– В письмах шла речь не только о запугивании. Они были готовы пойти на крайние меры, – добавил бард, подкрепляя её умозаключения. – И шли на них, когда требовалось.
Лета обратилась к Марку:
– Ты видел эту переписку?
– Я её вслух зачитывал, – буркнул он неохотно. – Я вообще-то надеялся, что Берси будет умнее и не станет об этом трепаться.
– Да как бы я сумел? – зашипел бард. – Я пытался, но честь не позволила мне молчать. А вот у тебя, Логнар, её нет в принципе!
Лета не узнавала друга. Берси всегда говорил пылко и много, но в таком гневе она его никогда не видела. Из парня улетучились все прециозные замашки, а мелодичный голос теперь громко звенел, напоминая переклики встретившихся в схватке мечей.
– Запирать надо комнату свою, господин маг, – заметил Хальдор, по-прежнему стоя за спиной Леты.
– Ты знал?! – перекинулся на него Берси.
– Не обо всём.
Чародей поднял голову, словно очнувшись.
– Берси...
– Что ты вздыхаешь? – бард вновь подскочил к нему. – Лучше ответь, зачем? Неужели нельзя было обойтись без всего этого?
– Когда-нибудь ты поймёшь, – бесцветно заявил чародей.
– Пойму что?!
– Что на войне есть только две стороны. Не хочешь выбирать – это сделают за тебя, – ответила вместо Логнара Лета.
Горящий презрением и полный благодарности взоры переметнулись к ней. Она и сама не знала, почему пожалела уставшего чародея, решив принять огонь бардовского негодования на себя.
– Вот какой выбор ты сделала, да? Выбор убийцы? Палача?! Садиста?! Сыны Молний убивали тех, кто отказывался поддержать их. Они стремились стать ещё страшнее, чем Империя. К власти придут ещё более страшные чудовища – те, кто готов убить своих же.
Она смолчала, не найдя, что сказать. Берси продолжал, выделяя сердитым тоном каждое слово:
– О каких двух сторонах ты говоришь? Ты ведь всегда находила третью сторону. Если ты кого-то поддерживала, то не из благих побуждений, а только из-за личных выгод. Сегодня, как и на Скалистых островах, и в Леттхейме, это – месть.
Он шагнул ей навстречу, зажав кулаки.
– Ты оскотинилась настолько, что оправдываешь человека, что хотел убить тебя из-за ритуала, в успех которого он и сам не верил. Однако я не такой. И не хочу таким быть.
Он не ждал её ответа, поэтому Лета не торопилась, обдумывая сказанное. Его слова ударили, но не больно. Огрубевшим шрамам не страшен больше кнут.
– Ты прав, Берси. Во мне ничего больше не осталось. Я убийца, – она перевела взгляд на Логнара. – Других убийц не вправе осуждать.
Она подошла к окну, ощутив на лице морозный ветер. С небес до виллы доносился нарастающий жуткий хохот грома. Весь алкогольный туман выветрился из головы, но это было к лучшему. Молчание, сковавшее воздух неловкостью, не давало покоя всем присутствующим. Кроме неё.
Эмоции очень скоро утихли, и Берси, не выдержав тишины, и подошёл к девушке.
– Дело не в тебе, извини. Я погорячился.
– Всё в порядке, – отмахнулась она, глядя на тусклое мерцание огней города.
– Я знаю, что ты чувствуешь после Арены.
– Нет, не знаешь.
– Знаю, – он машинально коснулся следов от клыков на шее, прикрытых воротником. – Я проходил через это.
– Тогда давай не будем наступать на те же грабли, что и в княжествах. Грызи чародея на здоровье, но меня не трогай.
Позади послышалось досадное хмыканье Логнара.
– Тебе просто надо увидеть эти письма. Ты даже не... – бард запнулся, заметив что-то вдалеке. – О, боги...
Лета проследила за его взглядом. Один огонёк Темпраста отличался от прочих. Он был ярче, горел синим и быстро увеличивался в размерах, распускаясь в стороны, как бутон экзотического цветка. Девушка узнала район, в котором он находился, и охнула.
– Сигнальный огонь в храме Одина!. Но как?
Остальные сгрудились у окна, разглядывая послание из Ноэтиса. Сомнений не было – в ладонях каменного идола на крыше храма вспыхнуло пламя, в точности такое же, каким его изображали в старых писаниях.
– И вправду он, – подтвердил Логнар озадаченно.
– Но это же невозможно... Что это значит? – спросил Марк.
– На Темпраст идёт буря, – тихо ответил Хальдор. – И смерть.
1. Фа ту (мэнке) – за тебя.
2. Врахтарк (мэнке) – свобода.
3. Браг – северный бог поэзии, красноречия и музыки.
Глава 22. Свидимся в посмертии
Казнь Алистера Кувраты состоялась на закате. Его истаявшее до костей за время заточения тело несколько минут отплясывало на эшафоте, хрипело, силясь изрыгнуть проклятия. Верёвка пережала горло так, что белки глаз налились кровью, а лицо жутко почернело. Многие отворачивались. Многие уходили. Но Мив смотрела до самого конца.
Она смотрела до тех пор, пока солнце не скрылось за церковным куполом, а воспрянувшая над городом мрачная луна не разогнала народ с улиц. Все огни потухли. В тишине она стояла перед виселицей, снова и снова оглядывая худой труп в обносках, но едва верила в произошедшее. Мив казалось, что хитрый Куврата переживёт всех.
Её обуял ужас при мысли о том, что и она вполне могла болтаться в петле рядом с ним, такая же костлявая, зловонная и неприглядная. Её прекрасные светлые волосы наверняка бы слежались и потускнели, а ступни покрылись бы кровоточащими язвами, не говоря уже о ранах, что оставили бы ей легионеры в подземелье. В смерти не было полутонов – она всегда явственно уродлива и смердит десятками мерзейших запахов. Она ожидала каждого в конце пути.
Однако смерть соглядатая почудилась Мив вдруг привлекательной. Она не испытывала ни радости, ни триумфа, одновременно внутри зрело странное чувство, чуть схожее с облегчением. Но другое. Как отдых на первом привале, когда впереди ждали месяцы изнуряющих странствий.
Пьяный возглас оборвал её размышления. Мив обернулась. Из переулка на площадь высыпало трое миротворцев. Один из них присвистнул.
– Эй, мамзеля! Чего это ты тут делаешь после комендантского часа? Не положено.
– Как есть, не положено, – поддакнул второй, пошатываясь.
Мив охватил ступор. Она забегала глазами по сторонам. Тёмная майская ночь опустила крылья на Ферополь, и лунный свет был не в силах разогнать её. Вокруг – ни души. Не кричали даже вороны, верные спутники городов, взятых илиарами, и устраиваемых в них казней.
«Нет, нет, нет... Только не это», – пронеслось в голове.
Ноги вросли в брусчатку и больше ей не подчинялись. Между тем, миротворцы приблизились к ней.
– Все барышни по домам ночью сидят. Кроме... особенных, – протянул первый, ухмыляясь. – Ты особенная?
