Двое сыновей Марии и Брэндона умерли в детстве, остались две дочери – Фрэнсис и Элеонора. Когда девочки выросли и вступили в брак, их догнала фирменная тюдоровская проблема – отсутствие сыновей. Младшая, Элеонора, была замужем за графом Камберлендом, у нее выжила только одна дочь – леди Маргарет Клиффорд. С Фрэнсис получилось интереснее: ее семейка умудрилась впутаться в борьбу за трон, причем с тяжелыми последствиями. Мужем Фрэнсис стал Генри Грей, маркиз Дорсет (впоследствии через жену получил титул герцога Саффолка). В браке родились четыре дочери, выжили три. Все три девочки особыми амбициями в смысле наследования трона не страдали, но как марионетки в чужих руках вполне годились. Поскольку они были не только упомянуты в завещании Генриха, но и абсолютно точно были законнорожденными, то смело могли занимать очередь к престолу прямо за Марией, старшей дочерью Генриха, отпихивая локтями Елизавету с криком «Женщина, вас тут не стояло!», потому что Елизавету многие считали рожденной вне брака и не имеющей прав наследования. А кое-кто считал, что и Марию Тюдор надо из очереди выкинуть, потому что папа-король также признал брак с ее матерью недействительным. Таким образом, сестрам Грей дорога к короне могла быть расчищена.
И расчистить ее попытался Джон Дадли, герцог Нортумберленд, правивший Англией от имени юного короля Эдуарда VI, сына уже покойного Генриха VIII. Предварительно он женил своего сына на старшей из сестер Грей, леди Джейн. Средняя сестра, Екатерина, в тот же день вышла замуж за сына графа Пембрука. Пембрук не позволил сыну и невестке консуммировать брак под предлогом того, что они слишком молоды. На самом деле он хотел посмотреть, что получится у Нортумберленда: если ему удастся протолкнуть семейство Грей к трону, тогда все хорошо, если нет – он расторгнет брак и сделает вид, что знать не знает этих Греев, не видел их никогда вообще. Молодец такой, предусмотрительный товарищ. Нортумберленд уговорил больного короля изменить порядок наследования, установленный его отцом, и сделать наследницей Джейн Грей. После смерти Эдуарда Джейн была объявлена королевой, но продержалась, как мы помним, недолго, всего девять дней, потому что большинство ее подданных вообще не понимало, кто она такая и откуда ее вытащили. Народ-то простой, рассуждал незатейливо: самая близкая родственница покойного Эдуарда – его старшая сестра Мария, вот она и должна стать королевой. Она и стала, собрав армию сторонников и разгромив войска Нортумберленда. Джейн и ее муж Гилфорд Дадли оказались в Тауэре, а Пембрук выставил Екатерину из дома и начал предпринимать шаги для расторжения брака (успешно). Как будто мало было всех этих неприятностей, Генри Грей принял участие в восстании Уайатта, чтобы вернуть престол дочери. Восстание было подавлено, Грей казнен, а вместе с ним казнены Джейн и Гилфорд. Остальное семейство попало в опалу, Фрэнсис вышла замуж за своего шталмейстера
[28] и сидела тихо как мышка. Желание проталкивать оставшихся в живых дочерей поближе к трону у нее почему-то начисто пропало.
Ко двору королева Мария Тюдор своих родственниц все-таки вернула, помня их былые заслуги и поддержку своей матери в нелегкое время развода, но свое место они должны были знать. А место их было с тех пор очень скромным. Тут уж не до короны, голову бы на плечах удержать.
Когда на престол взошла Елизавета, для девушек-наследниц Екатерины и Марии Грей наступили тяжелые времена. Новая королева не благоволила этому семейству, потому что в свое время они выступали против брака ее, Елизаветы, родителей – Генриха VIII и Анны Болейн. Бабушка сестер Грей, Мария Тюдор (герцогиня Саффолк), открыто высказывалась против развода своего брата-короля с Екатериной Арагонской и громогласно давала характеристику моральному облику Анны Болейн, не утруждая себя выбором выражений. К тому же законность происхождения девушек была их серьезным козырем, в то время как положение Елизаветы было двусмысленным. Закономерно, что она видела в родственницах конкуренток.
