Книга Обещания богов, страница 115. Автор книги Жан-Кристоф Гранже

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Обещания богов»

Cтраница 115

Симон разрыдался.

Никто не обратил на него внимания. Разрушение, если относиться к делу ответственно, — захватывающее занятие. Он вытер глаза и дополз на четвереньках до порога спальни: эти сволочи разбили облицовку шкафов, изрезали его бесценную ширму, но по непонятным причинам пощадили предмет, назначение которого наверняка было им неизвестно: его «машину для чтения снов», стоящую у изголовья кровати.

Одним прыжком он оказался на ногах и кинулся туда. Выключил машину из сети, обернул кабель и многочисленные провода, подсоединенные к электродам, вокруг главного корпуса прибора и вышел из комнаты с аппаратом под мышкой.

У выхода он нос к носу столкнулся с гестаповцем снизу.

— Кто вам приказал это сделать? — заорал Симон, забыв про свой страх.

На лице у того снова появилась улыбка, похожая на воспаленную рану. Не ответив, он нагнулся и подобрал листок, который Симон швырнул на землю несколько минут назад. И медленно развернул его.

— Для лекаря ты не слишком наблюдателен. Это же написано внизу, жалкий ты говнюк. «Приказ гауптштурмфюрера Грюнвальда».

Тот мужик с закрученными усами. Нацист, который арестовал его и грозил самыми страшными пытками. С чего он на него ополчился?

Гестаповец свернул бумагу в комок и засунул Симону в рот. Затем, схватив за плечи, развернул его и пинком в зад столкнул вниз по лестнице.

Хрипя с бумажным комом в горле, Симон как мог цеплялся за перила, но все же поскользнулся, растянулся спиной на ступенях и так доехал до нижнего этажа; аппарат перелетел у него через голову.

Наполовину задохнувшийся, он наконец выплюнул бумажный кляп. Если он когда-либо задавался вопросом, какова на сегодняшний день его рыночная цена в Берлине, то теперь выяснил свою котировку со всей определенностью: пинок башмаком в задницу и ухмылка в качестве прощания. Даже не быстрая казнь прямо на улице или поездка в один конец в какой-нибудь концлагерь…

Это было бы слишком хорошо для недоноска вроде него.

111

У него больше ничего не осталось. Ни кабинета, ни дома, ни пациентов. Досье исчезли, записи уничтожены — и все двери перед ним отныне были закрыты. Перед ним, Симоном Краусом, который давал сто очков вперед всем психиатрам Берлина и спал с некоторыми из самых красивых женщин города…

Уже давно он спрашивал себя, каково это — быть евреем в Германии в тридцатых годах. Собственное нынешнее положение дало ему это ясно распробовать — и вкус был горьким. Свободное падение, и ни единой протянутой руки, ни единого камня, за который можно удержаться.

Вцепившись в свой аппарат, он отправился обратно на виллу Минны, единственное место в Берлине, где он мог переночевать. Найти приют в одной из самых знаменитых аристократических немецких семей — не так уж плохо для парии.

Двигаясь вдоль канала, он пересек часть Тиргартена и пошел по Восточно-Западной Оси, огромному проспекту, обустроенному нацистами, чтобы принимать их чудовищные парады — гусиный шаг и вскинутые руки. Симон все шагал и шагал в тени флагов со свастиками и белых колонн, на которых громоздились позолоченные орлы.

У подножия этих мрачных столбов, надменных символов мощи, готовой все раздавить на своем пути, его собственное одиночество и жалкое положение показались ему почти комическими. Его ткнули мордой в его же собственную мизерность, бездумье, цинизм — все эти годы он мнил себя победителем, в то время как ему всего лишь давали отсрочку…

А может, он должен рассматривать это падение как милость, как возможность принести пользу, вычислить убийцу женщин, снова начать работать в клинике…

Но какое Симону было до этого дело сегодня вечером? Ему казалось, что в голове лопнул какой-то сосуд и кровь медленно растекается по мозговым извилинам, как черные чернила, поглощающие разум…

Он дошел до Берлинской оперы, которую нацисты переименовали в «Deutsche Oper». Еще одна нео-какая-то улица, расширенная и утяжеленная, чтобы служить культу воцарившейся власти…

Симон направился прямиком на юг, углубившись в сеть улиц с резиденциями, среди которых располагалась вилла Минны. Наконец показался парк с мощными кронами и зелеными купами. Эта картина его успокоила.

Звонить у ворот не пришлось — решетка была не закрыта. Он прошел по тонущей в ночи лужайке. Он не испытывал стыда, возвращаясь в отчий дом, можно сказать, нагим. Бредущий человечек в растерзанном костюме, с косо свисающей когда-то напомаженной прядью, шатающийся от усталости и отупения, возможно, был самым точным отражением того, чем он являлся в действительности.

Входная дверь была заперта. Он позвонил, но единственным ответом был жуткий крик. Нечто вроде пронзительного воя, в котором смешались удивление и ярость. Женский голос.

Створка приоткрылась, явив искаженное лицо Бивена, и на Симона обрушился новый крик, яснее и ближе. Он доносился откуда-то сверху.

— Тебя и на час нельзя оставить, чтобы ты не начал пытать людей?

— Ты вовремя, — отозвался Бивен. — Мне нужен врач.

Новый крик. Животная мука сменилась дьявольской яростью — будто заточенный где-то демон выплескивал свою беспомощность.

Они поднялись на второй этаж и зашли в то, что, наверное, было спальней Минны. Ее саму он сразу не узнал. Она извивалась на кровати в грязной ночной рубашке. Ее лицо преобразилось. Кожа стала бесцветной. Глаза сверкали болезненным воспаленным блеском. Губы стали сиреневыми и будто раздулись.

— Как только ты ушел, она захотела выпить. Мне удалось ее успокоить. Потом она кинулась к бару. Мы дрались. Потом у нее начался приступ… я уж не знаю чего… Я дотащил ее досюда. И уже несколько часов пытаюсь ее утихомирить…

Белая горячка. Алкоголизм Минны был не шуткой. Симон не мог отвести глаз от ее почти синих губ, запекшихся от невыразимой жажды.

В госпитале Симон Краус часто сталкивался с хроническими алкоголиками, страдавшими и циррозом, и деменцией. Физический и ментальный распад, и он прекрасно знал, как начинается обратный отсчет.

Судя по тому, как обстояло дело, Минна всю ночь будет видеть бегающих под ее подушкой крыс или чувствовать заползающих под ночную рубашку змей.

— Ее постоянно рвет. Она даже обделалась.

Симон поискал ванную. Аптечка такой токсикоманки должна быть забита наркотой и сильнодействующими психотропами.

Белая горячка. Точного объяснения этому не нашли, но алкоголь действовал на нервную систему как депрессант. Если резко остановить его прием, можно вызвать ответную гиперактивность мозга, доходящую до бреда.

Как он и ожидал, аптечный шкафчик ломился от пузырьков, склянок, пилюль. С первого взгляда могло показаться, что это запасы для оказания первой помощи, но там были только наркотики. Кокаин, морфин, гашиш, опиум, эфир…

Симон заметил в этой свалке несколько сильных препаратов, но понял, что с таким запозданием давать их Минне нельзя. Мельчайшая доза этих веществ оставит след в крови и сведет к нулю все ее старания выглядеть clean [154]. Им придется, наоборот, позволить ее мозгу плыть всю ночь по течению — и ждать, пока безумие не исчерпает само себя до полного исчезновения. Все, что он мог сделать, — это удовлетворить ее физиологические потребности.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация