Даже если Джованни клеветал на святое семейство Борджиа, его можно понять. Очернение соперника в информационной войне, которую соперник первый начал, дело вполне естественное. Но может статься, что Джованни что-то знал, был чему-то свидетелем… Как бы там ни было, папа, до сведения которого, конечно, довели такие заявления, ничуть не обиделся. Он вообще как-то не сильно парился по поводу того, что о нем говорят люди (в этом, безусловно, с него следует брать пример). Он написал зятю вполне миролюбивое письмо, в котором предложил свой вариант мотива для развода: расторжение брака из-за импотенции, вызванной сглазом и порчей, насланной злобными врагами, поэтому сам Джованни не виноват.
Для Джованни же такая формулировка ничего не меняла. Сглаз там или не сглаз, а ржать над ним будут по всей длине итальянского сапога и за его пределами. Джованни куда более трепетно относился к своей репутации, чем папа. Да и то сказать: одно дело, когда про тебя болтают, что ты имеешь все живое, тебе на пути подвернувшееся (как в случае папы), и совсем другое дело, когда болтают, что ты вообще ничего не можешь. Два принципиально разных вида очернения. Второе гораздо хуже.
Словом, Джованни уперся всеми лапами, чем в конечном итоге ужасно разозлил папу. Папа написал еще одно письмо, уже не такое миролюбивое. Мне, написал, вообще-то твое сотрудничество в этом деле нафиг не нужно. Я своей волей аннулирую ваш брак, и тогда ты будешь должен вернуть приданое моей дочки все до копеечки. Я тебя на счетчик поставлю, как в нашей среде принято. Вернуть приданое ты не сможешь, поскольку значительную часть денег у тебя выцыганил твой любимый дядюшка Лодовико. А насколько я успел узнать твоего дядюшку, он и гроша не отдаст, попробуй вырви у него хоть что-то, у этого крокодила миланского. Так что думай, как тебе дальше жить. А иначе тебе не жить. Я все сказал.
Дядюшка Лодовико, как узнал, что, может, придется деньги отдавать, так аж затрясся весь. И учинил племяннику дикий скандал: мол, фиг тебе, а не мое покровительство, если не сделаешь, чего папа велит. Покровительство там было такое, неровное, прямо скажем, иногда больше проблем приносило, чем пользы. Но все же страшно было остаться совсем наедине с такими акулами, как Борджиа, без всякой защиты и поддержки. Поэтому Джованни сдался. В присутствии свидетелей подписал документ, который гласил «Сим торжественно удостоверяю, что к жене никогда не прикасался, поскольку страдаю эректильной дисфункцией. Отвалите от меня. Целую, ваш ненастоящий зять Джованни», и отправил в Рим. Теперь все? – спросил. Теперь все, ответили из Ватикана. И, как всегда, соврали.
Ну как – соврали… По поводу сексуальных взаимоотношений с Лукрецией от Джованни действительно отвязались. Но в будущем его ожидали не менее яркие переживания уже с Чезаре Борджиа, который в рамках своей завоевательной кампании захватил его земли. Но это в будущем, а в тот момент Джованни осознал, что могло быть хуже, перекрестился и решил по возможности забыть семейство Борджиа, как дурной сон. Теперь только Лукреции осталось выступить перед коллегией кардиналов и торжественно поклясться в своей девственности.
Она и выступила. Говорит: вот стою я тут перед вами, простая римская девица. Девица – потому что не было ничего с мужем. Какой это муж – так, название одно! Я так же чиста и непорочна, как в момент появления на свет. Так и запишите.
Почтенные кардиналы слушали и важно кивали. Правда, злые языки – вырвать бы те языки, достали уже! – клеветали, что не все кардиналы могли должным образом сосредоточиться на решении дела. Их всполошенные взгляды то и дело задерживались на фигуре стоящей перед ними непорочной девы – с признаками беременности, характерными месяца эдак для шестого. Что-то мне не верится, что такие прожженные товарищи, как кардиналы римско-католической церкви, подумали, что у них перед глазами чудо, второй раз случившееся в мировой истории. Скорее, в их циничные умы закралась предательская мысль, что непорочная дева не такая уж непорочная. Но, с другой стороны, сама папина дочка утверждает, что девственна. Кому вы верите – ей или своим бесстыжим глазам?
