– Что это?
– Позавчера в Еловице сгорел дом, это жертва.
– Сгорел дом? – переспросил Митрич, рассматривая снимок. – В новостях не говорили. А этот… заживо сгорел?
– Он не сгорел, а задохнулся. Соседи увидели огонь и вызвали пожарных. Сгорела часть дома, хозяину просто не повезло.
– Ты занимаешься пожарами? – удивился Савелий.
– Подозревают поджог. Хозяин – мой старый знакомый, вор-домушник, несколько месяцев как освободился. Проходил по делу об убийстве, так и познакомились. Я был на опознании, никого другого под рукой не оказалось.
– За что он сидел?
– За воровство. Он вор, Савелий. Щипач. Знаешь, что такое щипач?
– Карманник, – подсказал Митрич.
– Точно. А попался на ограблении квартиры. Решил резко поменять профиль, так сказать, и пролетел.
– Я его где-то видел, – сказал Федор, рассматривая снимок. – Кажется, видел…
Глава 32. Распутье. Неожиданное явление
Пустяковые вопросы решаются быстро; важные никогда не решаются.
Закон Грехэма
Алевтина силком заставила Олю переехать из гостиницы домой.
– Да что же ты творишь такое! – сокрушалась старуха. – У тебя есть родной дом, а ты по казенным гостиницам ночуешь, как сирота! Я и сготовлю – хватит тебе по ресторанам шастать, не девочка. Твоя комната нетронутая стоит, все как было. Я приберусь, постираю, окна вымою. Или ты хочешь продать?
– Пока не знаю, – говорила Оля. – Мне удобнее в гостинице.
– Глупости! – сердилась Алевтина. – Павел Иванович был бы рад. И контору его не продавай, он всегда говорил, что оставит тебе. У тебя голова и способности: я ж помню, как ты по ночам сидела с книжками. Не отрекайся от дома, ему человеческое тепло надо. Слышать ничего не хочу, поняла?
В конце концов Оля вняла и переехала. Алевтина, как и обещала, взялась за уборку. Оля и Аня ей помогали. Оля закрыла комнату сестры, понимая, что еще долго не сможет войти туда. В ее собственной комнате все было как когда-то, только добавилось хлама: коробки со старой одеждой и обувью, устаревшая техника, поломанная мебель – торшер, журнальный столик, пара стульев. И паутина в углах. Алевтина ойкала и повторяла, что при Павле Ивановиче такого не было, он бы все починил, руки золотые. Они закончили уже под вечер и сели ужинать. Оля достала вино. Аня рассказывала про учебу, Алевтина – про внуков. Оля – про Сашу, который скучает и звонит по несколько раз в день, спрашивает, когда она вернется.
– Ну и что ты надумала? – в лоб спросила Алевтина. – Может, хватит по заграницам? Набегалась! Павел Иванович очень переживал, когда ты уехала. Дело тебе оставил, а ты передала чужому. Небось все теперь развалено. Разве чужой будет стараться? Посидела там, пора и честь знать. И дитя ни разу дома не было. Возвращайся, Оля! И сына привози, мы всегда поможем.
Оля молчала…
Они ушли, и она осталась одна. Оля предложила им остаться, но они отказались. Алевтина утром должна подменить сестру в киоске – та торгует прессой на рынке; Аня собиралась позаниматься, а учебники все на квартире.
Она убрала со стола, вымыла посуду. Прилегла на диван. В квартире было тихо; откуда-то слышались невнятные голоса, стук, музыка. Оля вдруг почувствовала, что это ее дом. Здесь она жила маленькой, здесь умерла мама. В шкафу еще висит ее одежда: дядя Паша никогда ничего не выбрасывал.
Алевтина угадала – семейный бизнес переживал спад. Генеральный директор – хороший и честный человек, друг дяди Паши, но как производственник безнадежно устарел. Спросил, что она думает делать дальше. Если собирается продать, он поможет. «Не хочешь попробовать? – спросил. Паша гордился тобой, красный диплом не шутка. Все меняется, ты теперь больше меня знаешь, ученая, сказал. А я…» Он махнул рукой. Не сказал прямо, что она должна взять компанию в свои руки, но это слышалось в его осторожных расспросах о семье, о планах, о работе.
Оля чувствовала неуверенность и не знала, как поступить. Мысль вернуться посещала ее все чаще. Бизнес дяди Паши, семейный… Работы непочатый край. Она привыкла к размеренной жизни в Загребе, где все ясно и просто: знакомая работа, минимум ответственности, сын, несколько друзей. Если она все-таки решится, придется начинать все заново, перекраивать устоявшееся, все менять. Не хочешь попробовать? – спросила она себя. Ответила честно: хочу! Но… страшно. И уже прикидывала увлеченно, с чего начать… если все-таки надумает.
Оля задремала – устала; разбудил ее сигнал домофона. В комнате был полумрак, лишь слабо горел торшер в углу. Она почувствовала страх – словно сквознячок дунул, и трепыхнулось тревожно сердце. Села прислушиваясь. Звонок не повторился. Она услышала, как на их этаже остановился лифт и спустя пару минут раздался скрежет ключа в замочной скважине. Оля застыла, испытывая не страх… ужас! Схватила айфон, прижала к груди. Позвонить! Куда? Кому? В полицию! Она услышала, как открылась и закрылась с металлическим щелчком дверь и в прихожей зажегся свет. Человек прошел по коридору и стал в дверях. Пошарил рукой по стене – и тут же вспыхнула люстра. Оля ахнула. Мужчина, стоявший на пороге, сказал:
– Не бойся, свои!
Это был Егор Шеремет.
* * *
Вечером позвонил Игорек Нгелу-Икеара, спросил печально:
– Федечка, что происходит? Сандра… в голове не укладывается… кто угодно, только не Сандра! В ней было столько жизни… Это он? Тот же, что и Снежану? Почему? Регина в больнице, гипертонический криз. Она все время плачет… это страшно! Сломалась. Что уже известно? Хоть что-нибудь? Она так на тебя надеется. Зашел бы к ней, она будет рада. Третья городская, кардиология. Алинка Ким уехала, замуж выходит. Она тебе нравилась, я же видел…
– Нравилась. Если бы ты не налетел на нас тогда… Мы шли пить чай.
– Ничего бы у вас не получилось, можешь мне поверить. Она… другая.
– Это я понял. К Регине зайду, – пообещал Федор. – Завтра же.
Глава 33. А своей головой подумать?
Как-то в полночь, в час угрюмый, утомившись от раздумий…
Эдгар А. По. «Ворон»
Светлая ночь. Полнолуние. В марте луна зеленая, а сладкий ночной воздух пахнет морозом. Блаженные часы у экрана: дымится сигара, кофе, высокие мысли… Стоп, стоп, стоп! Какая сигара! Федор Алексеев не курит, потому что ведет здоровый образ жизни. Правда, последние две недели он не бегает в шесть утра в парке по причине зловредного вируса, который оказался удивительно живучим и устойчивым к малиновому чаю, лимону, коньяку и молоку с медом. Но температуры уже нет, проклятая хворь постепенно сдает позиции, и уже можно вернуться к привычке работать по ночам. Особенно когда лунная ночь, балконная дверь открыта и сладкий ночной воздух пахнет морозом. Во избежание рецидива можно набросить на плечи плед.
