Пальцы Вики до боли впились мне в руку. Сами того не сознавая, мы привстали и наклонились вперед, поближе к Францу. Мои собственные руки крепко вцепились в спинку переднего сиденья. Остался сидеть только мистер М., хотя он тоже напряженно всматривался в сторону утеса.
– Ой, это так похоже на… – начала было Вики хрипловатым, сдавленным голосом, но резким взмахом руки с растопыренными пальцами Франц приказал ей замолчать. Потом, не отрывая взгляда от утеса, быстро опустил руку в карман пиджака и не глядя сунул нам что-то.
Краем глаза я увидел, что это были чистые белые карточки и огрызки карандашей. Мы с Вики их взяли, мистер М. – тоже.
Франц хрипло прошептал:
– Не говорите, что видите. Напишите. Только основные впечатления. Прямо сейчас, скорей. Это долго не продлится – по-моему.
В течение нескольких последующих секунд мы вчетвером смотрели, торопливо царапали на карточках и поеживались, – по крайней мере, могу сказать, что уж я-то точно чувствовал себя весьма неуютно, хотя и не настолько, чтоб сразу взять и отвести глаза.
Потом застывшее на утесе нечто внезапно пропало. Я понял, что и для остальных это произошло почти в то же самое мгновение, по тому, как у них опали плечи, и по сдавленному вздоху, который испустила Вики.
Никто не произнес ни слова. Мгновение мы переводили дух, потом пустили карточки по кругу и зачитали. Буквы на карточках прыгали и разъезжались в разные стороны – что бывает, когда торопливо царапаешь, не глядя на бумагу, – да еще вдобавок были начертаны явно дрожащей рукой, что особенно бросалось в глаза в наших с Вики записях. Записи были такие:
Вики Квинн:
Черный тигр, горящий ярко
[29]. Ослепительный мех – или тина. Оцепенение.
Франца Кинцмана:
Черная царица. Сверкающая мантия из множества нитей. Не оторвать глаз.
Моя (Гленна Сибьюри):
Гигантский паук. Черный маяк. Паутина. Притягивает взгляд.
Мистера М., почерк которого отличался наибольшей разборчивостью:
Ничего я не видел. Не считая трех людей, которые уставились на голую серую скалу, будто в ней распахнулись врата ада.
Мистер М. и взгляд поднял первым. Мы встретились с ним глазами. Губы у него скривились в неуверенной усмешке, в которой одновременно промелькнули и язвительность, и тревога.
Мгновение спустя он произнес:
– М-да, неплохо вы загипнотизировали своих юных друзей, мистер Кинцман.
Франц спокойно отозвался:
– Значит, Эд, это ты так, гипнозом, объясняешь то, что произошло, или то, что произошло только на наш взгляд?
Тот пожал плечами.
– А чем же еще? – весело поинтересовался он. – У тебя есть какое-то другое объяснение, Франц? Особенно если учесть, что на меня это не подействовало?
Франц помедлил. Я с нетерпением ждал его ответа, страстно желая выяснить, не знал ли он об этом заранее, что очень походило на истину, и откуда знал, и сталкивался ли с чем-то подобным раньше. Ссылка на гипноз, хоть и вполне разумная, казалась полнейшей бессмыслицей.
Наконец Франц покачал головой и твердо ответил:
– Нет.
Мистер М. пожал плечами и завел мотор.
Говорить никому из нас не хотелось. Пережитое было все еще с нами, покалывало нас изнутри, и когда свидетельство карточек оказалось столь неопровержимым, параллели столь точными, а убеждение в одинаковости восприятия столь твердым, можно было не вдаваться в более детальную расшифровку записей.
Вики только сказала мне, с небрежностью человека, лишний раз проверяющего какой-то момент, в котором он практически уверен:
– Черный маяк – это значит свет, но черный? Лучи тьмы?
– Конечно, – ответил я и в той же самой небрежной манере спросил: – Твоя «тина», Вики, твои «нити», Франц, – все это, случайно, не похоже на такие хрупкие проволочные модели трехмерных фигур, которыми пользуются на уроках геометрии, – ажурные каркасы, заполненные пустотой? Демонстрирующие привязку точек к бесконечности?
Оба кивнули.
– Как и моя паутина, – сказал я, и на этом разговор закончился.
Я вытащил сигарету, вспомнил про запрет и сунул ее обратно в нагрудный карман.
Вики опять подала голос:
– Наши описания… чем-то похожи на описания всяких фигур при гадании… каждый видит что-то свое…
Не получив ответа, она примолкла на полуслове.
Мистер М. остановил машину в начале узкой подъездной дорожки, круто сбегавшей вниз к дому, единственной видимой частью которого была плоская крыша, неровно засыпанная серым гравием, и выпрыгнул из-за руля.
– Спасибо, что подбросил, Франц, – сказал он. – Не забудь позвонить – телефон опять работает, – если вас, ребята, надо будет куда-нибудь свозить на моей машине… или еще чего.
Он торопливо бросил взгляд на нас с Вики и нервозно улыбнулся:
– До свиданья, мисс Квинн, до свиданья, мистер Сибьюри. Постарайтесь больше не… – Тут он примолк, попросту бросил: «Пока!» – и быстро зашагал вниз по дорожке.
Но мы, конечно, догадались, что он хотел сказать: «Постарайтесь больше не видеть черных тигров с восемью ногами и женскими лицами» – или чего-нибудь в этом духе.
Франц перелез на водительское место. Как только «фольксваген» тронулся с места, я понял, по какой причине обстоятельный мистер М. вызвался лично сесть за руль на горном участке. Не то чтобы Франц пытался заставить престарелый «фольксваген» изображать из себя спортивный автомобиль, но манера езды была у него довольно своеобразная – с лихими поворотами руля и дергаными разгонами под завывание мотора.
Он пробормотал вслух:
– Одного только никак не пойму: почему этого не видел Эд Мортенсон? Если «видел», конечно, подходящее слово.
Так что в конце концов я точно выяснил фамилию мистера М. Вовремя, ничего не скажешь. Вики проговорила:
– Мне видится лишь одна возможная причина, мистер Кинцман. Он ехал не туда, куда едем мы.
Глава 2
Вообразите себе чудовищного южноамериканского паука-птицееда, принявшего вдруг человеческий облик и наделенного разумом едва ли в меньшей мере, чем человек, и получите лишь самое приблизительное представление об ужасе, который способен вызвать этот жуткий портрет.
М. Р. Джеймс. Альбом Кэнона Элбрика
Домик-на-Обрыве располагался где-то милях в двух за обиталищем мистера Мортенсона и тоже значительно ниже дороги, извивавшейся вдоль крутого («крутого» – это еще слабо сказано!) косогора. Вела к нему узенькая дорожка – только-только проехать на машине, – явно одна-единственная. С одной стороны этой дорожки, сразу за цепочкой выкрашенных белой краской валунов на обочине, начинался практически отвесный обрыв глубиной футов в сто. С другой – поросший густым кустарником каменистый склон, который поднимался к основной дороге под углом сорок пять градусов.