От кого, интересно, могла забеременеть Лукреция? Явно не от Джованни Сфорца: по срокам не подходит. Вертелся возле нее один тип, папский слуга по имени Педро Кальдерон (Кальдес), по-простому Перотто. Когда Лукреция, в начале бракоразводного процесса, жила в монастыре, тот Перотто ей письма от папы носил. И, видимо, не только по вопросу писем они взаимодействовали. Уже после развода свидетели имели возможность наблюдать развеселые догонялки, которые устроил Чезаре Борджиа, бегая за Перотто по всему периметру Ватикана с холодным оружием наперевес. Перотто пытался укрыться даже за троном папы, что Чезаре не остановило, и он смог-таки слегка порезать (хотя и не до смерти) папского слугу, которого папа пытался прикрыть. Очень уважал Чезаре своего папашу, ага.
Немного позже тот Перотто всплыл в Тибре. Даже не знаю, как он там оказался. Наверное, купаться полез по пьяни, вот и… Ах, он в тюрьме до того сидел и никак не мог добровольно пойти купаться по пьяни? Ну, тогда не знаю. Явно какая-то провокация вражеских спецслужб, к гадалке не ходи. Недалеко от тела Перотто плавало тело служанки Лукреции, которая была в курсе времяпрепровождения своей госпожи и знала о ее встречах с папским слугой. Ну, с той все ясно: шла в темноте по скользкому мосту, ногу подвернула, не удержалась, с моста свалилась. Чего непонятного? По-моему, все логично и объяснимо. Хватит пытаться очернить доброе имя Борджиа, дорогие товарищи завистники и враги, тьфу на вас еще раз!
Через пару месяцев герцогу Феррарскому Эрколе д’Эсте донесли, что папина дочка в Риме родила мальчика. Герцог, конечно, искренне смеялся над этой пикантной историей, не догадываясь, что смеяться ему осталось недолго – года три, то есть до того момента, когда ему станут настоятельно навязывать ту Лукрецию в качестве невестки. Мальчика назвали Джованни – вряд ли в честь Джованни Сфорца, скорее, в честь дядюшки Хуана (Джованни), царство ему небесное. Мальчика еще пафосно называли «сын полка» «дитя Рима». В свидетельстве о рождении отцом значился – вы будете смеяться – Чезаре Борджиа. В графе «мать» – прочерк. В наше время обычно бывает наоборот, но тогда такое было скорее в порядке вещей. Как сыну Чезаре ребенку даровалось герцогство Непи.
Но существовала еще секретная булла, в которой ребенок объявлялся уже сыном не Чезаре, а самого Александра VI. И опять-таки неизвестной женщины. На фига было городить такой огород – неизвестно. Ну, то, что Лукрецию не указали в качестве матери, – понятно. Она в глазах общественности непорочная дева, ей еще замуж выходить. Отцом кого-то назначить надо, чтобы защитить мальчика в будущем. Назначили Чезаре, чтобы оправдать дарование герцогства: если маленький Джованни сын Чезаре, внук папы, тогда понятно желание папы его обеспечить. Секретная булла – на тот случай, если Чезаре начнет выкобениваться и попытается отхватить герцогство себе, с него станется.
Но эти два документа всплыли в информационном поле и сильно подмочили репутацию славной семьи Борджиа. На слухи о том, что матерью ребенка является именно Лукреция (кстати, необязательно это правда, но уж очень упорны были слухи), наложилась молва о том, что папа и Чезаре и сами не знают, кто отец ее ребенка, потому что оба состояли с ней в отношениях в одно и то же время. Отсюда две буллы с указанием двух имен. Многие и многие тогда поверили, что информация об инцесте, вброшенная Джованни Сфорца в ходе бракоразводного процесса, правдива. Так что Джованни как специалист по черному пиару явно был более профессионален, чем те же Борджиа, которые невольно подкидывали дровишки в костер сплетен о них же самих.
