На третий день несколько свидетелей неохотно сообщили (французы вообще не любят, когда над ними смеются), что стоявшая на самом верху Эйфелевой башни Вивиди Шеер была подхвачена то ли призрачной черной лапой, то ли пылевым вихрем и перемещена прямиком под Триумфальную арку – а может, все это было иллюзией, представлением, устроенным ее соотечественниками. Когда же Шеер и четверо ее спутников сообщили о происшествии французским полицейским, те лишь с улыбкой развели руками. Только один инспектор обратил внимание на странные телодвижения немецкой потаскушки – казалось, та не шла своими ногами, компаньоны просто тянули ее за собой. Инспектор Жибо решил, что причиной тому наркотики – кокаин или мескалин. А еще она измазалась обувной ваксой, чтобы подкрепить свои нелепые фантазии: какой стыд!
Другие мировые газеты не удостоили вниманием эту историю. Даже парижские фельетонисты не посвятили ни одной шутливой строчки La bête noire et énorme – огромному черному зверю. Есть чепуха, над которой стыдно шутить даже в мертвый сезон.
Вечером четвертого дня в Риме стоял полный штиль – затишье перед бурей. Вивиди вытащила Макса Рата на прогулку. На ней были белое шелковое платье и чепчик – все, что теперь могло выдержать ее почти бесплотное тело. Черные пятна на коже щедро запудрили. Вивиди бодрилась, нюхая бренди – организм уже не принимал алкоголь привычным способом. Макс боялся, что случайные прохожие увидят что-нибудь сквозь его спутницу, и прикрывал ее от прямого света. Вивиди держалась спокойно, без эмоций рассуждая о том, что сулит ей следующая ночь, умирает ли человек, чье тело постепенно исчезает, дважды или не умирает вовсе. Задумывалась она и о том, что́ демон из ларца делает со своими жертвами и зависит ли существование богов от их популярности.
Когда они проходили мимо детской площадки у Эсквилино, подул ветер. Вивиди едва слышно простонала, очертания ее поблекли, и она полетела вдоль тротуара, поднимаясь все выше и выше, расплываясь, словно нечеткая фотография. Дети кричали и показывали на нее пальцами. Порыв ветра подхватил ее, швырнул в сторону Макса – и в этот миг она исчезла.
Подбежали взволнованные мамаши и священники. Семеро детей утверждали, что им явилась Дева Мария, четверо – что видели призрака или двойника голливудской актрисы Вивиди Шеер. Можно было с уверенностью заявить, что от храброй пруссачки осталась лишь пара белых парчовых туфель со свинцовыми каблуками тридцать седьмого размера.
Вернувшись в гостиницу и рассказав о случившемся, Макс Рат с удивлением заметил, что его компаньоны совсем пали духом.
Мисс Брикер лишь пожала плечами в ответ на рассказ Макса и спросила:
– Мори, что, по-твоему, на самом деле случилось с теми гусарами?
Мори ответил:
– Даже думать не хочу. Но не забывай, что в тот раз демон все-таки заполучил свою жертву.
Макс перебил их:
– Эй, кончайте думать о плохом! Вивиди, конечно, жаль, но «Невеста Бога» теперь обречена на успех! Рассказы этих детей подхлестнут зрительский интерес без всяких скандалов. Да мы сорок миллионов соберем! Эй, очнитесь! Понимаю, что вам тяжело, но все кончено.
Мори Джендер и мисс Брикер медленно подняли голову. Доктор Руманеск подозвал Макса к окну. Тот медленно подошел. Астролог сказал:
– К несчастью, есть еще один стих. Звучит он приблизительно так: «Если фон Шеера он не убьет, демон вассалов его заберет!» – Доктор покосился на часы. – До заката три минуты. Видишь вон ту большую черную тучу над Аппиевой дорогой, в которой мерцают молнии?
– Похожую на волка? – неуверенно уточнил Макс.
– Ее самую, – кивнул доктор Руманеск. – Только для нас это вовсе не туча, – добавил он с отчаянием и вернулся к своей книге.
У пакгауза стояли трое красивых людей. На крыше раз в три секунды загоралась реклама монстер-муви
[33]. Вспышки отражались на тонком флисе свежевыпавшего снега, но люди стояли в тени, у самой стены. У Старика было ястребиное лицо, но большие ласковые глаза. На плечах черный каракулевый воротник пальто, на коротко стриженных седых волосах снежная ермолка. Второй, высокий, пружинистый, стоял так же прямо, но прятал щеки в высоком воротнике, а фетровую шляпу с широкими полями надвинул на самые брови – лица не разглядеть, проблескивают лишь темные очки.
Женщина тоже рослая, стройная; царственный образ не сравним с откровенной сексуальностью старлеток или демонстративным уродством актрис варьете. Тонкобровое лицо, безмятежное, степенное, кошачье – подобные лица чеканили на афинских монетах. Плечи обнажены, за спиной черный бархатный капюшон. Вечернее платье того же цвета, расшитое тусклой серебряной нитью. В глубоком декольте покоится в серебряной оправе крупный изумруд, окруженный яркими топазами.
Взгляды троицы были прикованы к единственному освещенному прямоугольнику – высокому окну стеклянного здания в двух кварталах от пакгауза.
– Это, несомненно, его квартира, – сказал Старик.
– И он там совсем один, – кивнула Женщина.
– К тому же он, как никто другой, знает толк в разнообразных ужасах, – улыбнулся Старик.
– А вокруг него – целый мир, такой грандиозный и могучий, – добавил Второй с загадочным акцентом и в подтверждение своих слов развел руками в тяжелых перчатках.
– Что ж, джентльмены, – сказала Женщина, – не пора ли начать эксперимент?
Старик и Второй согласно кивнули.
Женщина подняла правую руку и приблизила пальцы к изумрудному камню.
– Илубицел, – еле слышно произнесла она, выделив ударением не «цел», но «уби».
* * *
Гибби Монзер утопал в кожаном кресле (единственном удобном кресле в этой комнате, табуированном для смертных низшего ранга) и с немалым удовольствием обозревал стеллажи вдоль стен, полные книг в жанре «хоррор», а также резиновые маски монстров – Сатаны, Дракулы, чудовища Франкенштейна и Призрака Оперы, – развешанные над ними, будто охотничьи трофеи.
Пространство между масками украшали большие черно-белые рисунки в рамках под музейным матовым стеклом. С рисунков смотрели монстры – известные и не очень, с раболепными физиономиями или как минимум с заискивающими улыбками, посредством текстовых облачков изрекавшие сантименты вроде «Салют, Гиб!», «С днем рождения, Гибби!», «Счастливого Рождества, хозяин!» или «Привет и поздравления от Вашего раба в сей праздничный день!» – ведь именно Гибсон Монзер (Гиб или Гибби для особ, приближенных к трону) нажил состояние на знаменитых мифических и литературных чудовищах, создав серию комиксов, где представил этих существ неотесанными увальнями, сумасбродными тупицами и придурковатыми недотепами.
