Высокий, светловолосый, худощавый, он был настолько привлекателен, что, казалось, возраст над ним не властен. В его взоре постоянно сквозило юношеское, по-милому циничное любопытство (когда он не грезил наяву), а позы он неизменно принимал подчеркнуто (но необидно) драматические.
Во время той прогулки он чаще обычного погружался в мечтания, но продолжал исправно отмечать все мимолетные, диковинные, прекрасные и гротескные новшества на своем пути. Позднее он припоминал, что добрел практически до Портсмут-сквер и очутился не сказать что чертовски далеко от перекрестка Калифорния-стрит и Монтгомери-стрит. Так или иначе, он зачарованно взирал где-то там на витрину захудалого магазинчика, который раньше не попадался ему на глаза. Наверное, недавно открылся, ведь Риттер знал все лавки в окрестностях; но, судя по пыли и заброшенному виду, новый владелец не стал переоборудовать магазин и даже не потрудился сделать уборку. На витрине были выставлены великолепные товары, от подлинных старинных предметов до их бездарных современных копий. Блуждающий взгляд Риттера сразу же выцепил, к несказанному восторгу, саблю времен Гражданской войны в США, типовую промокопию звездолета «Энтерпрайз», совершенно новую на вид колоду карт Таро, высушенную голову дикаря, похожую на черную козявку из ноздри великана, набор вычурных заколок, блестящий серебряный сливочник, магнитофон «Сони», бутыль прошлогоднего виски в форме вагончика фуникулера, россыпь пуговиц с изображениями Джина Маккарти и Никсона
[51], переднюю фару «роллс-ройса» («серебряный призрак», лукасовский «король дороги»!
[52]), электрическую зубную щетку, радиоприемник 1920-х годов, экземпляр журнала «Феникс» за прошлый месяц и три дешевых пластиковых комплекта шахматных фигур.
Но все это богатство словно испарилось в мгновение ока. Были мгновенно забыты отдаленные гудки пароходов в бухте, назойливый рокот машин, обрывки человеческой речи, расцвеченные звонким щебетом Чайна-тауна, отражение в зеркале девушки, наряженной в старинное платье и продающей цветы заодно с зонтами, раскрывшимися, когда из прибрежного тумана закапал дождь. Все внимание Стирфа Риттер-Ребила, до последнего кусочка, обжигающе остро сосредоточилось на крошечной фигурке, будто пытавшейся укрыться среди прочих фигур одного из шахматных комплектов. Это была приземистая и тусклая серебряная пешка, изображавшая воина-варвара. Риттер мгновенно опознал пешку, более того, мгновенно сообразил, к какому легендарному набору фигур она принадлежит, – он видел ранее фотографию такой же пешки, украденной у владельца; этот снимок ему показал приятель-шахматист португальского происхождения. В общем, Риттер сразу понял, что ему абсолютно неожиданно выпал уникальный шанс.
Сердце бешено стучало, но он нацепил на лицо маску полного спокойствия и величаво вошел в магазин. В подобных ситуациях главное правило – ничем не выдать продавцу своего интереса, не показывать, что тебя обуяла страсть.
Сумрачный интерьер лавки вполне соответствовал разношерстному оформлению витрины. Здесь тоже хватало пыльных безделушек, а в немногочисленных стойках под стеклом прятались предположительно более дорогие предметы. За одной из стоек нашелся изможденный, но все же крепкий пожилой мужчина; Риттер решил, что это владелец магазина, но притворился, что не заметил.
Он настолько погрузился в фантазии насчет тусклой серебряной пешки, которой жаждал завладеть, что поистине поразительно, как его взгляд, машинально блуждавший среди предметов, задержался на второй, еще более драгоценной находке – в той самой застекленной стойке, за которой притаился владелец лавки. Это были старомодные золотые карманные часы на цепочке, причем часовые отметки на них обозначались не римскими цифрами, как подобало столь изысканному хронометру, а золотыми и серебряными шахматными фигурками, как их рисуют на схемах партий. Кроме того, на цепочке висел изящный золотой ключ с бородкой.
Риттер застыл в полном изумлении. Перед ним был старший брат серебряной пешки-варвара. Ибо владелец магазина явно не подозревал, что пытается продать одну из величайших редкостей, чрезвычайно высоко ценимых поклонниками шахмат. Это были золотые часы, которые Пол Морфи, американский король шахмат, метеором сверкнувший на шахматном небосклоне, получил в подарок от восторженных горожан Нью-Йорка 25 мая 1859 года после триумфального выступления в Лондоне и Париже, доказавшего, что этого игрока, пожалуй, следует признать шахматным гением всех времен.
Риттер неспешно, как бы ненароком, повернулся к стойке и устремил взор на потертый серебряный египетский крест анх, лежавший напротив часов. Выдержал паузу, чтобы заинтриговать продавца, а затем, надеясь, что тот не слышит, как стучит его сердце, снисходительно справился насчет цены на крест. Владелец ответил равнодушно, однако разрешил рассмотреть крест поближе.
Риттер повертел египетский крест в руках, покачал головой, поинтересовался ценами на другие предметы, постепенно подбираясь к часам Морфи.
Владелец отвечал тихо и без подробностей, словно ему давно наскучила торговля, но всякий раз позволял Риттеру взять предмет в руки. В грубоватых чертах этого ветхого и совершенно лысого человека проступало что-то балтийское. Кого-то он Риттеру смутно напоминал.
Наконец Риттер указал на старые серебряные железнодорожные часы, лежавшие рядом с теми, на которые он по-прежнему не отваживался посмотреть прямо.
Потом перешел к другим часам, с затейливым циферблатом: в крохотных окошках показывался текущий месяц и фазы Луны. Эти часы лежали с противоположной стороны от тех, что внушили ему такой трепет.
Уловка сработала. Владелец лавки сам достал часы Морфи и негромко произнес:
– Быть может, эта штукенция покажется вам любопытной. Чистое золото. Занятная вещица, не правда ли?
Риттер позволил себе опять посмотреть на часы, тайно насладиться их видом. Что ж, второй взгляд подтвердил правоту первого. Всякие сомнения следовало немедленно отбросить: перед ним был предмет, занимавший его мысли на протяжении двух третей прожитой жизни.
– Да, занятно, – изрек он вслух. – Что это за странные фигурки вместо цифр?
– Шахматные, – объяснил торговец. – Видите, на шести часах конь, на пяти пешка, на четырех слон, на двух ладья, на часе – ферзь, на полуночи – король, и дальше, с семи до одиннадцати, в таком же порядке.
– А почему на полуночи, не на полудне? – уточнил Риттер глуповато, хотя знал ответ.
Морщинистый палец старика ткнулся в окошечко чуть выше центра циферблата. Там виднелись буквы «P. M.»
[53].
