Довольно не скоро я заметил, что видны часы в дальнем углу комнаты – наверное, потому, подумал я, что у них светящийся циферблат. Стрелки показывали ровно три. Я осторожно повернул к ним голову Вики, и она кивнула в подтверждение, что тоже их видит.
Только звезды и были тем, что поддерживало в нас рассудок, говорил я себе, в мире, который в любую минуту был готов рассыпаться в прах.
Почти сразу после того, как я заметил часы, звезды начали менять цвет – все до единой. Сначала они приобрели фиолетовый оттенок, который постепенно перешел в синий, потом в зеленый.
В каком-то далеком закоулке моего сознания сверкнуло предположение о некой дымке или пыли, повисших в воздухе, которые и могли вызвать подобную перемену.
Звезды тем временем становились тускло-желтыми, оранжевыми, густо-красными, а потом – словно последние искры, карабкающиеся по закопченной стене дымохода над потухшим очагом – мигнули и пропали.
У меня промелькнула совершенно сумасшедшая мысль о звездах, разлетевшихся прочь от земли с такой невероятной быстротой, что свечение их вышло за границы видимой красной части спектра.
Теперь нам следовало бы оказаться в полной темноте, но вместо этого мы начали видеть друг друга и окружающие предметы, словно обведенные едва различимым мерцанием. Я решил, что это первый проблеск утра, и полагаю, что Вики тоже так подумала. Мы одновременно посмотрели на часы. Было едва половина пятого. Потом мы опять посмотрели в окно. Оно не было призрачно-бледным, как должно было быть с рассветом, а представляло собой черный как смоль квадрат, обрамленный белесым свечением. Вики увидела то же самое, что я мог судить по тому, как она вдруг стиснула мне руку.
Я не сумел выдумать ни единого объяснения этому странному свечению. Оно немного походило на свечение циферблата часов, только более бледное и белесое. Но еще больше все это походило на те картины, которые возникают перед глазами в абсолютной темноте, когда беспорядочно мечущиеся белые искорки на поле сетчатки начинают сами собой складываться в знакомые призрачные силуэты, будто эта тьма сетчатки вылилась из наших глаз в реальную комнату и мы видели друг друга и все, что нас окружало, не благодаря свету, а благодаря силе воображения, которая с каждой секундой усиливала ощущение чуда, поскольку тускло мерцающая сцена не собиралась рассеиваться в бестолково бурлящий хаос.
Мы уставились на стрелку, которая медленно подползала к пяти. Мысль о том, что снаружи может быть светло и что нечто непонятное отгораживает нас от этого света, в конце концов побудила меня двинуться и заговорить, хотя прежнее чувство близкого присутствия чего-то нечеловеческого и неодушевленного оставалось все столь же сильным.
– Надо попробовать выбраться отсюда, – прошептал я.
Пройдя через спальню, словно мерцающий призрак, Вики открыла дверь. Я помнил, что в ее комнате оставался свет.
За дверью не было даже этого слабого мерцания. Дверной проем был чернильно-черным.
Сейчас мы это исправим, подумал я и включил лампу возле кровати.
Моя комната тут же погрузилась в кромешную тьму. Я не мог даже разглядеть циферблат. «Свет теперь тьма, – подумал я. – Черное теперь белое».
Я выключил лампу, и свечение вернулось. Я подошел к замершей в дверях Вики и шепотом приказал ей выключить свет в ее комнате. Потом оделся, большей частью нащупывая раскиданную вокруг одежду и не особо доверяясь призрачному свету, в котором окружающее слишком напоминало воображаемую сцену, готовую в любой момент превратиться в вихрь разноцветных точек.
Вики вернулась. Она даже прихватила свою маленькую сумочку. Мысленно я порадовался присутствию духа, о котором говорил этот поступок, но не сделал ни малейшей попытки собрать хотя бы самые необходимые вещи.
– У меня в комнате жутко холодно, – прошептала Вики.
Мы выбрались в коридор. Я услышал знакомый звук – жужжание телефонного диска. В гостиной я увидел высокий серебристый силуэт. Мгновением позже я понял, что это фигура Франца, обведенная призрачным свечением. Я услышал, как он повторяет:
– Алло, девушка. Девушка!
Мы подошли к нему.
Он поглядел на нас, прижав трубку к уху. Потом положил ее на рычаг и обратился к нам:
– Гленн. Вики. Я пытаюсь дозвониться до Эда Мортенсона, чтоб он посмотрел, случилось тут чего со звездами или нет. Но у меня не выходит. Попробуй дозвониться до телефонистки, Гленн.
Он крутнул диск и протянул мне трубку. Я не услышал ни гудка, ни даже потрескивания, только будто тихонько завывал ветер.
– Алло, девушка, – проговорил я.
Не последовало ни ответа, ни каких-то перемен, только все то же завывание ветра.
– Подожди, – тихо сказал Франц.
Должно быть, прошло не меньше пяти секунд, когда из трубки мне ответил мой собственный голос, совсем тихий, почти заглушенный одиноким ветром, словно эхо с другого конца Вселенной: «Алло, девушка».
Дрожащей рукой я повесил трубку.
– Радио? – спросил я.
– Такие же завывания, – ответил он мне, – по всем диапазонам.
– А мы решили уходить отсюда, – сказал я.
– Наверное, придется, – отозвался он с каким-то неуверенным вздохом. – Я готов. Пошли.
Едва ступив на «палубу» вслед за Францем и Вики, я сразу почувствовал, что ощущение постороннего присутствия заметно окрепло. То, что ему сопутствовало, опять навалилось на нас, только во сто крат сильнее: от привкуса горелого мне едва не перехватило горло, невидимые паутины хотелось срывать с тела руками, неосязаемый ветер стонал и свистел во всю мощь, призрачные осыпи безостановочно шипели и трещали, будто несущаяся в горном ущелье порожистая река. И все это почти в абсолютной темноте.
Я хотел бегом броситься к гаражу, но Франц подступил к слабо мерцающему поручню. Я присоединился к нему.
Очертания скалистой стены напротив все еще прорисовывались в темноте призрачными белесыми линиями. Но с неба над ней потоком лилась совершенно чернильная, мертвая тьма – черней самой черноты, подумалось мне, – которая поглощала призрачное свечение повсюду. С каждым мигом белесые очертания все больше тускнели, растворяясь в падающем сверху черном потоке. И вместе с этой чернильной тьмой возник холод, который впился в меня миллионами колючих иголок.
– Смотри, – проговорил Франц, – светает.
– Франц, надо отсюда двигать, – поторопил я.
– Сейчас, – ответил он мягко, протягивая руку назад. – Идите вперед. Заводите машину. Выезжайте на середину двора. Я сейчас подойду.
Вики взяла у него ключи. За руль села она. Свечения еще было достаточно, чтобы разглядеть окружающие предметы, но я доверялся ему еще меньше, чем когда-либо. Вики завела мотор и машинально включила фары. Двор с подъездной дорожкой тут же накрыл веер лучащейся черноты. Она выключила их и продвинула машину на середину дворика.
