Информацию о силах и средствах своего подразделения полковник хоть со скрипом, но выдал. Как и предполагал Хромов, после вчерашнего разгрома немцы, даже если очень захотят, мало что в состоянии будут сделать. За, так сказать, отсутствием возможностей – бронетехнику у них выбили начисто, большую часть автотранспорта тоже, а имея в качестве поддержки только буксируемую артиллерию, воевать – это, простите, несерьезно. Да, пехоты достаточно, но сама по себе она может немногое. А главное, что быстро пополнить силы просто неоткуда – до ближайшего пункта, где имеются средства усиления, не менее пяти дней ходу. Да и, будем говорить честно, возможности здесь и сейчас у немцев более чем скромные. Основные силы у них затыкают дыры на прогибающемся под ударами Красной армии фронте. Для охоты за Доватором и так выскребли все тыловые гарнизоны.
Наиболее ценной оказалась информация о том, куда делись ремонтное подразделение Мартынова, госпиталь и прочие вспомогательные службы. Их, как оказалось, отделили и отослали в соседний город, к железной дороге. Зачем? Ну, тут все просто. Механиков повесят за предательство. Тот факт, что их взяли в плен, ничего не значил – не имели они права сотрудничать с русскими даже под угрозой расстрела на месте. Подход, в принципе, логичный и понятный. Единственно, как у немцев положено, требовалось соблюсти формальности вроде военно-полевого суда.
А вот зачем туда погнали остальных, полковник банально не интересовался. Это дело начальника штаба, пусть у него голова и болит. И Хромов даже не удивился, когда узнал, что сейчас предстоит разговор с тем самым русскоговорящим фрицем.
За время пребывания в плену немец малость сдулся и утратил часть апломба. Тем не менее смотрел он на русских гордо и даже с некоторым вызовом. Такого парой ударов в зубы к сотрудничеству не склонишь. Это полковник банально не привык, чтобы его били, начальник штаба же, судя по моторике (а уж в этом Хромов, благодаря тесному знакомству с контактными видами спорта, разбирался неплохо), занимался в жизни чем угодно, кроме просиживания штанов.
– Ну что, майор, может, представитесь для начала?
Немец покосился на стоящего рядом Селиверстова, оценил пудовые кулаки красноармейца и безразлично пожал плечами:
– Фридрих Манштейн.
– Случайно не родственник…
– Очень дальний, – скривился немец. – Как у вас говорят, седьмая вода на киселе, – фраза, прозвучавшая на одном дыхании, была явно выученной. – И прошу не задавать мне подобных вопросов – мне это на службе успело надоесть. Имя я вам сообщил, звание вы и так знаете, больше ничего говорить я не имею права.
Хромов пожал плечами. Не хочешь – твое право. По-настоящему серьезных побоев все равно никто не выдержит. Мартынов же едва заметно усмехнулся и спросил:
– А родом вы, случайно, не из Прибалтики?
– Да, я родился в Ревеле, – похоже, фриц не имел особых табу поболтать на отвлеченные темы.
– Ревель? – недоуменно приподнял брови Хромов.
– Таллин, – пояснил Мартынов. – Он был частью империи.
– Понятно, – кивнул Сергей. – Родились в России, судя по тому, как владеете языком, прожили в ней немалую часть жизни. Что же вас в Германию-то занесло?
Немец пожал плечами:
– В моем роду было принято так: старший служит Германии, младший – России. Мой отец был офицером хохзеефлотте
[16]. Дядя же был офицером русской армии.
Сказать, что Хромов удивился, значило ничего не сказать. Но Мартынов, сделав ему знак рукой, негромко пояснил, что офицеров с фамилией Манштейн, да и вообще с немецкими фамилиями, в Красной армии хватает. Даже Гитлеры встречаются
[17].
– В таком разе, что ж вы пришли к нам с войной?
– Мы несем свет цивилизации. Без нас русские скатываются в варварство, и…
– Ну и дурак. Сам-то в это веришь? Нашлись учителя. Не тем, кого наши предки учили строить туалеты, нести нам цивилизацию. Па-адумаешь, истинные арийцы. Аристократия помойки, блин. Наши люди, в отличие от всяких королевских мушкетеров, не гадили в кустиках под окнами дворца. Это у вас до сих пор привычка бздеть по поводу и без.
Немец малость оторопел от такого напора, да и Мартынов тоже явно не ожидал столь радикального наезда. Но мешать не стал, лишь придержал Хромова за локоть, чтобы тот, раздухарившись не начал бить пленному морду раньше времени. Но Сергей успокоился почти мгновенно – с его нынешней работой уметь справляться с эмоциями было жизненно необходимо. Поморщившись, он махнул рукой:
– В общем, чудик, слушай меня внимательно. Куда ты отправил наш госпиталь, я знаю. И механиков, кстати, тоже. Они, конечно, немцы, но ведь, как ни крути, наши люди. Сейчас ты скажешь мне, сколько у нас есть времени, чтобы их вытащить. Или не скажешь, и тебя просто расстреляю.
Немец вновь меланхолично пожал плечами и сказал, что он солдат, а значит, всегда был готов умереть. Конечно, жаль, что придется погибнуть, да еще от рук недочеловека, но он готов к этому. И, насколько могли судить и Хромов, и полковник, фриц не рисовался – он действительно был готов к тому, что считал неизбежным.
В этот момент вмешался Селиверстов. Он давно уже что-то хотел сказать, но лезть в разговоры старших по званию не стал. Теперь же, воспользовавшись паузой, он выдал:
– Товарищ полковник, взгляните. Я это у него отобрал, еще когда брали мы эту банду.
На стол лег ремень с кобурой несколько, скажем так, нестандартных размеров. Мартынов открыл ее, достал пистолет, покрутил в руках и передал Хромову:
– Интересная модель. Я с такими еще не сталкивался. Даже не знаю, что это за зверь такой.
Сергей принял у него пистолет, На первый взгляд, вроде бы парабеллум. Но если внимательнее присмотреться…
Оригинальное оружие, Хромов такого раньше не видел. За последние месяцы он наловчился видеть мельчайшие нюансы во всем, хоть краешком относящемся к оружию. Специфический опыт, иначе и не скажешь. Вот и сейчас небольшие вроде бы несоответствия царапали глаз. Очень похож на обычный парабеллум, но ствол заметно длиннее. И в то же время не «Люгер Артиллерис». С тем раритетом Хромову уже приходилось как-то сталкиваться, но тот – классический пистолет-карабин, серьезный конкурент маузеру. И, как и маузер, при всех достоинствах оружие далеко не самое удобное. У этого размеры все же поскромней, да и прицел сделан иначе. Ого! На двести метров рассчитан. И рукоять чем-то неуловимо отличается. А еще клейма, клейма, клейма… Будто какой-то умник решил выбить номер на каждой детали, включая магазин.
