези дочку на Тифлисскую улицу, в большой красный дом. Найдешь там учительницу Преображенскую. Письмо ей вот это передай. Да не забудь.
Потом подозвал к себе младшую и поднял ее на руки:
– Кетеван, какая же ты непослушная! Под повозку попадешь и всё. – Испуганная девочка кивнула. – Сейчас поедешь к Марии Петровне, веди себя хорошо, книжки не рви, а то читать не научит, будешь всю жизнь дома сидеть, или в цирюльне волосы мести. Вот карточку возьми, покажешь Марико и спрячь потом. Береги ее, она одна.
Посадив ее в экипаж, Георгий протянул рубль извозчику:
– Довези до места да проследи, чтобы встретили.
– Будет исполнено, ваше превосходительство, – отдал невидимую честь мужик, – не извольте сомневаться. Там трагедия случилась, промышленника Дубовника зарезали, так что я через Казацкую поеду.
Отправив Кетеван, Георгий вернулся к стоящей в недоумении Нино. Скупой на нежности и добрые слова, Георгий вдруг обнял жену и поднял на руки дочку:
– Домой пойдем, хорошо будет, никто не тронет.
Нино не понимала, что вынудило мужа отправить куда-то Кетеван. Они с Лали шли чуть позади, понимая, что они под защитой главы семейства и что всё скоро наладится, и они опять будут вместе. Дверь дома князя Бурдули закрылась, лязгнул засов.
Первой Георгий застрелил Лали. Он долго сидел у кровати дочери, вслушиваясь в ее дыхание. Лишь, когда девочка закашляла во сне, он спустил курок. На шум прибежала Нино. Беззвучно рыдая, она рухнула к ногам дочери, понимая, что эта участь ждет и ее.
Покончив с семьей, Георгий вышел во двор. Яркая луна освещала сад, в котором так любили резвиться дети, доставляя удовольствие Нино. Он долго вглядывался в небо, словно пытаясь рассказать что-то луне. Но та лишь кричала ему беззвучно в ответ своим большим беззубым ртом.
– Кетеван должна жить. – Не торопясь, он пристроил дуло ружья к своей груди и взглянул на Луну. Спустя секунду раздался выстрел.
* * *
В старину осетины нападали на мтиульцев. Собирались отрядом и нападали на села: сегодня – на Архвати, завтра – на Млету, послезавтра – на Сетурни…
Куда придут они, должны им белого бычка зарезать, навар из костей сварить, пивом напоить. А кроме того, – мартебули
[11] объявили – девушку или молодую женщину должны были им привести ночью и уложить с ними для забавы. Семьи, где им ночевать, бросали жребий.
И вот выпал жребий роду Бурдули. Башня была у них, говорят, высокая. Было их девять братьев и одна сестра Кетеван. Заплакала тогда девушка: «Обесчестят меня осетины! Куда же я денусь потом? Не жить мне, порешу я себя».
– Не бывать этому! Все поляжем, но сестру не отдадим на поругание, – решили братья Бурдули. – Кетеван должна жить.
Связали они ласти, плетенку из прутьев, служившую ложем, укрепили ее над ямой, которую вырыли в доме. Зарезали быка, устроили пир осетинам. Расслабились те, вина выпили и потребовали «мартебули»…
– Отдохните пока, – говорят братья. – Девушка стыдится. Как стемнеет, приведем ее к вам. Не беспокойтесь.
Прилегли осетины на ласти, пьяные, да и уснули в ожидании девушки. Тут обрубили братья ласти. Посыпались в яму враги. Навалились на них братья вдевятером и кинжалами изрубили на куски.
Защитили братья свою сестру Кетеван да и мтиульцам урок преподали.
Как узнали об этом остальные мтиульцы – не обрадовались, а даже опечалились. Испугались, бросились к Бурдули в гневе.
– Что же нам делать теперь? Придет вражье войско и предадут огню весь наш край!
Бурдули заперлись в своей башне и приготовились к бою с мтиульцами.
Наконец нашелся умный человек, сказал мтиульцам:
– Дайте срок братьям Бурдули. Коли они это свершили с осетинами и другое надумают что-нибудь.
Потом пошли к башне Бурдули двое мтиульцев.
– Не ссориться пришли, поговорить хотим.
Сказали им братья тогда:
– Помогите нам, сделайте по-нашему, и навсегда избавимся от врагов.
Возле деревни Сакурианти вырыли сообща большой ров. Повбивали колья на его дно, прикрыли тонким ласти, нарезали дерна и никидали сверху.
