Немцы начали осмысленно реагировать на атаку уже после того, как вспыхнул четвертый танк. Из грузовиков посыпалась на снег пехота. Не вся – пулеметчики Хромова работали старательно и достаточно метко. Одновременно какой-то из «Рено», не было видно, какой именно, пальнул из орудия. В белый свет как в копеечку, скорее, от испуга и желания сделать хоть что-то, а не сидеть, как утка, в ожидании смерти. Бесполезно, однако показательно – эффект внезапности закончился, и дальше бой может принять различные обороты.
Вообще, тактика классической засады предусматривала необходимость поражения замыкающего колонну танка противника. В этом случае остальные просто не смогут эффективно маневрировать и станут удобными мишенями. Увы, хвоста колонны Хромов по-прежнему не видел, а значит, и что именно подбивать, было непонятно. Даже замыкающие танковую группу «Рено» с его позиции достать было непросто. К счастью, ситуацию немного исправлял тот факт, что немецкие грузовики, обработанные пулеметчиками, сработали не хуже пробки. На пробитых скатах, потеряв управление, они сгрудились в беспорядке, качественно перекрыв дорогу. Будь здесь у немцев что-то помощнее, распихать их было бы несложно, однако мелкие, устаревшие, слабосильные французские машины сбросить с дороги грузовики оказались попросту не в состоянии.
К чести своей, немцы сдаваться не собирались, труса не праздновали и вполне серьезно попытались изобразить нечто, весьма похожее на контратаку. Один из их антикварных танков развернулся «на пятке», благо маневренность гусеничных машин при хорошем мехводе всегда была их сильной стороной, и попытался съехать с дороги. Не получилось, естественно. Сел на пузо в глубоком, рыхлом снегу, узкопленочные гусеницы бессильно замолотили, вздымая целые каскады холодной белой пыли. Второй танк, последовавший его примеру, оказался несколько удачливее и ухитрился сохранить ход. На некоторое время. Потом он нарвался на противопехотную мину, и того, что для более современных танков не представляло угрозы, ему вполне хватило. Гусеница распалась, танк развернуло… Экипаж успел выбраться из машины за какие-то секунды до того, как Хромов нанизал ее на тонкую и смертельно опасную трассу снаряда. А потом и застрявшего собрата – ибо нечего тут безобразничать.
Пехота, тоже попытавшаяся было дернуться, залегла почти сразу. Опять же, что обочины заминированы, определили сразу, а сунулись дальше, один подорвался на мине – и это сразу же сбило настрой остальным. Атаковать по минному полю – дураков нет. Это Хромов знал, что мин тут не так и много, они же пребывали в неведении. Так что идти в серых, облегчающих прицел шинелях, да еще и под скупым, но точным пулеметным огнем немцы не рискнули, начав интенсивно окапываться. Один умник, правда, мотался, размахивая пистолетом – судя по облику, какой-то офицер из молодых, в юношеском максимализме считающий себя бессмертным и пытающийся все же поднять солдат в атаку. Потом его фигурку перечеркнуло пулеметной очередью, и всякие телодвижения прекратились, а солдаты начали закапываться в снег еще интенсивнее. Лепота!
Отчаянный стук по броне привлек внимание Хромова. Глянув в смотровую щель и, убедившись, что там свой, он откинул крышку люка и рявкнул:
– Что случилось?
Получилось громко и резко, но для заложенных от грохота орудия ушей вполне адекватно. Для бойца снаружи, впрочем, тоже.
– Командир! Там, сзади, еще танки. И грузовики с пехотой. Солдатня уже высадилась…
– Много?
Боец сказал. Хромов злобно выругался. Много. Даже очень. И далеко не то барахло, что горело сейчас перед ним. С теми силами, что были у Хромова под рукой, затевать сейчас с подтягивающимися на рубеж атаки немцами затяжной бой выглядело изощренной формой самоубийства. Что же, не очень-то и хотелось.
– Отходим. Быстро!