Тем более вокруг Екатерины начали виться испанцы, прощупывая почву на тот предмет, нельзя ли использовать претендентку на трон в своих целях. Поговаривали, что Екатерину хотели похитить и обвенчать с кем-то из Габсбургов, а потом уж доработать напильником создать из нее символ борьбы за истинную (католическую) веру и посадить на трон, и пусть правит под мудрым руководством испанского короля. Под это дело ее уговаривали сменить протестантскую веру на католическую. Екатерине, честно говоря, все религиозные вопросы были глубоко по барабану. В отличие от своей сестры Джейн, у которой была возможность спастись от казни, сменив веру, и которая не смогла пойти против своей совести, Екатерина не придавала особого значения всяким серьезным вещам и железных принципов не имела. Лишь бы королева обращалась с ней хорошо, а не как сейчас. Ну или испанцы чтобы хорошо с ней обращались. Неважно – кто. И конечно – «любовь, комсомол и весна». В общем-то, понять ее очень даже можно: не все хотят делать карьеру, для некоторых любовь и семья – на первом месте.
Екатерина влюбилась в молодого и красивого Эдварда Сеймура, графа Хартфорда (сына уже знакомого нам Эдварда Сеймура и племянника королевы Джейн Сеймур), и тайно вышла за него замуж. В общем, вся в бабулю удалась. Но бабуля хоть могла надеяться, что любящий брат ее простит, Екатерине же рассчитывать на добрые чувства царственной двоюродной тетки было нечего. Вот она и молчала как рыба об лед.
Сеймура услали во Францию продолжать образование (на самом деле, Елизавете не понравилось, как он крутится вокруг ее племянницы), а Екатерина осталась при королеве, каждый день старательно драпируя и затягивая свою талию, чтобы никто не заметил беременность. Но когда срок беременности переваливает за восьмой месяц, скрывать становится немножко сложно. И как-то не очень удобно целый день находиться на ногах, обслуживая грозную начальницу, без надежды на скорый декретный отпуск. А муж во Франции. А роды близятся. А как сказать королеве – непонятно, она же убить может.
Тогда Екатерина бросилась за поддержкой к придворным. Сначала к Бесс из Хардвика: за советом и возможной протекцией. Бесс в ужасе выставила ее за дверь, потому что не желала иметь ничего общего с государственной изменой. Потом Екатерина темной-темной ночью прокралась в покои королевского фаворита Роберта Дадли (он же ей родственник, Джейн была замужем за его братом Гилфордом) и умоляла замолвить слово о бедной родственнице. Разбуженный среди ночи Дадли, как и Бесс из Хардвика, перепугался до ужаса. Он понимал, что если впутается в это дело, а королева узнает, ударом подсвечника по башке он вряд ли отделается, и статус фаворита не поможет, а в Тауэре он уже сидел, больше что-то не хочется. Поэтому на всякий случай побежал и сдал молодых супругов с потрохами.
Елизавета топала ногами и орала так, что папа Генрих, если наблюдал за дочкой с того света, наверняка одобрительно кивал и гордо говорил: «Наша порода!», – а некоторые особо экспрессивные выражения даже записывал и сожалел, что не использовал их при жизни. Когда королева чувствовала угрозу своей короне, становилась просто невменяемой. А чувствовала она ее постоянно.
Беременную Екатерину она посадила в Тауэр, туда же доставили Эдварда Сеймура, которого немедленно отозвали из Франции, какая ему после этого учеба за госсчет, гаду такому. В Тауэре и родился их сын. Елизавете такого счастья, разумеется, даром не надо было: как же, законнорожденная претендентка на престол, способная рожать сыновей, запросто может стать знаменем нового заговора, пусть даже и не по своей воле. Ну и зависть, понятное дело, присутствовала как движущий фактор, и она потребовала аннулировать брак и признать ребенка незаконным. Супруги не могли доказать законность своего брака, потому что единственная свидетельница – сестра Сеймура – умерла, а документы, свидетельствующие о браке, хранились у Екатерины (сейчас тоже так делают, в загсе тетенька-регистратор торжественно произносит: «Этот первый семейный документ я вручаю вам, жена!»), и она их потеряла, потому что ветер в голове. Брак аннулировали, ребенок, естественно, в перспективе лишался права наследовать трон, потому что бастард. Екатерина и Эдвард сидели в тюрьме, а Эдвард был еще и оштрафован за соблазнение девицы королевской крови. При попустительстве охраны супруги время от времени встречались и в итоге довстречались до второй беременности. Родился второй сын. Тут уж Елизавету совсем переклинило. Она распорядилась поместить Екатерину и ее мужа под домашний арест, но не вместе, а раздельно. Эдвард со старшим сыном поехал к своей матери, а Екатерина с младшим отправилась под надзор своих родственников. Прожила она в разлуке с мужем и старшим ребенком не очень долго и скончалась в возрасте двадцати семи лет от туберкулеза. Эдвард Сеймур потом долго добивался признания своего брака действительным, а детей – законными. Его усилия увенчались успехом только при преемнике Елизаветы, Якове I.
