—Теперь я вооружен украшением для волос.
Гленна взяла маленькую чашу с бальзамом.
—Сосредоточься. Раскрой чакры, — сказала она, втирая бальзам в его кожу. — Расслабь тело, освободи разум. — Она взглянула на Мойру. — Создадим магический круг. Представь свет. Мягкий синий цвет. Это будет защита.
Пока девушки создавали круг, Киан вызвал в своем воображении белую дверь. Это был его привычный символ при медитации. Когда он будет готов, дверь откроется. И он пройдет сквозь нее.
— Его разум силен, — сказала Гленна Мойре. — И очень опытен. Киан рассказывал, что обучался в Тибете. Впрочем, неважно, — она махнула рукой. — Я немного нервничаю.
— Чародей Лилит не сильнее тебя. То, что может Мидир, доступно и тебе.
— Это так, черт побери. Честно говоря, я надеюсь, что Лилит спит. Должна спать. — Гленна посмотрела в окно на стихавший дождь. — Ничего, скоро выясним.
Гленна оставила отверстие в кукле и теперь приготовилась наполнить его землей с кладбища, розмарином, шафраном, толченым аметистом и кварцем.
— Ты должна сдерживать свои чувства, чтобы не потерять связь, Мойра. Забудь о ненависти, о страхе. Мы жаждем справедливости и прозрения. Мы можем использовать магию, чтобы причинить вред Лилит, но проводником будет Киан. Я не хочу, чтобы он пострадал.
— Значит, справедливость. Этого достаточно.
Гленна залепила отверстие в кукле кусочком воска.
— Взываем к тебе, великая Маат, богиня справедливости и гармонии.
Помоги нам! Образ этот усилит стократ магия, через пространство его пронеся.
Она приложила к кукле белое перышко, затем обмотала черной лентой.
Даруй существу, чей образ держу,
Видения старые, память о былом.
Протянув Мойре ритуальный нож, Гленна кивнула:
Запечатанные пролитой крови пятнами,
Скрепятся теперь красными каплями.
Киан никак не отреагировал, когда Мойра поднесла нож к его ладони.
Мысли и образы ее жизни всей,
Чтобы и он увидел — соедини с ней.
И пока наш взор его в сердце хранит,
Пока он прочь уйти не решит,
Потоки магии пройдут чрез нас,
Отнесут к ней посланника тотчас.
Открой врата, позволь посмотреть,
По нашей воле, да будет так и впредь.
Гленна поднесла куклу к котелку и отпустила, удерживая в воздухе силой воли.
—Возьми его за руку, — приказала она Мойре. — И крепко держи.
Когда пальцы Мойры сжали его ладонь, Киан не просто прошел через дверь, а буквально прорвался сквозь нее. Летя сквозь тьму, непроницаемую даже для его глаз, он чувствовал руку Мойры. Слышал ее голос, спокойный и уверенный, звучавший у него в голове:
—Мы с тобой. Мы тебя не оставим.
Лунный свет пронизывал тьму, позволяя различить неясные формы и очертания. Запахи цветов, земли, воды и женщины.
Люди.
Потом жара. Температуры он не ощущал, но почувствовал, как исчез сырой холод. Невыносимое пекло, немного ослабляемое ветром, идущим от воды.
От моря, поправил себя Киан. Это океан, чьи волны плещутся о сахар песка. И убегающие от берега холмы. На одной из вершин — самой высокой — стоит храм, белый, словно лунный свет; его колонны возвышаются над океаном, деревьями, садами и прудами.
И над мужчиной и женщиной. Они лежат рядом на белом одеяле с золотой каймой, расстеленном на сверкающем песке в нескольких шагах от пены прибоя.
Киан услышал женский смех — хрипловатый голос возбужденной женщины. И понял, что это Лилит, понял, что попал в ее воспоминания или в ее сон. Со стороны он наблюдал, как мужчина спустил тунику с плеч женщины и склонил голову к ее груди.
Какое наслаждение — ощущать его губы на своей коже. Чувство то нахлынут, то отступят, словно прилив и отлив. Почему это запрещено? Ее тело создано для этого. Ее разум, ее душа созданы богами как половинки любимого.
Она выгнулась, с готовностью встречая его ласки, и начала перебирать его выгоревшие на солнце волосы. От него исходил запах оливковых деревьев и солнца, наливавшего силой их плоды.
Ее любовь, ее единственная любовь. Их губы снова встретились. Затем еще и еще — со страстью, ставшей невыносимой.
Наконец, их тела соединились. Она не отрывала от него взгляда. От наслаждения ее глаза наполнились слезами, вдохи превратились в беспомощные всхлипы.
Любовь затопила ее, забарабанила в сердце тысячами шелковых кулачков. Она крепко прижала его к себе, плача от счастья, изливая свою радость с такой страстью, что застеснялись даже боги.
—Кирио, Кирио. — Она прижала его голову к своей груди. — Сердце мое. Любовь моя.
Он поднял голову, погладил ее золотистые волосы.
— Даже луна бледнеет на фоне твоей красоты. Лилия, моя королева ночи.
— Ночи принадлежат нам, но я хочу солнца — солнца, которое золотит твои волосы и кожу, которое прикасается к тебе, когда я не могу сделать этого. Я хочу быть рядом с тобой, гордая и свободная.
— Посмотри на звезды. — Он перекатился на спину. — Сегодня они наши факелы. Мы будем плавать под ними. Смоем этот жар в море.
Вспыхнувшая обида мгновенно стерла радость с ее лица.
— Почему ты не хочешь об этом говорить?
— Слишком жаркая ночь для разговоров и забот. — Он говорил небрежно, просеивая песок между пальцами. — Пойдем. Мы, как дельфины, будем играть в воде.
Он взял ее за руки, чтобы поднять с песка, но она резким движением высвободилась.
— Мы должны поговорить. Составить план.
— Милая, сегодня у нас осталось так мало времени.
— У нас его может быть сколько угодно, каждую ночь. Нужно только уехать отсюда, сбежать вместе. Я могу стать твоей женой, подарить тебе детей.
— Уехать? Сбежать? — Он рассмеялся, откинув голову. — Что за глупость? Пойдем, пойдем. У меня остался всего час. Поплаваем немного, и я покатаю тебя на волнах.
— Никакая это не глупость. — Она ударила его по руке. — Мы можем уплыть отсюда — куда захотим. Быть вместе, не скрываясь, при свете солнца. Мне мало нескольких часов в темноте вместе с тобой, Кирио. Ты обещал.
— Уплыть, будто мы воры? Здесь мой дом, моя семья. Мой долг.
— Твои сундуки с деньгами, — с ненавистью прошептала она. — Или сокровища твоего отца.
— И что из того? Думаешь, я запятнаю честь семьи, сбежав со жрицей и живя изгнанником в чужих землях?