Боец кивнул и, спрыгнув с брони, помчался к занявшим оборону товарищам. Ну, пока еще он успеет… Хромов извлек ракетницу, посетовал в очередной раз на то, что нет у него под рукой индивидуальных радиостанций вроде тех, что в его времени продавались едва ли не на каждом углу, и трижды выстрелил. Красные ракеты ушли в небо – сигнал, обговоренный еще до начала боя. В конце концов, то время, что требовалось Мартынову, уже прошло, и задачу свою они на сегодня выполнили.
Взрыкивая двигателем, танк выбрался из своего убежища. В отличие от немецких машин, более мощный двигатель и широкие, удачно сконструированные гусеницы позволяли ему уверенно преодолевать сугробы. Вот только обзор, как всегда, был ни к черту. Даже с учетом пресловутой командирской башенки.
Выругавшись мысленно, Хромов открыл люк и высунулся. Тут же рядом цвиркнула о броню пуля, но, судя по тому, что была она единственной, прицельно в него никто сейчас не стрелял, и немцы увлеченно палили «в сторону цели». Не столько прицельно, сколько чтоб задавить огнем и заставить прижаться к земле. А вот хрен вам…
Стараясь не высовываться из-за толстой бронированной крышки, Сергей огляделся. В общем-то, ничего особо страшного или неожиданного. Танк вылез из ямы, в которую его загнали для маскировки, и теперь медленно отползал. Ям сзади вроде бы не наблюдалось, с проложенной собственными гусеницами колеи он пока не слез. Бронетранспортеры отползали тяжелее, все же проходимость этих полугусеничных машин была похуже. Но отползали, не застревали, что радовало. Последние бойцы, отставшие от основной группы, сейчас проворно забирались в них, под защиту брони. Несколько человек торопливо залезли на танк, на манер десанта. Тоже неплохо. А главное, не заметно ничего, что могло бы с такой дистанции представлять реальную угрозу. Не факт, что не появится, поэтому надо пользоваться моментом.
Хромов проорал по внутренней связи приказ, убедился, что его не поняли, нырнул в люк и повторил новоявленному мехводу прямо в ухо с использованием тех знаменитых русских слов, которые поднимут на подвиги кого угодно. На сей раз до того дошло, и танк, крутанувшись на месте, развернулся на сто восемьдесят градусов. Так было удобней по всем параметрам – и обзор лучше, и скорость выше. Рванув с места, «тридцатьчетверка» в считанные секунды вырвалась из снежного плена, неприцельно плюнула снарядом в сторону немцев, не столько, чтобы причинить реальный вред, а дабы сидели тихонько и не высовывались. Дождалась, когда выползут на дорогу бронетранспортеры, и рванула прочь, только гусеницы заблестели. Все, бой окончен, а чудеса героизма пускай другие показывают. К примеру, те же немцы, когда их в сорок пятом будут размазывать траками по жирной весенней грязи.
До города они долетели со скоростью поросячьего визга, хотя, наверное, можно было так и не спешить. Пока еще фрицы разберутся с грудой металлолома, перегораживающей сейчас дорогу, проведут разминирование… Не факт еще, что сразу пойдут дальше. Очень может статься, посчитают свои потери и решат, что риск чрезмерен. В этом случае они дождутся подкреплений и лишь тогда начнут шевелиться. В общем, при любых раскладах время было, но терять его зря совершенно не хотелось.
Мартынов, как оказалось, времени тоже зря не терял. Во всяком случае, железнодорожная станция и прилегающие строения превратились в угольки, вяло дымящиеся и практически уже погасшие. Разрушена была вся инфраструктура – склады, депо, водонапорная башня. Что не сгорело, то было взорвано. Более того, полковник успел сдернуть с насыпи и уволочь в сторону пару километров железнодорожного полотна, частью согнув, а местами взорвав рельсы. Восстановимо, конечно, однако не слишком быстро, и на какое-то время этот участок дороги будет парализован.
