– Да, куда вы спешите? – осведомилась миссис Ганнисон.
– Извините, – пробормотал Норман, – если не возражаете, я зайду попозже. Или в крайнем случае завтра утром.
– Хорошо, – согласился Ганнисон, – но учтите, что опекунский совет соберется завтра днем.
Миссис Ганнисон уселась на стул, который освободил Норман.
– Передайте привет Тэнси, – сказала она. – Мы с ней увидимся сегодня вечером, если она, конечно, поправится.
Утвердительно кивнув, Норман вышел из кабинета и закрыл за собой дверь.
Ему сразу бросилась в глаза сумка миссис Ганнисон: она лежала на столе в приемной, рядом со шкафчиком, где выставлены были капли принца Руперта и прочие диковинки. Он чуть не закричал от радости.
В приемной сидела секретарша-студентка. Норман подошел к ней.
– Мисс Миллер, – проговорил он, – принесите, пожалуйста, сведения об успеваемости вот этих студентов, – и перечислил несколько фамилий.
– Но они находятся в архивном отделе, профессор Сейлор, – сказала девушка.
– Знаю. Скажите там, что я послал вас. Если не подействует, сошлитесь на доктора Ганнисона.
Студентка отправилась выполнять поручение.
Норман выдвинул верхний ящик ее стола и нашел там, как и рассчитывал, ключ от шкафчика с экспонатами.
Вскоре в дверях показалась миссис Ганнисон.
– Я думала, вы ушли! – воскликнула она, потом прибавила в своей грубоватой манере: – Вы что, ждете моего ухода, чтобы поговорить с Гарольдом наедине?
Он ничего не ответил. Взгляд его был устремлен на ее переносицу.
Она подобрала сумку.
– Вам не стоит таиться от меня, – продолжала она. – Мне о ваших неприятностях известно ничуть не меньше, чем Гарольду, – наверняка даже больше. Если быть откровенной, вы оказались в незавидном положении. – В ее голосе послышались торжествующие нотки. Она усмехнулась.
Норман по-прежнему не отрываясь глядел на ее переносицу.
– И не надо притворяться, будто вам все равно, – заявила она; похоже, ее начало раздражать его молчание. – Я знаю, что вы переживаете. Имейте в виду, завтра Поллард предложит вам уволиться. На что вы уставились?
– Так, – ответил он, отводя взгляд.
Недоверчиво фыркнув, она достала из сумки зеркальце, мельком посмотрелась в него, затем принялась внимательно изучать собственное отражение.
Норману показалось, что секундная стрелка на стенных часах неподвижно застыла.
Миссис Ганнисон так углубилась в свое занятие, что не соизволила обернуться, когда Норман заговорил.
– Миссис Ганнисон, – произнес он, – мне известно, что вы похитили душу моей жены, и я знаю, как вы это сделали. Я изучал способы похищения душ. К примеру, среди прочих есть такой: когда вы находитесь в одном помещении с тем человеком, чью душу хотите украсть, и он смотрится в зеркало, а зеркало вдруг разбивается, причем в нем как раз отражался тот самый человек, то…
Негромко тренькнув, зеркало в руке миссис Ганнисон испарилось, превратившись в горстку радужной пыли.
В тот же миг Норману почудилось, будто мозг его стал больше и тяжелее; откуда-то извне в его мысли проник густой мрак.
У миссис Ганнисон вырвался вздох не то изумления, не то испуга. Лицо ее приобрело туповатое выражение – из-за того, что лицевые мускулы разом расслабились.
Норман взял ее за руку. Она недоуменно поглядела на него.
– Пойдемте, – сказал он, и ее тело подчинилось: она сделала шаг, потом другой.
Дрожа с головы до ног от переполнявших его чувств, Норман вывел миссис Ганнисон в коридор. У лестницы они столкнулись с мисс Миллер, которая возвращалась из архивного отдела с кипой карточек.
– Искренне сожалею, что мне пришлось побеспокоить вас, – обратился Норман к девушке, – но выяснилось, что карточки нам не понадобятся. Отнесите их, пожалуйста, обратно.
Студентка кивнула и вежливо, хотя и довольно криво, улыбнулась.
Выводя непривычно тихую миссис Ганнисон из административного корпуса, Норман все отчетливее ощущал, как мысли его словно наливаются мраком. Ничего подобного ему до сих пор испытывать не приходилось.
Неожиданно мрак расступился, как расходятся на закате грозовые тучи, и в щель нырнул алый лучик. Грозовые тучи накапливались в его мозгу, а алый лучик был сгустком бессильной ярости, в которой Норману чувствовалось что-то знакомое.
Ярость захлестнула мозг. Очертания зданий колледжа расплылись у Нормана перед глазами. Если существует такая вещь, как расщепление личности, подумалось ему, и если в перегородке между двумя сознаниями появляется трещина…
Глупости! Безумие!
Он вдруг вспомнил слова, что сорвались с уст Тэнси в купе поезда: «Душа помещается внутри человеческого мозга». И еще: «…если ей не дают вернуться в прежнее тело, она проникает в другое, невзирая на то, занято оно или свободно. Таким образом, плененная душа чаще всего находится в мозгу своего похитителя…»
Внезапно из щели во мраке, поднявшись на гребне алой волны гнева, возникла внятная мысль: «Кретин, как тебе это удалось?!» Злобой своей она напомнила Норману миссис Ганнисон, и он, отрешившись от сомнений насчет собственного здравомыслия и реальности колдовства, признал как установленный факт, что мозг миссис Ганнисон оказался внутри его черепа и взывает к его собственному мозгу.
Норман искоса поглядел на женщину, которая покорно плелась за ним по территории колледжа. На мгновение ему захотелось соприкоснуться с ней сознанием. Но только на мгновение. Велев себе не валять дурака, он двинулся дальше, мысленно беседуя на ходу с миссис Ганнисон.
– Как вам это удалось? – твердила та.
Норман призадумался было, забыв, что миссис Ганнисон теперь слышит его мысли.
– Я положил в вашу сумку зеркало принца Руперта из шкафчика с экспонатами. Перекладывая, я завернул его в платок, а когда вы прикоснулись к нему пальцами, тепло, исходящее от вашей кожи, разрушило его. По древним верованиям, отражение в зеркале – это душа человека или, на худой конец, ее образ. Если зеркало разбивается, когда в нем отражается чье-либо лицо, то душа того человека выходит из тела.
Поскольку в разговоре не были задействованы органы речи, Норман «произнес» свою тираду как бы единым духом.
Сквозь щель во мраке проник другой вопрос:
– Куда вы ведете мое тело?
– К себе домой.
– Что вам нужно?
– Душа моей жены.
Наступило молчание. Щель во мраке сомкнулась, потом снова разошлась.
– Вы не можете забрать ее. Я владею ею, как вы владеете моей душой. Она спрятана и подчиняется мне.
– Пускай. Зато я могу удерживать вашу душу, пока вы не согласитесь вернуть душу моей жены в ее тело.
