— Выходи.
— Что?
— Выходи, говорю.
— Что вы со мной сделаете?
Бивен открыл дверцу, сгруппировался — ширина «мерседеса» вполне это позволяла — и с силой ударил ногой в бок женщины. Она вылетела наружу и умудрилась сохранить равновесие, не упав.
Бивен тоже вышел и толкнул ее к деревьям. Они двигались по ковру из опавших листьев, как две куклы по бумажным декорациям. Медсестра не осмеливалась кричать. Она шла вперед, наполовину развернувшись к своему палачу, потом обернулась к нему всем телом и начала отступать, не сводя глаз с Бивена, державшего в руке люгер.
— Мы не можем этого допустить, — запротестовал Симон.
— Оставь, — бросила Минна, схватив его за руку; она удерживала его, но у Симона возникло ощущение, что она за него держится. — Он блефует.
Медсестра в конце концов споткнулась о корень и растянулась на земле, уперевшись спиной в ствол каштана.
Симон вдруг спросил себя, не спали ли Бивен и Минна. Гестаповец направил люгер на лежащую на земле женщину, которая закрыла лицо руками. Он что-то сказал, но они были слишком далеко, чтобы расслышать.
В конце концов медсестре удалось подняться, и она бросилась в лес, взметая мертвые листья. Бивен остался стоять неподвижно. Минна выпустила руку Симона — он понял, что она боялась еще больше, чем он.
121
На обратном пути Симон, не говоря ни слова, заехал в свой кабинет, рядом с Лейпцигерштрассе. Все воздержались от комментариев. Подъезд. Лестница. Порог. Разбитая входная дверь была приоткрыта. Они забрали все. Украли его радио, граммофон, итальянскую кофеварку. Увезли мебель, ковры, картины. Уничтожили его записи, книги, диски.
Но на все это ему было плевать. Он кинулся в спальню и обнаружил, что платяной шкаф на месте — слишком тяжелый, чтобы его передвинуть. Открыл обе створки и понял, что догадался правильно.
Они не притронулись к его костюмам.
Эта победа зиждилась на унижении. Они не забрали его одежду, потому что она была слишком маленького размера. Если только они не собирались наряжать своих детей в костюм-тройку и хомбург с перышком, эта часть добычи не представляла для них интереса.
Симон принялся вытаскивать все охапками и складывать на полу. В час лишений, когда уже поговаривали о распределении тканей и обуви по карточкам, его шкаф был сокровищницей. Золотой жилой, воспользоваться которой мог только он. Маленький человечек, вновь обретший свой гардероб лилипута. Это был его мир, пусть довольно мелкомасштабный, но он им дорожил.
В окно он позвал Бивена и Минну:
— Помогите мне!
Пока он аккуратно складывал свои костюмы, Симона посетило видение, ударившее в голову, как распахнувшаяся дверь. Курт Штайнхофф, феникс съемочных площадок, Stier этих дам, двигающийся во тьме — его природных глубоких водах, — обнаженный, в своей мраморной маске и с налитым кровью членом животного, усеянным железными шипами или бритвенными лезвиями.
В уме мелькнуло слово: инкуб. Демон, проникающий в сон женщин, чтобы их изнасиловать. Мифологический персонаж — в античной Греции его воплощал бог Пан с козлиными копытами и всегда стоящим пенисом, в Средневековье он считался любовником ведьм, ночным дьяволом, совокупляющимся со спящими женщинами…
Когда Минна и Бивен обнаружили кипы пиджаков из ткани под твид, пуловеров с V-образным вырезом, оксфордских рубашек, шляп-трильби, а также борсалино, они обомлели.
Симон хлопнул в ладоши:
— Ну же, втроем мы все загрузим за десять минут!
Сообщники подчинились, даже не фыркнув. Занять руки означало облегчить голову. Но задерживаться здесь не стоило.
Их ждал Werwolf, волк-оборотень.
122
Расследование наконец-то входило в нормальное русло.
Слежка. Засада. Обыск.
Чистое гестапо. Свидетельство медсестры подтверждало демоническую натуру актера. В категории «подозреваемые» Курт Штайнхофф отныне возглавил список. Главное теперь было не спускать с него глаз. Если этот хлыщ и есть Мраморный человек, рано или поздно они схватят его за руку, что будет стоить всех признаний в мире.
Вернувшись на виллу, они занялись сбором сведений о Штайнхоффе. Прежде всего следовало определить его местонахождение. По всей видимости, он выжил после столкновения с Минной: сейчас он снимался в одном из павильонов «Бабельсберга», в легкой комедии под названием «Розы на пороге». Кино существовало в своем собственном мире. Началась Вторая мировая война, Польша была в огне и крови, Франция и Англия собирали армии, но для съемочных площадок «UFA» ничего не изменилось: там продолжали пересмеиваться по телефону и петь на балконе.
План Бивена был прост: нагрянуть к актеру и перевернуть всю его халупу. Минна постаралась его успокоить: они пока ничего об актере не знали. Может, он женат и отец семейства. Может, у него легион слуг. Может, его соседи зовутся Гиммлер и Геринг, а его улица — филиал СС.
Бивену пришлось, сжав зубы, ждать, пока Минна нароет информацию. Она управлялась с телефоном, как никто другой. Она охмуряла телефонисток, можно сказать вербуя их в агенты расследования. Она знала, кому позвонить, что сказать, когда поменять голос, как выдать себя за того или иного собеседника. Телефон, которым остальные пользовались с долей скованности, был в ее руках и привычным инструментом, и грозным оружием.
Все это время гестаповец изнывал в глубинах кресла, накачиваясь кофе, пока полоумный карлик, насвистывая, развешивал свои костюмы на втором этаже в комнате, которую выделила ему Минна. Натуральный дурдом.
Ближе к четырем дня Минна наконец предложила подвести итоги. Вот что она узнала благодаря телефонным звонкам — Бивен был изумлен, что ей удалось так быстро собрать настоящее досье.
Курт Штайнхофф родился в Баварии в 1897 году. Обычная мещанская семья. Обычное школьное образование, вот только из-за Большой войны свой Abitur он получил несколько позже. В 1918-м он начинает учебу на юридическом факультете и вступает в театральную труппу Мюнхенского университета Людвига-Максимилиана. Смазливая физиономия довершает остальное. Его замечают. Его начинают снимать. Его приглашают в Берлин. Карьера Курта течет как прихотливый поток, смеющийся над препятствиями и искрящийся при малейшем лучике солнца.
Штайнхофф никоим образом не пострадал с приходом к власти нацистов. Напротив, он поддерживал их с первых минут. Когда все актеры — евреи, коммунисты или просто не нацисты — спешно покинули Германию, Курт Штайнхофф только выиграл в жизненном пространстве. В настоящее время он один из самых известных берлинских актеров, и публика, лелеющая свою беззаботность, как подпитывают порок, валом валит на его фильмы, где все и красиво, и тупо, и счастливо. Эти полнометражные ленты не оставляли никакого следа, но именно отсутствие следов заполняло пустоту немецкой души. Сознательное легкомыслие было единственным противоядием, которое германский народ нашел, чтобы забыть об объявленном апокалипсисе.
